На следующий день поползли слухи о воде на улицах в шесть футов глубиной; о жителях, утонувших целыми семьями; о том, что город просто-напросто смыло. Фентресс погрузился в траур — темная одежда, мрачные мысли. Мужчины носили черные повязки на рукаве, многие женщины надели черные вуали. Весь город, да что там — весь штат, затаив дыхание, ждал, пока восстановят телеграфную и телефонную связь. Все корабли от Браунсвилла до Нового Орлеана спешили в разрушенный город — с продуктами, водой, палатками и инструментами. И с гробами.
Я отправилась искать Гарри и в конце концов нашла его в амбаре. Он проводил учет запасов.
— Гарри, что творится?
— Ш-ш-ш! Семь, восемь, девять баррелей муки.
Он сделал отметку в списке.
— Гарри!
— Не мешай! Бобы, кофе, сахар. Так, посмотрим: бекон, лярд, сухое молоко.
— Гарри, скажи…
— Сардины. Убирайся!
— Гарри!
— Мы отправляемся в Галвестон. Папа велел — никому ни слова.
— Кто едет? Почему это секрет? И я не кто-нибудь, я твоя любимая сестра! Забыл?
— Заткнись и уходи.
Я заткнулась и ушла.
Какое-то время я мрачно слонялась вокруг, но вдруг меня осенило — надо заглянуть в «Фентресский Обозреватель», нашу ежедневную газету. Обычно только Гарри дозволялось читать газету (считалось, что младшие дети еще слишком малы, чего-то там, связанное с нашими «нежными чувствами»). Я обнаружила кучу старых газет в кладовке у Виолы. Читать она не умела, но использовала газеты, чтобы мульчировать почву в огороде. Я утащила последний номер и пристроилась на заднем крыльце. Прочла заголовок: «Галвестонская трагедия. Чудовищное наводнение. Гордость Техаса смыло в море. Самая ужасная природная катастрофа в американской истории. Судьба тысяч жителей остается неизвестной».
Тысяч. Тысячи! Ужасное слово стучало в голове. Мысли путались, колени подкашивались. Часть меня отказывалась верить, другая знала, что все правда. А родные, Финчи — они тоже в числе этих тысяч? Они наши родственники, связаны с нами узами крови. А сам Галвестон, красивейший город Техаса, культурная столица штата? Великолепный оперный театр, величественные дома — они тоже исчезли?
Я уронила газету и бросилась в свою комнату. Рыдая, упала на кровать. Свою высокую латунную кровать. Плакала без остановки, пока не пришла мама. Она напоила меня микстурой Лидии Пинхем, от которой у меня закружилась голова, и заставила выпить еще и ложку рыбьего жира. Тут мне стало совсем плохо. Наконец я выползла из постели и пошла в лабораторию искать дедушку. Он усадил меня на высокую табуретку, где я столько раз сидела, помогая ему в работе, погладил по голове, приговаривая:
— Тише, тише. Такие вещи случаются. Ты не виновата. Успокойся. Ты хорошая, храбрая девочка.
Ага, храбрая. Обычно дедушкина похвала вызывала у меня восторг, но только не сейчас.
— Почему никто не стал слушать? — на меня напала икота.
— Люди часто не обращают внимания на факты. Ты не можешь заставить их увидеть то, чего они не хотят видеть.
Он откупорил бутылочку с темно-коричневой жидкостью и произнес тост:
— За Галвестон, каким он был! За Галвестон, каким он когда-нибудь будет!
Он глотнул и поморщился.
— Какая гадость! Хочешь попробовать? Прости, забыл, что ты не пьешь. Тем лучше. Отвратительное пойло. Пора сдаваться. Я прекращаю исследования в этом направлении.
Я так удивилась, что даже плакать перестала.
— Сдаваться?
Никогда дедушка не сдавался, даже из-за меня. Даже когда я чуть было не потеряла наш драгоценный Vicia tateii, новый вид волосатого горошка, который мы открыли.
— Как же так, дедушка, после всех ваших усилий?
Я окинула взглядом многочисленные бутылки, загромоздившие стол и полки. Каждая снабжена ярлыком с датой и способом перегонки. Столько работы пропадет.
— Я не совсем прекращу исследования, пойми, я просто собираюсь сменить направление. Я понял, что пекан больше подходит для сладких напитков, таких как десертный ликер. Кроме того, отрицательный результат — тоже результат. Запомни, Кэлпурния, одно поражение учит большему, чем десять побед. Чем сокрушительнее поражение, тем ценнее опыт.
— Вы хотите сказать, что я должна стремиться к сокрушительным поражениям? Маме это не понравится, ей хватает и самых обычных.
— К поражениям стремиться не надо, просто извлекай из них уроки.
— Ясно. Старайся обращать неудачи на пользу. А что до сожалений…
— Да? Они полезны, пока ты учишься. Когда сделаешь все необходимые выводы, сожаления необходимо отбросить.
