«О чём же рассказать ему? — подумала она, ласково глянув на сына, с жадным вниманием смотревшего на неё. — Ведь просила же отца купить в Ереване книгу о Давиде Сасунском, — вспомнила Аревик с досадой, — подарили бы сыну на день рождения. Вот была бы ему радость!» «Нигде не смог купить. Нет в продаже», — сказал тогда Левон, когда вернулся из города. «Что-то не верится, — подумала она, — чтобы в столице да нельзя было бы достать книгу о Давиде Сасунском. Видно, плохо искал».
— Ну, мама-джан, — прервал Давид размышления матери, — прошу тебя, ещё про один подвиг расскажи, и всё! Ну, пожалуйста, жалко тебе, что ли! — Давид уже по глазам видел, что она почти согласилась.
Аревик взяла со стола начатый носок и села в изножье кровати. Спицы так и замелькали в её руках.
— Ладно, слушай, — начала она. — Ты помнишь, я рассказывала, как Мсра-Мелик завидовал своему сводному младшему брату Давиду Сасунскому, его богатырской силе и отваге, да? Я, кажется, рассказывала тебе об этом, да?
— Ага, — кивнул Давид, не отрывая от лица матери своих широко расставленных чёрных глаз.
— Так вот, однажды коварный Мсра-Мелик, который славился не столько своей силой и добрыми делами, сколько вероломством, поручил двум пахлеванам…
— Это ты уже рассказывала, мама! Я про это знаю: как Давид Сасунский, спасся, сбросив обоих пахлеванов в реку с Ватманского моста.
— Ну вот видишь — тебе уже известны все подвиги Давида Сасунского. Ты даже можешь теперь сам о нём рассказывать людям. — Мать помолчала и принялась сосредоточенно поднимать спицей спущенную петлю на вязании. От усердия она даже сдвинула тонкие чёрные брови. — Когда я была маленькой, бабушка мне часто рассказывала про Давида Сасунского. Теперь я многое позабыла, Давид.
— А сама говорила, что Давид совершил много-много подвигов, о которых люди не должны забывать. А ты вот взяла да и забыла… — Давид разочарованно умолк.
В наступившей темноте внезапно с дальнего конца посёлка донёсся лай чьей-то собаки. Санасар из своей конуры сонно тявкнул в ответ и тут же затих.
— Постой, а я рассказывала тебе, как Давид Сасунский освободил из заточения всех лесных зверей? — вдруг оживилась мать, подняв глаза от вязания. И так всегда: начинает с неохотой, потом увлекается. «Как маленькая», — подумала она про себя.
— Каких зверей? Нет, не рассказывала.
— Тогда слушай. Отец Давида, которого народ прозвал Мгером, Разрывающим Львов, был очень смелым охотником, и больше всего на свете он любил охотиться на горе Цовасар. Когда же он умер, пришёл туда зловредный Мсра-Мелик и объявил жителям города Сасун: «На этой горе охотиться буду только я!» Сасунцы же, которым хорошо был известен злодейский нрав Мсра-Мелика, не пытались и близко подойти к запретной горе. Давид, конечно, ни о какой горе и знать не знал, потому что его дядя не только сам скрывал всё от мальчика-богатыря, но и другим запретил ему об этом рассказывать. До поры, до времени, конечно…
— Почему?
— Он боялся, что Давид может отправиться на гору Цовасар и там встретить Мсра-Мелика.
— Ну и что? Он ведь сильнее Мсра-Мелика, чего ему бояться?
— Сильнее-то он Мсра-Мелика сильнее, но дядя Давида опасался, что Мсра-Мелик хитростью и коварством может погубить племянника. И правда, Давид по молодости лет был уж очень доверчив и неопытен.
Но однажды какая-то старуха всё же проговорилась молодому богатырю о горе Цовасар.
Давид тут же прибежал к своему дяде и стал просить: «Покажи мне дорогу к горе Цовасар, где любил охотиться мой отец — Мгер, Раздирающий Львов, и я поеду туда». — «Не надо, — ответил Давиду дядя, — там тебя может убить Мсра-Мелик». — «Так он же убьёт меня, а не тебя! Если не укажешь дорогу к Цовасару, клянусь хлебом и вином, я тебя накажу!» — закричал Давид в гневе.
— Я же сказал, что Давид Сасунский никого и ничего не боялся! — Давид резко сел в постели. Глаза его горели от возбуждения. — И что ему бояться? Он ведь сильнее всех на свете!
— Сынок, не прерывай меня. Дай докончить. Ещё посуду надо помыть… А я сегодня так устала на птицеферме. Ложись, ложись — слушай дальше. «Хорошо, хорошо, — сказал Давиду дядя, — я сейчас же сведу тебя на гору Цовасар. Только не сердись».
