— Я постараюсь побыстрее, — она вздохнула и закатила глаза. — Надеюсь, сегодня мы в хорошем настроении и будем помогать Саде.
Ее не было больше получаса, но в конце концов ужин был подан. Цыпленок выглядел жестким и холодным, но голод поможет справиться. Парк порезал мясо у себя на тарелке и смешал его с картофельным пюре. Миссис Дейвенпорт внимательно за ним наблюдала, чуть приоткрыв рот. Она была похожа на маму, которая держит ложку перед носом упрямого малыша.
Парк проглотил кусочек.
— Вкусно, — соврал он.
Дальше он искусно маневрировал вилкой, тщательно обходя горку переваренного гороха. Горошины напоминали пушечные ядра отвратительно серо-зеленого цвета.
Экономка заметила его хитрость.
— Мы даже не отведали наших замечательных овощей, — сказала она.
Парк попробовал улыбнуться и поддел вилкой три горошины, одновременно взяв стакан молока. В конце концов, ему не обязательно их жевать. Можно просто проглотить.
И тут он поперхнулся. Ему показалось, что он пытался проглотить большую ложку жирных сливок. Парк смог не выплюнуть горох и молоко, но на глазах у него выступили слезы, и когда он стал все это глотать, то подавился.
Экономка наклонилась к нему, как будто беспокоясь, но ему показалось, что в ее глазах мелькнул смех.
— Вы, городские дети, и молока-то настоящего не пробовали.
— Все в порядке, — с трудом проговорил Парк. — Попало не в то горло.
— Ох ты, Боже мой, — и она отправила в рот маленький кусочек своего ужина.
Мальчик снял очки и вытер рот желтой бумажной салфеткой. Миссис Дейвенпорт смотрела прямо на него, и ему пришлось вернуть салфетку на колени. Приподнявшись на стуле, он вытащил из заднего кармана потрепанный бумажный носовой платок, вытер глаза и как можно тише высморкался.
Экономка перестала есть, вилка замерла в воздухе, она наблюдала за Парком. Мальчик выдавил из себя улыбку.
— Наверно, я не очень голодный. Пока ехал на автобусе, наелся всякой чепухи.
— Мы не будем об этом переживать, правда? — она отправила в рот кусок и начала жевать.
Парк с облегчением положил салфетку рядом с тарелкой. Что теперь? Мальчик стал смотреть по сторонам, чтобы экономке не показалось, будто он наблюдает, как она ест. Старые обои надорваны в углу. Кто-то их подклеил, но неудачно. На выцветшем рисунке были большие цветы: розы и плющ. Он попробовал представить, что за женщина их выбирала. Его бабушка? Жена полковника? Образ не появился. Странно, но он никогда о ней не думал, только о нем.
— А как… как дедушка? — вопрос выскочил сам собой. Мальчик не собирался, не хотел спрашивать.
— Ох, — ответила она, — не знаю.
На мгновение она задержала взгляд на вилке с картошкой.
— Не знаю. Думаю, по-прежнему.
Можно подумать, Парк имел хоть малейшее представление о «прежнем». Но это должно означать, что дедушка больше не расстроен из-за его приезда. «По-прежнему» ведь лучше, чем «расстроен». Или она хотела сказать, что он по-прежнему расстроен? Завтра, решил Парк, я ее попрошу пустить меня к деду. До завтра я постараюсь так ей понравиться, чтобы она поверила: я не огорчу дедушку. Хотя от одной мысли о том, чтобы войти в ту комнату, у него пробежал холодок по спине.
— Ты уже позвонил маме? Твой дядя сказал мне, что тебе нужно ей позвонить.
— Ой, точно, — и он встал из-за стола. — Пойду позвоню.
— Телефон на кухне рядом с раковиной.
Он набрал коммутатор и сказал, что звонок оплатит абонент, которого он вызывает. Рэнди ответила после первого же гудка.
— Поросеночек? — начала она.
— Вы оплатите звонок от Парка Броутона? — спросила телефонистка.
— Я так волновалась…
— Мадам, вы оплатите звонок…
— Разумеется… когда ты не позвонил в пять…
— Разговаривайте.
— Мам?
— Ты в порядке? У тебя все хорошо?
Он бросил взгляд сквозь открытую дверь на миссис Дейвенпорт. Она мирно жевала свой ужин. Парк так хотел найти предлог выйти из-за стола и не подумал, что она останется и будет все слышать.
— Да, у меня все в порядке, — тихо ответил мальчик.
— У тебя странный голос.
— Да нет, все хорошо. Как ты?
— Ой, у меня все отлично. Я успокоилась. Почему ты не позвонил в пять? Я ушла с работы пораньше и ждала твоего звонка.
— Прости. Кажется, мы в это время доили коров, — прошептал Парк, прикрыв рот рукой.
