— Ты ещё и лгунишка. Всё правильно. Кто ворует, тот и врёт.
Толстый гражданин наконец отпустил Сашино ухо и принялся вытаскивать из сетки свою собаку.
— Ох ты мой мальчик! Ох ты мой бедненький, — сюсюкая, приговаривал он. — Пойдём скорей домой. Я тебе колбаски диетической купил.
Сняв сетку, он прицепил к собачьему ошейнику поводок и направился к выходу.
— Сетку-то отдайте! — закричал Саша вслед. — Это ж моя сетка.
— Я вот тебе отдам! — процедил гражданин не оборачиваясь. — Будешь огрызаться — я тебя в этой сетке в Смоленке утоплю.
Делать было нечего, и невезучий Саша с распухшим ухом и укушенным пальцем грустно поплёлся с кладбища. Но главные его несчастья были впереди.
Вернувшись к злополучному дереву, Саша с ужасом обнаружил, что часов под ним нет. Утащила ли их в конце концов та любопытная ворона, или взял их какой-нибудь несознательный прохожий, мы не знаем. Но то, что часы пропали, — это факт. Саша на коленях обшарил всё вокруг и даже взрыл пальцами землю. Часы как в воду канули. Вконец расстроенный птицелов сел на камень и не на шутку загрустил.
Часы на Новый год подарила ему мама. У большинства Сашиных сверстников наручные часы были уже давно. В Сашиной же жизни это были самые первые часы. Он долго просил маму купить их и ради этого закончил полугодие всего с одной тройкой. Потом они несколько дней ходили по магазинам, придирчиво выбирая часы. Наконец Саша остановился на строгих элегантных часах под названием «Старт». Саша был так влюблён в свои часы, что даже не снимал их с руки, когда ложился спать. И вот часы пропали. Пропали нелепо и глупо.
Саша сглотнул тугой, твёрдый ком, подкативший к горлу, и с тоской посмотрел на тяжёлые гранитные кресты, подступавшие к поляне.
Вечером на скамейке перед домом Саша поведал другу свою грустную историю.
— Эх ты, Ляпа-растяпа, — сочувственно сказал Коля. — Говорил же — не выдумывай.
— Я как лучше хотел. С вороной… Главное — маму жалко. Она всё любит спрашивать: «Шурик, который теперь час на твоих?»
— А сколько часы стоили?
— Тридцать рублей.
— Дорогие. Ну, ничего, Ляпа, не переживай. Что-нибудь придумаем. Есть тут у меня одна идейка.
При слове «идейка» Саша встрепенулся и поднял свою голову.
— Идейка? Ну, ну, говори.
— С концертом для шарманки мы пока повременим. Понимаешь, мы с тобой совершенно забыли один важный факт. Помнишь, Павел Андреевич говорил, что человек тот с попугаем скорей всего зоолог?
— Помню.
— А раз так, то нам нужно сходить в Зоологический институт. Походить там, порасспрашивать. Это же ниточка! Как мы сразу не додумались? К тому же они там про попугаев всё знают.
— А ведь и верно! — согласился Саша. — Только как же мы туда сунемся. Это ж не базар какой, а научное заведение. Нас, может, туда и не пустят вовсе. Предлог хороший нужен.
— Правильно мыслишь. Так вот: предлог есть. Я продам свой скелет.
Саша повернул голову и внимательно посмотрел на друга. Но тот оставался совершенно серьёзным.
— Что продашь?
— Свой скелет, — повторил Коля. — Для научных целей.
Саша сглотнул слюну и захлопал своими длинными, пушистыми ресницами.
— А… а как же ты… это… без скелета будешь?
— Ляпонька, тебе, наверное, не надо было создавать швейную иглу неандертальцев. Это плохо подействовало на твои умственные способности. Я ж его не сразу отдам, а после смерти. Понимаешь? Напишу такую бумагу, что так, мол, и так, завещаю свой скелет для научных исследований. Или, может, из него учебное пособие сделают. Это уж они сами пусть решают.
— А что же их, покупают? Ну, скелеты?
— Точно я, конечно, не знаю. Но мне один парень в пионерлагере из первого отряда говорил, что он продал свой скелет. И что купил на него резиновую лодку.
— Ишь ты, лодку. Значит, хорошо платят. А вдруг детские не берут?
— Тьфу ты, бестолочь! — не выдержал Коля. — Ты что, сейчас помирать собрался?! Это ж потом, в старости!
— Ну да, да! — закивал головой Саша. — А ты уверен, что их в Зоологическом принимают? То есть, я хотел сказать, что именно там такую бумагу писать нужно?
— Нет, я, само собой, не уверен. Но нам главное — туда проникнуть, с людьми поговорить, посмотреть. А уж скелеты — я не знаю… Возьмут — хорошо. Купим тебе часы.
