— Мгм, — машинально произнес Тоомас Линнупоэг, следя глазами, как его лучший друг Пеэтер Мяги подает мяч.
— Ему стали задавать вопросы вроде «Какое государство больше, Франция или Люксембург?»
— Хе-хе-хе, — засмеялся Тоомас Линнупоэг, не прерывая наблюдения за игрой.
Вийви вновь замялась. Она могла бы рассказать еще многое из того, что говорил ей брат. Могла бы рассказать о его учительнице русского языка, которая требовала, чтобы ученики читали и отвечали ужасно медленно, словно они в детском саду, а не в школе, могла бы рассказать о том, как один мальчик, не выучивший урока, решил разыграть эту учительницу и вместо ответа громко, по слогам, произнес: «Я не зна-ю». Еще Вийви могла бы спросить у Тоомаса Линнупоэга, не пропал ли у него учебник по химии, потому что Мари принесла в школу пять учебников, а чьи они, не знает. Но Вийви нечего не спросила, она видела, что Тоомасу Линнупоэгу не до разговоров, и только еще погрустнела.
И все-таки Вийви необходимо было поговорить.
Тоомас Линнупоэг — славный парень, и Вийви не хотелось, чтобы в классе над ним смеялись. Вийви было больно, когда над Тоомасом Линнупоэгом посмеивались за его спиной. Поэтому она хотела сказать Тоомасу Линнупоэгу правду. На переменке она не могла этого сделать, Тоомас Линнупоэг никогда не бывал один, и домой они никогда не ходили вместе. Единственная возможность представилась сейчас, на уроке физкультуры. Но выложить правду, которая может оскорбить, оказалось не так-то просто. Наконец Вийви удалось справиться со своей нерешительностью, и она произнесла, бледнея и запинаясь:
— Тоомас Линнупоэг, мне надо тебе кое-что сказать.
Хотя Катрин Эхалилл как раз в это время чертовски хорошо подавала мяч, Тоомас Линнупоэг прервал наблюдение за игрой и взглянул на Вийви.
Вийви немного осмелела и повторила:
— Мне надо тебе, Тоомас Линнупоэг, кое-что сказать.
— Ну так скажи! — поторопил ее Тоомас Линнупоэг.
— Это очень странное дело.
Тоомас Линнупоэг и сам понял, что речь идет о странном деле, очень уж долго Вийви собиралась с духом, у нее даже голос стал каким-то чужим.
— Я не решаюсь, — прошептала Вийви.
Тоомас Линнупоэг пожал плечами. Если Вийви не хочет говорить, пусть не говорит. Доверенное лицо он ей, что ли! Или она ждет, что он эту тайну клещами из нее выдирать станет? Тоомас Линнупоэг начал проявлять признаки нетерпения, то есть стал вновь поглядывать на игру. Вийви поняла, что либо сейчас, либо никогда, и выпалила, не переводя дыхания:
— Тоомас Линнупоэг, не ходи учиться на повара! Пожалуйста, не ходи! Все смеются над тобой и говорят, будто ты идешь на это только из-за Майи. А ты посмейся над этим сам и скажи, что ты просто-напросто пошутил, и тогда все они останутся в дураках. Ты спроси у них, неужто они и впрямь приняли все за чистую монету, я-то, мол, никак не думал, что вы такие кретины… Ну, да не мне тебя учить, тебе самому виднее, что сказать.
Зазвенел звонок.
Как хорошо, что он зазвенел! Вийви мгновенно вскочила с места и выбежала из зала. Ей невмоготу было видеть глаза Тоомаса Линнупоэга, испуганные таким неожиданным проявлением ее дружеских чувств. Сейчас Вийви знала только одно: звонок зазвенел вовремя. Иначе она спросила бы у Тоомаса Линнупоэга, что такого особенного нашел он в Майе. Как хорошо, что она не посмела и не успела задать этот гадкий вопрос. Ведь Майя была все же ее соседкой по парте.
Тоомас Линнупоэг звонит Майе
Оставшееся время в школе Тоомас Линнупоэг пребывал в мрачном настроении. Его самолюбию был нанесен тяжелый удар. Говоря по правде, даже очень тяжелый, — Тоомас Линнупоэг привык, что объектом насмешек всегда бывал кто-нибудь другой. И вдруг такой прискорбный факт случился с ним самим.
Вообще-то мрачное настроение сослужило Тоомасу Линнупоэгу хорошую службу по той причине, что у всех других было идеальное настроение, вернее говоря, все другие после трудной контрольной работы словно с цепи сорвались и страшно шумели, так что учитель физики вынужден был то и дело призывать их к порядку. При этом — обратите внимание! — учитель физики ставил Тоомаса Линнупоэга другим в пример. В этот день значимость личности Тоомаса Линнупоэга заметно выросла в глазах классного руководителя, и он истолковал поведение Тоомаса Линнупоэга как результат своих педагогических усилий.
Разумеется, Тоомасу Линнупоэгу было приятно, что учитель такого высокого о нем мнения, но, увы, это не развеяло его мрачного настроения.