— Доили? — мама удивленно засмеялась. — Фрэнк уже дал тебе работу?
— Да, — соврал он.
— Как он?
— Хорошо. Мам, — Парк посмотрел на миссис Дейвенпорт. Она украдкой смотрела в сторону кухни. Мальчик отошел так далеко, как позволил телефонный провод, — мам, ты мне не говорила, что у папы есть брат.
— Кто? Фрэнк? Говорила. Ты просто забыл.
Парк знал, что не говорила. Он бы непременно запомнил.
— Ты ни о чем мне не говорила!
Мама надолго замолчала. Он даже подумал, что их разъединили.
— Мам, ты здесь?
— Да, здесь. Как полковник? — наконец отозвалась она.
— Так же, — это все, что рассказали ему самому. И еще, что дедушка расстроился, но об этом он говорить матери не собирался.
— Понятно, — ответила она, хотя слово ровным счетом ничего не означало. И после длинной паузы добавила, — Поросеночек…
— Да, мам.
— Я обязательно расскажу тебе об отце. Когда ты подрастешь.
«Мама! — хотелось закричать Парку. — Мне уже почти двенадцать!»
Но он не мог. Не при миссис Дейвенпорт, которая вытягивает шею, словно гармошку, стараясь расслышать, что он там шепчет.
— Я люблю тебя, родной. Помни об этом.
— Конечно, — без выражения ответил мальчик. — Все нормально. Я позвоню через несколько дней.
— Как только захочешь. Дружок, тебе точно там хорошо?
— Да все в порядке, — сердито прошептал он, — не волнуйся.
И добавил громким радостным голосом специально для миссис Дейвенпорт:
— Ну все, пока. Я скоро позвоню. Целую.
Он проснулся с первыми лучами солнца. Первую минуту мальчик неподвижно лежал в кровати, пытаясь вспомнить, как он сюда попал. Послышался крик петуха — он явно гордился своим талантом, и в ответ донеслось мычанье. Парк достал очки из тумбочки, вылез из-под тонкого одеяла и соскочил на пол. Мама купила ему пижаму, специально, чтобы у родственников ему не пришлось спать в нижнем белье, но ее ткань — смесь хлопка с полиэстером — холодила кожу. В такой одежде путь до ванной будет очень длинным. Мальчик быстро оделся, оставил только заляпанные кроссовки и в носках, держа в руке щетку и тюбик зубной пасты, на цыпочках отправился по коридору к лестнице.
Парк шел, прислушиваясь, не проснулся ли еще кто-нибудь (разве они на фермах не встают с рассветом?), но вдруг понял, что в этом огромном доме нет никого, кто может встать на заре: инвалид, глуповатая экономка и городской мальчик. Внизу у лестницы почти напротив дедушкиных часов была та самая тяжелая деревянная дверь. Она была закрыта. За ней лежал Паркинтон Уадделл Броутон Третий, или то, что от него осталось.
О чудо! Юноша вошел, возложил руки королю на лоб, тот поднялся, сел в постели и потребовал свой меч. Исцелен! Исцелен! Одно прикосновение юной руки и сила любви и родной крови победили болезнь и смерть. Одно прикосновение этой чистой юной…
Парк заставил себя повернуть направо и пойти в ванную. Там он тщательно, вдвое дольше обычного чистил зубы. Готово. Чем занять оставшееся до конца дня время? Он посмотрел на часы. Пять семнадцать. Пять семнадцать? Возвращаться в кровать смысла не имело, Парк полностью проснулся. На задней веранде он нашел резиновые сапоги, которые были ему лишь чуть-чуть великоваты. В них он вышел на улицу, аккуратно закрыв за собой дверь, чтобы она не хлопнула.
Парк вдохнул кристально чистый воздух. До этого он никогда не встречал летний рассвет на улице. Здесь явственней слышались утреннее кудахтанье и гомон животных. Из будки вприпрыжку прибежал Джуп и обнюхал руку мальчика. Пес наклонил голову, чтобы Парк погладил его.
— Умница, — прошептал мальчик, — хороший пес.
Джуп завилял хвостом. Парк вдохнул полной грудью. В утреннем воздухе не было зла. Мальчик выпрямился.
Я спущусь вниз мимо хижин и обойду свои владения прежде, чем отведаю пищи. Сенешаль, бесспорно, прекрасный управляющий, но сердца крестьян наполнятся радостью при виде их господина, вернувшегося из странствия. Он кивнул и дотронулся до своего благородного лба, приветствуя молодую девушку, собиравшую яйца, и юношу, который нес еду свиньям. Он остановится и поздоровается с крестьянами, шедшими на пашню, а потом спустится к источнику напиться дивной прохладной воды.
— Когда хозяин в замке, — скажут крестьяне, — он начинает каждый день глотком воды из источника.