— Да, я понимаю.
— Отлично. Теперь, если не возражаешь, не могла бы ты делать записи, пока я проверяю последние образцы.
Я вытащила карандаш из треснутой бритвенной кружки и заточила его. Может, мы еще не вернулись к полноценной работе, но по крайней мере, движемся в нужном направлении.
В среду папа с Гарри и нашим работником Альберто погрузили в фургон одеяла, инструменты и кучу еды. Мама, плача, обнимает папу, он шепчет ей что-то успокоительное. Потом пожимает дедушке руку и целует каждого из нас в щеку.
— Слушайтесь маму.
Он смотрит на меня чуточку дольше, чем на других. Ну и ну, по-моему, это несправедливо.
Альберто застенчиво целует свою жену Сан-Хуану. Она беззвучно шепчет молитву и крестит его.
Папа и Альберто влезают на козлы, папа берет в руки вожжи, Гарри садится на Короля Артура. У нашей рабочей лошадки широкая грудь и широченная спина — не очень-то удобно для дальней поездки, зато Король Артур большой и сильный, сможет расчищать дороги и возить доски. Папа собирается доехать до Лулинга и погрузить фургон на речной пароход или поезд до побережья. Там видно будет, где посвободнее. Люди и грузы со всего штата устремились в Галвестон, и моя семья обязана внести свою лепту. И отыскать дядю Гаса, тетю Софронию, кузину Агги.
Папа дергает поводья.
— Но, пошли!
Лошади уперлись и натянули постромки. Фургон заскрипел и медленно двинулся. Тревис едва удерживает Аякса за ошейник. Пес, не желая расставаться с папой, рвется и лает. Мама уходит в дом, а мы с братьями провожаем фургон до конца улицы, машем вслед и кричим: «До свидания!» Через несколько минут он исчезает за поворотом дороги.
Мы еще не знаем, что расстаемся на целых два месяца. Не знаем, как они изменятся за время разлуки.
Глава 7
Земноводные и пресмыкающиеся у нас дома
Физиономия у этой змеи отвратительная и свирепая; зрачки представляют собой вертикальную щель в крапчатой радужной оболочке цвета меди; челюсти широки в основании, а нос выдается вперед треугольником. Мне, кажется, никогда не доводилось видеть ничего более гадкого, исключая разве некоторых вампиров.
Стулья, где обычно сидят папа и Гарри, так и стоят пустыми. Это так огорчало маму, что она попросила дедушку пересесть на папино место во главе стола. Дед согласился, чтобы доставить ей удовольствие, но он не любитель застольных бесед и во время еды в основном сидит, уставившись в пространство. Если к нему обращаются, он только моргает и бормочет:
— А? Что такое?
Кое-кто считает его невоспитанным и даже выжившим из ума, но я-то знаю: за невозмутимым фасадом таится деятельный ум. Дедушка размышляет о Тайнах Природы. Как я люблю его за это!
За ужином мама зачитывала нам письма от папы. Я заметила, что она читает не все, некоторые страницы пропускает. Бодро улыбается и говорит что-то вроде «ваш отец думает о вас» и «мы все должны выполнять свой долг в этот нелегкий час».
Однажды мы получили телеграмму. Не от папы, но из Галвестона.
Я как раз была у себя в комнате, читала «Книгу Джунглей» Редьярда Киплинга. Я полностью погрузилась в приключения мальчика-волчонка Маугли. (Собственно говоря, я тайком «заняла» книжку у Сэма Хьюстона. Постигнуть не могу, почему именно он получил эту книгу на день рождения, а не я. Он не такой уж любитель чтения.)
Я услыхала треск гравия на дорожке и выскочила посмотреть. Это мистер Флеминг подъехал на велосипеде. Пока он дошел до гостиной, я успела позвать братьев, всех, кого смогла найти. Подтянулись и Виола с Сан-Хуаной. Мистер Флеминг низко поклонился маме.
— Миссис Тейт, телеграмма из Галвестона… Я знаю, вы ждете вестей, поэтому принес ее сам.
Мама не могла произнести ни слова, только кивнула в знак благодарности. Мы все разом перестали дышать, пока она трясущимися руками вскрывала телеграмму. Через секунду она воскликнула «Слава Богу!» и разрыдалась. Листок выпал из маминых рук. Виола помогла ей добраться до стула и начала обмахивать нотами.
Я подобрала телеграмму. Какой странный, прерывистый язык.
— Читай вслух, Кэлли, — попросил Сал Росс.
— БЛАГОДАРЕНИЕ БОГУ ЖИВЫ ТОЧКА ДОМ РАЗРУШЕН ТОЧКА НОЧУЕМ В ПАЛАТКЕ НА БЕРЕГУ ТОЧКА С ЛЮБОВЬЮ ГАС СОФРОНИЯ АГГИ ФИНЧ ТОЧКА.
