Наталья Захаровна слушала эти горькие слова, но ничем, кроме сочувственной улыбки, ответить не могла. Что ей делать? С нее требуют, и она должна подчиняться. Сазонова и Глушко — не единственные. Она вспомнила, что недавно на совете воспитателей эти же мысли тревожили учителей. Ее упрекали в том, что школа уделяет слишком много внимания обучению и слишком мало занимается вопросами воспитания. Такой разрыв уже дает видимые осложнения. Говорили о том, что невежественных в педагогике людей, оторванных о г жизни и равнодушных чиновников, это положение мало беспокоит. Они заботятся лишь о внешней стороне просвещения. Воспитание нравственных качеств — воли, характера — не поддается никакому учету, а значит, остается на совести классных руководителей…
Размышления Натальи Захаровны были прерваны звонким голосом Жени.
— Товарищи! Слово предоставляется Константину Семеновичу!
— Уважаемые товарищи! Комсомольская организация школы поставила на обсуждение очень серьезный вопрос, имеющий для всех нас громадное значение, — начал Константин Семенович. — И поставила она его правильно. Действительно, если подумать, с какой стати учителя так много нянчатся с лентяями, с недобросовестными учениками? Мы обязаны работать со всеми и каждому ученику уделять внимание. Это наш долг, и все это понимают, но на деле получается другое. Драгоценное время и усилия преподавателей тратятся на худших, а значит, худшие тянут всю школу назад. И правильно здесь выступали, справедливо негодовали. Нельзя мириться с таким положением. Школа может и должна двигаться быстрей, работать лучше. Погорелова очень добросовестно отнеслась к поручению комитета, собрала ценный материал и глубоко изучила этот вопрос. Она даже составила списки. Я согласен с ней и в том, что все отстающие делятся на три категории: на лодырей, на тех, у кого нет условий для нормальных занятий, и на тех, кому трудно. Сначала о лодырях. Некоторые из выступавших возмущались поведением лодырей, и в их словах прозвучала такая мысль: «Зачем нам возиться с ними? Не хотят и не надо. Выгнать их, и дело с концом». Правильный ли это вывод? Конечно, нет. Наталья Захаровна говорила вам о коллективе. Скажу немного и я. Сила коллектива заключается в общей заинтересованности судьбой каждого. Коллектив не даст никого в обиду, но он и потребует от каждого работы в полную силу своих способностей. Другой вопрос, что нянчиться с лодырями не нужно, а следует воздействовать как-то иначе. Но как? Об этом думайте и решайте в каждом отдельном случае, потому что причины отставания бывают разные. Имейте в виду, что, воспитывая других, мы тем самым воспитываем и себя. Выступающие по этому вопросу приводили примеры и внесли много ценных предложений. Мне хочется еще сказать о троечницах. Почему-то здесь говорили о пятерочницах, о двоечницах, а о троечницах, о средних ученицах, даже не упоминали. Я не сомневаюсь, что если комсомол захочет и по-настоящему возьмется за дело, то с двоечниками мы справимся легко, Но в этом ли заключается задача? Мне кажется, что не только в этом. Десятый класс в своем «Обещании» поставил вопрос так: «Тройка — серость! С тройками надо бороться». Правильна ли такая постановка вопроса? Кто-то из вас сказал, что тройка — переходная отметка и что здесь нет ничего страшного. Я с этой ученицей не согласен. Нельзя мириться с тройками, товарищи. Все вы можете учиться на четверки и пятерки и не снижайте к себе требований. Не привыкайте к тройке. Между тройкой и двойкой разница очень небольшая. И не забывайте: от тройки к четверке нужно подниматься, затрачивать усилия, а скатиться под уклон, к двойке, очень легко, не нужно никаких усилий…
Тоня Зуева сидела с плотно сжатыми губами, поминутно склоняясь к блокноту. Ей приходилось часто бывать на комсомольских собраниях в школах района, но обычно она записывала две-три мысли, а сегодня исписала чуть ли не половину блокнота. Она не могла сразу определить своего отношения к тому, о чем здесь говорилось. Можно ли ставить вопрос о школьном коллективе так, как поставила его директор? Не противоречит ли это имеющимся установкам? Педагогично ли выносить этот вопрос на комсомольское собрание? Не лучше ли обсудить его на закрытом совещании учителей?
