— Какой у вас первый экзамен? — спросил наконец Володя.
— У нас? — Лариса шла, держа косынку за уголки, то связывая их, то развязывая. — У нас первый — русское сочинение.
— Когда я был в восьмом, писал сочинение «Мой любимый герой». Про Валерия Чкалова.
— Так ведь Чкалов — не литературный герой, а из жизни, — засомневалась Лариса.
— Он и из жизни, и из литературы. Я тогда, помню, книжку про Чкалова прочел… И вообще Чкалов — это настоящий герой. Я вот закончу десятилетку, и обязательно — в летную школу.
— А если у нас будет такая тема, я напишу про Павку Корчагина… Или про русских женщин из поэмы Некрасова.
— Гм, — неопределенно хмыкнул Володя. — Про Корчагина — я понимаю, а вот насчет этих княгинь… Не знаю, хорошая ли это тема.
— Ты так думаешь? — спросила Лариса.
И снова несколько минут шли молча.
— Нет, — заговорила Лариса, словно во время молчания в мыслях с кем-то спорила, а сейчас пришла к окончательному убеждению. — Это тоже очень интересно. Мне хотелось бы написать об этих женщинах… Ты пойми… Они ведь могли жить в роскоши и без всяких забот, а вот пошли за своими мужьями на каторгу… Разделили с ними их тяжелую судьбу… Старались облегчить участь своих близких. А сколько издевательств и горя пришлось им пережить… Нет, они настоящие героини.
— Я не говорю, что они не героини, но как-то так… — заколебался Володя.
— А я так очень люблю эту поэму.
Они свернули в другую улицу и теперь, не спеша, шли по тротуару. Лариса сняла косынку с головы и набросила на плечи.
— Тебе холодно? — спросил Володя.
— Нет, что ты, мне тепло, — ответила Лариса, хотя ей в самом деле было прохладно.
Володя снял пиджак, накинул Ларисе на плечи.
— Не надо, не надо, — Лариса хотела сбросить пиджак, но Володя удержал ее за руки, ей стало неловко от этого его прикосновения, и она покорилась.
Смущенные, растерянные, они молча шли рядом. Лариса ощущала тепло Володиного пиджака, и ей было стыдно и радостно. Володя укрыл ее плечи… Об этом Лариса только в книгах читала да порою видела, как ходили так с ребятами большие, взрослые девушки. Если бы сейчас встретился кто-то знакомый, Лариса сгорела бы со стыда.
— Давай будем дружить, — сказал Володя.
Лариса сбоку глянула на него.
— Вот… пиджак мне отдал, а сам в одной тенниске… Тебе же холодно…
— Что ты, я ведь спортсмен, — выпятил грудь Володя. — Мне никогда не бывает холодно. — Потом, помолчав немного, спросил: — Так согласна?
— Давай, — прошептала Лариса.
Они подошли уже к ее дому. Под их окнами был разбит палисадник. Между ним и стеной дома стояла деревянная лавочка.
— Посидим немного? — предложил Володя.
Ларисе и хотелось побыть еще с Володей, и было боязно — поздно уже, пора домой. Но она согласилась. Сели на лавочку.
Вокруг дома стояла тишина, в доме тоже было тихо, только из одного окна чуть слышалось радио. Вдруг в конце тротуара, ведущего к дому, показалась фигура. Человек двигался медленно, останавливаясь через каждые несколько шагов. В один миг узнала в нем Лариса отчима. Да, это он, так поздно — и пьяный. Сквозь землю бы теперь провалиться… Володя увидит его… Как стыдно…
А отчим приближался. Шел, петляя, с одной стороны тротуара к другой. Словно ноги его были связаны и он никак не мог освободить их от веревки.
Лариса вся сжалась, припала к стене. «Пусть бы Володя не заметил его, пусть бы не заметил…»
Но Володя заметил, что она с ужасом смотрит на пьяного.
— Испугалась? — шепотом спросил он. — Не бойся, пускай только сунется…
Лариса с облегчением вздохнула. «Ведь он же не знает… Не знает, что это мой отчим…» Но дрожь, бившая ее, не проходила.
Отчим протащился мимо, не заметив Ларисы, исчез в подъезде. Было слышно, как гремели в коридоре его сапоги, как стукнула дверь квартиры.
— Так этот тип в вашем доме живет? — спросил Володя.
Лариса не ответила, как будто не расслышала вопроса.
— Ну, я пошла, — сказала она, когда все вокруг снова затихло.
— Что ж, — согласился Володя, поднимаясь с лавочки, — и правда уже поздно.
Они попрощались за руку, и Володя ушел. Ларисе же теперь никак не хотелось возвращаться домой. Она хорошо представляла себе, что там сейчас творится, и не шли туда ноги. Притаилась в подъезде, прислонилась к стене. Решила переждать, пока там затихнет, улягутся.