В этот день ничто не могло развеять невеселые думы Тоомаса Линнупоэга. Его мрачное настроение могло сделаться лишь еще мрачнее. Тоомасу Линнупоэгу все действовало на нервы. Черт бы побрал эту сердобольную Вийви! Она, видите ли, не хочет, чтобы над птенчиком смеялись! А может быть, никто и не смеялся, может быть, кто-нибудь просто так, без всякого умысла, обронил фразу, а Вийви придала ей значение? Но не идти же теперь к девочке спрашивать, что и как было сказано?
Дома тоже дела обстояли не лучше. Предусмотрительная бабушка уже готовилась к лету и сшила Протону новые штанишки. Протон бегал в них по комнате и сиял от счастья. Он хвастался обновкой перед Тоомасом Линнупоэгом и страшно действовал ему на нервы. Протон, конечно, ждал, что старший брат обратит на него внимание и скажет: «Какие у тебя красивые штаны!» Но старший брат не проявлял ни малейшего интереса к ситцевой обновке Протона, отчего Протон в конце концов поутих и спросил уже почти деловым тоном: «Почему бабушка называет эти штаны игрушечными? Они же совсем настоящие». Вместо ответа Тоомас Линнупоэг просто-напросто запер Протона в другой комнате, и рев братишки немного утешил его больную душу. Но этой забавы Тоомасу Линнупоэгу хватило ненадолго: бабушка выпустила Протона на свободу.
Тогда Тоомас Линнупоэг решил пойти в кино.
Но если уж повозка покатилась под гору, остановить ее никто не в силах. Так и с человеком. Если не повезет, то не повезет по всем статьям. В этот день все мало-мальски приемлемые фильмы были для взрослых. Только для взрослых! Малорослому Тоомасу Линнупоэгу нечего было и думать попытаться пройти. Другое дело, если бы стояла зима. Тогда Тоомас Линнупоэг засунул бы в ботинки толстые стельки от кед, надел бы отцовскую папаху и тем добавил бы себе роста. Шарф намотал бы до самого подбородка, по моде, так, чтобы его предательские детские щеки не слишком бросались в глаза. Прошлой зимой Тоомас Линнупоэг трижды прибегал к такой маскировке и каждый раз с полным успехом. Теперь же Тоомасу Линнупоэгу не оставалось ничего другого, как пойти к своему лучшему другу Пеэтеру, чтобы хоть немного развеяться.
— Что это ты сегодня такой кислый? — спросил Пеэтер.
Тоомас Линнупоэг пожал плечами.
— А каким же мне быть! — ответил он, зондируя почву. — Дома меня вконец извели: «Ну, Тоомас, скоро весна, куда ты пойдешь учиться?» А я не знаю, что отвечать. Взял да ушел из дому.
— А я слышал, ты уже решил, — сказал Пеэтер. Тоомас Линнупоэг насторожился.
— Что? — спросил он недовольно. Пеэтер Мяги прищурился и скривил рот.
— Ну, пойти вместе с Майей…
— Ты что, рехнулся?! — вспылил Тоомас Линнупоэг. — С чего ты это взял?
— Не разыгрывай дурачка, — сказал Пеэтер спокойно. — Выходит, весь класс рехнулся.
— Дурак, — сказал Тоомас Линнупоэг. — Я же пошутил.
В то время, как они таким образом вежливо и по-дружески обменивались репликами, зазвонил телефон. Пеэтер взял трубку и произнес деланным басом:
— Мяги слушает.
В трубке что-то сказали.
— Кого? Кого? — спросил Пеэтер все еще басом и крикнул словно бы в другую комнату: — Пеэтер, тебя к телефону. Какая-то Майя звонит. — Затем выдержал небольшую паузу и сказал уже своим обычным голосом:
— Пеэтер слушает. — При этом он пальцем поманил Тоомаса Линнупоэга поближе.
Тоомас Линнупоэг, сгорая от любопытства, прижал ухо к телефонной трубке. Он, конечно, понимал, что ведет нечестную игру, но разве Майя поступила честно, выболтав всему классу историю с кулинарным училищем? И что за нужда у нее звонить Пеэтеру?
— Это ты, Пеэтер? — спросила Майя. — Когда я услышала голос твоего отца, я чуть было не бросила трубку. У него такой сердитый голос. Но ты мне очень нужен. Ты не объяснишь мне кое-что по математике? Хотела сесть за уроки, да не знаю, с чего начать.
Пеэтер объяснил.
— Ты в субботу на вечер отдыха придешь? — спросила Майя.
— Не знаю, — ответил Пеэтер, — сегодня еще только вторник. У тебя еще есть вопросы?
— Нет, — ответила Майя.
— Всего хорошего, — сказал Пеэтер. В комнате воцарилась тишина.
— Она тебе часто звонит? — спросил Тоомас Линнупоэг с видом полного безразличия.
— Почти каждый день, — ответил Пеэтер Мяги, — и не только она. Все девчонки звонят, у кого дома есть телефон, того и гляди провода перегреются. Вот я и отвечаю отцовским басом, чтобы отвадить их, но ты же видел — и это не помогает.