Выступления учениц рождали новые записи: «Неясны категории отстающих», «Слишком много о недостатках, воспитывать необходимо на положительных примерах», «Замаскированная критика учителей. Недопустимо…»
Наталья Захаровна несколько раз покосилась на раскрытый блокнот. Она была уверена, что Зуева, как и все остальные, унесет с собрания много ценных мыслей для дальнейшей работы. Сегодня Наталья Захаровна лишний раз могла убедиться в том, как прав Константин Семенович, предоставляя детям разумную самостоятельность и инициативу…
Выступление Зуевой было полной неожиданностью для Лены Мельниковой и сильно огорчило ее. Сама она никогда бы не решилась публично возражать представителю райкома комсомола, да еще в такой резкой форме, как это сделала Катя Иванова. На другой день Лена ждала вызова и неприятного объяснения в райкоме комсомола. Но вызова не было. Не последовало его и через день. Лена начала волноваться. Каждое утро по дороге в школу она мысленно представляла эту встречу, спорила с секретарем райкома Кузнецовым, доказывала и, чем дальше, тем больше убеждалась, что комсомольцы школы, правы. Премии имени Ушинского — это не соревнование, а поощрение, и уж если сравнивать их с чем-нибудь, то сравнивать нужно с похвальными грамотами, благодарностями или даже с медалями. Конечно, она была виновата. Она не согласовала этого вопроса с райкомом. Что же теперь делать? По старой памяти, Мельникова обратилась за советом к Софье Борисовне.
— Это серьезная ошибка, Леночка, — сказала учительница, — школьный комсомол — это низовая организация, и она обязана согласовывать свои действия с райкомом. Это азбучная истина.
Но и после такого ответа убеждение Лены не изменилось.
Прошла неделя: вызова не было, но тревога не покидала Мельникову. В чем дело? Не могла же Зуева изменить свое мнение или промолчать. Томительное ожидание и какая-то неопределенность мешали работать, и Лена решила действовать сама. Необходимо было внести ясность. Будут ли у них премии, или не будут?
В субботу после уроков Лена отправилась в райком к первому секретарю. Кузнецова она встречала много раз, и всегда их разговоры носили дружеский характер. Сейчас ей казалось, что она в нем ошиблась, что он только внешне такой простой, а на самом деле это равнодушный чиновник, оторванный от жизни, целыми днями сидящий в кабинете и бесконечно заседающий. Она пыталась вспомнить выражение его глаз, черты лица, манеру разговора, и в ее воображении вставал зазнавшийся, сухой и даже несколько надменный бюрократ. «Ничего, ничего, поговорим, — подбадривала она себя. — Я не сама это выдумала. Так решило общее собрание. В случае чего, можно и в горком сходить». Готовясь к решительному объяснению, Лена собрала большое количество доводов и фактов, продумала все возможные возражения… Но встреча получилась совсем не такой, как она представляла.
Мельникова, конечно, не знала, что Кузнецов на другой же день после школьного собрания принял Зуеву и выслушал ее сообщение о премиях. Заведующая школьным отделом со всеми подробностями изложила суть конфликта и с возмущением предупредила о возможных последствиях, если райком будет продолжать смотреть сквозь пальцы на подобную «партизанщину». Под «возможными последствиями» она имела в виду авторитет райкома и первого секретаря.
— Послушай, Зуева, — с грустью сказал Кузнецов, когда Тоня закончила доклад. — Ну чего ты полезла выступать? Кто тебя за язык тянул?
— Не могла же я молчать, когда это идет вразрез всей нашей линии.
— Какой линии? Что ты выдумываешь! Школьницы проявили инициативу, загорелись, директор школы не возражает, а ты под ногами путаешься, мешаешь…
— Вот, вот… я так и знала! — обиженно пробормотала заведующая школьным отделом.
— А если знала, незачем было и выступать. Откуда у тебя такие замашки? Кто тебя этому учил? — уже с досадой сказал секретарь. — Скажите пожалуйста, какой ретивый администратор!
На этом разговор был окончен, и все возражения Зуевой повисли в воздухе, как дым в тихую пасмурную погоду.
Кузнецов знал, что близкие подруги называют Лену Мельникову Елкой, и, когда она пришла к нему раскрасневшаяся от мороза и смущения, поднялся к ней навстречу.
— А-а! Товарищ Елка! — приветливо поздоровался он. — Это хорошо, что ты зашла. Я сам собирался к вам понаведаться, да все дела не пускали. Говорят, вы там бурную деятельность развернули! Молодцы!.. Зуева рассказывала, что вы установили премии за лучшие учебные работы. Интересное дело! Да, да… Мы уже говорили с ней. Очень ценное начинание…