Но стоять в подъезде тоже было неудобно. Могли выйти соседи, кто-то мог возвращаться домой и увидеть ее. Вот и на самом деле скрипнула чья-то дверь. Лариса выскользнула на улицу. Куда идти? Появилась мысль вообще не ночевать сегодня дома, вернуться к Оле. Но жаль было матери — станет беспокоиться.
Побродив еще немного вокруг дома, подошла к окошку, заглянула. Половину окна закрывал вазон — Ларисин огонек стал большим раскидистым кустом. Теперь он рос в деревянной кадке и был покрыт множеством ярких малиновых цветков.
Сквозь листья Лариса увидела мать, стоявшую посреди комнаты и углом белого платка вытиравшую слезы.
«Снова плачет, — сердито подумала Лариса. — Дала бы ему как следует», — стиснула она кулаки.
Отошла от окна, стала ходить по тротуару. Опустила руки в карман, нащупала взятые взаймы деньги.
«А когда кончатся и эти… Как жить дальше, — думала она. — Неужели вечно побираться… Какой стыд…»
Ларисе было холодно. Тоненькая косынка не спасала от ночной свежести. Но домой идти не хотелось.
«Ох, если б я могла хоть чем-нибудь помочь… Но когда еще кончу школу…»
И вдруг как молния блеснула мысль. «А почему обязательно кончать школу… Этим летом мне исполнится шестнадцать… Получу паспорт… Кончу восемь классов и — работать…»
Мысль была как неожиданной, так и интересной, и манящей, зовущей к новому, неизведанному.
«Пойду на завод, — думала Лариса. — Буду зарабатывать деньги, и маме сразу станет легче… Как я раньше до этого не додумалась… Праздники, экзамены… А потом… Все будет хорошо, мама. Помнишь, ты однажды сказала, что я у тебя хорошая помощница и что только на меня у тебя надежда. Так что позволь мне принять решение. Я теперь знаю, что надо делать».
Первомайское утро. Весь город в яркой алости флагов, дома сверкают вымытыми стеклами, ограды и заборы свежевыкрашены, побелены, зеленая травка под ними, словно ежик, топорщит острые иголки, на деревьях набухли — вот-вот полопаются — тугие клейкие почки. А надо всем — ясное, яркое, словно тоже вымытое и начищенное к празднику солнце. Слышится музыка — это уже собираются демонстранты. Скоро, в колоннах, со знаменами, люди двинутся к центру города. И Лариса торопится, бежит в школу. Ей кажется, что она уже опоздала, хотя точно знает, что вышла вовремя, что еще рано.
Возле школы — шумная толпа. Девочки в белых выглаженных блузках, с яркими галстуками, в синих или черных юбочках. Мальчики тоже в белых рубашках, тоже с красными галстуками, непривычно опрятные, подтянутые. У всех в руках ветки с только что распустившимися свеже-зелеными листьями. Так было условлено пойти на демонстрацию, чтобы их колонна выглядела по-весеннему красивой.
И на Ларисе белая блузка с синей юбочкой в складку. Мама специально сшила к празднику новую, вчера сидела за машинкой до полуночи, заканчивала.
— Оля! — кричит Лариса, увидев подругу.
— Лариса! — откликается та. Веселая всегда, сегодня так и светится от радости. — Иди сюда, здесь уже все наши, мы в одной шеренге пойдем, — махала Оля зеленой веткой.
— Надя! С праздником! Петя, Игорь, с праздником! — поздравляет Лариса друзей. — Ой, смотрите, у Игоря на ветке цветок распустился.
Все обступают Игоря, трогают пунцовую бумажную розу, которую тот привязал к своей ветке.
— Жаль, что мы не додумались, — переживает Надя.
— А у Володи, смотрите, шары! Да какие огромные, — увидела пробиравшегося к ним Володю Оля.
— Володечка, где взял? Володечка, дай шарик! — бросились к нему девочки.
Только Лариса стоит в стороне, смотрит на Володю. Какой он красивый в белой рубашке… На длинных нитках качаются над его головой шары — синий, желтый, красный… Но Лариса не попросит… Ни за что…
— С праздником, девочки, — приветствует всех Володя. — Да тише вы, не хватайте. Я их вам и несу. На! — подает он синий Оле. — На! — подносит он шар и Наде.
Лариса смотрит, как раздает Володя шары девочкам. Она верит, она даже уверена, что сейчас он подарит и ей. Тайной птицей бьется мысль, что Володя и подошел-то к ним только потому, что здесь она, Лариса…
— А вот это тебе, — протягивает Володя ей ниточку от красного шара, — самый красивый, самый большой.
— Володя, ты — рыцарь, — кричит Оля. — Каждая из нас вечером подарит тебе по вальсу!
— Ловлю на слове! Чтобы после не отпирались, — смеется Володя и исчезает в шумной толпе.