«Возьмите и нас с собой! — попросили тут жители города Сасун. — Там, наверное, тьма-тьмущая волков, медведей, козуль, диких баранов!»
И вот дядя Давида вывел свою лошадь, оседлал её. А Давид взял отцовский лук, стрелы и тоже сел на своего коня и двинулся за дядей. А следом за ними помчались сасунские молодцы на своих скакунах. Когда они подъехали к горе Цовасар, то увидели, что она обнесена высокой стеной.
«Дядя, что это за стена?» — спросил Давид. «Ее воздвиг твой отец, чтобы звери не убежали».
Услышав это, Давид вырвал огромный дуб с корнями и стал пробивать стену.
— Вырвал дуб с корнями?! — Давид даже рот открыл от удивления. — Как это можно вырвать дуб?
— Ты забываешь, сынок, что Давид Сасунский был не простым человеком, а богатырём… — Мать наклонилась и погладила сына по голове. — И обвалился огромный кусок стены, и глазам жителей Сасуна открылся густой тенистый лес, прозрачные горные родники и озёра, вокруг которых разгуливали тесными стадами медведи, лисицы, олени, дикие бараны и разные другие звери.
Обрадовались сасунские молодцы, схватились за свои луки и хотели убить дикого барана или козулю. «Эй, вы! Не смейте трогать зверей! — закричал Давид громовым голосом. — Мой отец заточил в темницу вольных зверей, а я освобождаю их не для того, чтобы вы убивали их!» — «Но, Давид, — взмолился его дядя. — Мы же проголодались. Убьём хоть одного барана и зажарим его». — «Нет, не стану я убивать пленных, — твёрдо сказал Давид. — Эти звери в плену, а разве можно убивать пленных? Пленного зверя и старуха может убить. А мужчина должен охотиться только на вольного зверя».
И пошёл Давид крушить ножищами и кулачищами стену вокруг горы Цовасар, пока она не превратилась в груду развалин. «Гей вы, пленные звери! — загремел его богатырский голос. — А ну, выходите отсюда побыстрей да живите отныне на воле!»
Потом Давид обежал всю гору кругом, обшарил каждый куст и скалу — а вдруг где какой зверёк притаился. Жалко ведь его! «Ну а теперь, — обратился он к сасунцам, — кто из вас поудалей, может охотиться, только по-честному, как положено мужчине». Вот какой человек был Давид Сасунский, — улыбнулась мать. Но горящий взгляд мальчика был устремлён не на мать, а поверх её головы, куда-то вдаль, где ему виделась сказочная гора Цовасар и освобождённые Давидом звери…
— А дальше? — очнулся Давид.
— Всё. На этом и кончается сказ. А теперь спокойной ночи, сынок. — Мать потрепала ему волосы, выключила свет и вышла из комнаты.
Как-то в конце ноября Левон — отец маленького Давида — отправился в горы на охоту. Добравшись до подножия горной гряды, он привязал лошадь у родника, а сам с ружьём в руке стал бродить по склонам высоких гор, поросших густым кустарником и лиственницей, высматривая под деревьями свежие следы горных коз или диких баранов. Однако то ли их становится мало в наши дни, то ли, спасаясь от людей, горные козы стали выбирать теперь дикие, неприступные участки гор, где они могут спокойно щипать траву в расщелинах скал, — как бы то ни было, не всякому охотнику нынче удаётся напасть на след этих диких животных.
Небо было безоблачное, ясное. Светило яркое солнце. Часа два безуспешно побродив с ружьём наготове, Левон решил подняться выше в горы, ближе к вершинам, где пореже деревья и кустарники и где над крутыми теснинами нависают огромные нагромождения недоступных отвесных скал. И вдруг, когда, казалось, он потерял всякую надежду, Левон случайно поднял голову и — удача! — заметил на выступе скалы гордый силуэт застывшего хозяина гор, словно обозревавшего свои владения. Голову его украшали крутые витки рогов.
«Ну и красавец!» — подумал Левон и с сожалением спустил курок. Козёл дёрнулся всем телом, подпрыгнул высоко в воздухе и в следующую минуту рухнул вниз. Левон очень обрадовался, что попал в козла. Он побежал к подножию скалы. Там он увидел подстреленного козла, который лежал на боку. Животное тяжело дышало, из правого бедра хлестала кровь. Левону стало не по себе, он перевязал ему рану, чтобы остановить кровь. Горный козёл дёрнулся разок, но затем бессильно уронил голову на землю и притих. К вечеру с добычей поперёк седла Левон вернулся в посёлок.
— Мама, папа убил горного козла, смотри! — закричал Давид, когда отец въехал во двор.
— Нет, не убил, а только тяжело ранил. Помоги-ка спустить его на землю, — сказал Левон выбежавшей из дома жене.
Давид радостно суетился вокруг лошади. Горный козёл, придя в сознание, задвигал головой, словно пытаясь освободиться от пут.