— А, была не была! — решительно сказал Саша. — Я тоже свой продам. Глядишь, вместе висеть будем. Ну, в каком-нибудь институте. Всё веселее.
— Только ты смотри держи язык за зубами, — сказал Коля. — Скелеты, конечно, дело сугубо личное. Но всё-таки лучше помалкивать.
— Да ясно. Можешь не учить. Заявления напишем?
— Там, там. Сначала всё выяснить надо. Ты помни: главное для нас — человек с попугаем.
Саша пощупал свою тоненькую локтевую косточку на левой руке и усмехнулся. Мысль продать скелеты явно пришлась ему по душе.
Глава 11. Продаются два скелета
Вестибюль Зоологического института встретил друзей старинной мраморной прохладой, полумраком и тишиной. Слева и справа в глубоких нишах располагались два гардероба, за барьерами мирно дремали старушки гардеробщицы. Впереди широкими каменными ступенями вздымалась лестница, ведущая к центру зоологической мысли. Возле лестницы за обычным канцелярским столом сидела пожилая седенькая женщина, по всей видимости дежурная. Она читала журнал «Техника — молодежи» и одновременно вязала носочки для внука.
Коля и Саша, как и все в мире новые посетители учреждения, робко дошли до середины вестибюля, остановились и растерянно посмотрели по сторонам.
— Мальчики, вы куда? — спросила дежурная, оторвав взгляд от журнала, но не прекращая вязания.
— Нам бы с каким-нибудь хорошим учёным по одному вопросу проконсультироваться, — сказал Коля. — Насчёт скелетов. Дело большой научной важности.
— Насчёт скелетов, говорите. Ага. Так это вам надо к остеологам. Костями да скелетами у нас остеологи ведают. Вот ежели бы вас червяки какие или там пауки интересовали, тогда б нужно было к этим, как их… Забыла. Да. А раз скелеты, значит, к остеологам — это точно. И лучше всего вам пойти к Платону Сергеевичу. Мигай ему фамилия. Он хоть и занят всегда шибко, но очень толковый дядечка. Как чуть что, какая кость непонятная — все к Платону Сергеевичу. Он на третьем этаже сидит, в девятой комнате. Вот идите, только не балуйте там.
— Что вы, что вы, не беспокойтесь, — сказал Саша. — Мы очень тихо.
— Или вот что, погодите, — сказала словоохотливая дежурная. — Поезжайте-ка вы на лифте. У нас лифт старинный. Такой красоты нигде больше не увидите.
Слева от лестницы в глубоком дверном проёме находилась тяжёлая железная дверь, украшенная литыми чугунными цветами. Повернув массивную бронзовую ручку, ребята вошли в лифт. Стены кабины, отделанные настоящим красным деревом, плавно суживались кверху, отчего казалось, что ты находишься внутри какого-то экзотического восточного шатра. На потолке маленький хрустальный плафон освещал кабину-шатер тихим, спокойным светом. Одну стену кабины занимало необычайно чистое, светлое зеркало, которое в данную минуту с поразительной достоверностью отражало несколько взволнованные лица наших героев. На стене слева была укреплена благородная латунная панель с латунными же столбиками-кнопками, обозначающими этажи. Кнопок этих было всего четыре. В нижней части панели имелась надпись:
ЭЛЕКТРИЧЕСКАЯ ФАБРИКА
ИНЖЕНЕРА ОГЮСТА ПЕТИ.
ПАРИЖЪ.
Саша аккуратно закрыл створки дверей, а Коля благоговейно нажал на кнопку с цифрой «3». Кабина очень медленно поползла вверх. Но очарование длилось недолго. Едва дотащившись до второго этажа, лифт стал. Друзья лихорадочно давили на кнопки, пытались открыть дверь, но всё безуспешно.
— Застряли? — послышался снизу голос доброй дежурной.
— Застряли! — хором ответили друзья.
— Значит, так. Под кнопками инженерову фамилию видите?
— Видим.
— Теперь громко скажите: «Чёрт бы побрал этого Пети!» И маленько подпрыгните. Он сразу вас и довезёт.
Ребята недоверчиво переспросили, что надо делать, и, получив подтверждение странному указанию, выполнили его в точности. Лифт послушно снялся с места и благополучно доставил их до третьего этажа.
— Что за мистика? — удивился Саша.
— В каждой избушке свои игрушки, — ответил Коля. — Нам с тобой над этим думать некогда. Ищем девятую комнату.
Отыскав нужный кабинет, ребята постучали и робко вошли.
Один знаменитый древний оратор, как известно, мог одновременно делать два дела: писать и беседовать. Платон Сергеевич занимался сразу тремя. Он смотрел в микроскоп, что-то быстро записывал на большом листе бумаги и вдобавок говорил по телефону.