Не успеешь обернуться — в бункере полно зерна! Штурвальный сигналит: «Забирай зерно! Освобождай бункер!» Услыхав сигнал, подкатывает самосвал и на ходу забирает зерно. А комбайну хоть бы хны! Расческа чешет, червяк вертится, мотовило мотает, а ненасытная пасть молотилки — глотает, глотает, глотает!
От комбайнов Юлька бежала на колхозный ток. Там она брала в руки деревянную лопату, перелопачивала влажное зерно, помогала весовщику отмечать путевки шоферам.
Радостная и возбужденная возвращалась она на кухню:
— Ой, бабушка! — говорила Юлька. — Машины не успевают возить зерно. Сколько его ни увозят на элеватор, а комбайны подсыпают и подсыпают!
Бабушка радовалась вместе с Юлькой:
— Хлеб наш насущный даждь нам днесь.
Юлька не понимала значения этих слов, но раз их говорила бабушка, значит, так надо.
По ночам степных огней стало больше. Днем, когда они гасли, степь казалась подожженной со всех сторон и курилась, как разгорающиеся костры.
В бригаду вернулась выздоровевшая кухарка, а бабушка с внучкой стали собираться домой.
Кухарку звали Анастасией. Была она толстая, ходила вразвалку, поминутно теряла ключи от кладовки и на каждом шагу натыкалась то на табуретку, то на порожнее ведро, то на печку. Она посмотрела на Юльку и строго спросила:
— Ты в каком классе учишься?
— Перешла в четвертый.
— А почему такая худая? На суховейных землях что ли росла?
Юлька испугалась:
— Я бабушке помогала.
— Оставайся, будешь помогать мне.
— Нет, не останусь, — сказала Юлька.
…С вечера было душно. Бабушка и Юлька легли спать. Бабушка не могла уснуть, жаловалась на больные ноги:
— В суставах крутит, — говорила она. — Наверно, дождь будет.
Юлька проснулась от страшного грохота. Спросонок ей почудилось, будто кухарка опрокинула над головой порожнее ведро. Юлька посмотрела в окно. Вспышка молнии осветила улицу, соседние дома и поднятый вверх колодезный журавель. Громовой удар так тряхнул хату, что задребезжали стекла и сама собой настежь раскрылась дверь. Испуганная кошка спрыгнула с лежанки, спряталась под кровать.
Бабушка закрыла дверь и задвинула печную заслонку:
— Страсть-то на дворе какая, батюшки! — сказала она и стала торопливо одеваться.
— Вы куда собрались? — спросила Юлька.
— Пойду гляну, как там у нас на току…
— И я с вами…
Юлька запнулась на полуслове. По тесовой крыше застучали тысячи молоточков. Юлька видела, как сразу посветлели земля и крыши хат. По дороге, нахлестывая коней, промчались на дрожках Федя и бригадир Акимыч.
— Ливень, — сказала бабушка и вышла из хаты.
На душе у Юльки стало тревожно. Сунув ноги в чирики и подхватив старую кофтенку, она побежала догонять бабушку.
Рассветало. На птичнике не пели кочета. Шел крупный, теплый дождь. По глубоким колеям дороги текли вспененные мутные ручьи. Над садами, тревожно каркая, кружилась стая грачей. Пахло свежими листьями и скошенной травой.
Юлька добежала до речки.
Трудно было поверить, что пересохший за лето ручеек, который Юлька переходила вброд, не замочив коленей, превратился в грозную бушующую реку! Она катила вырванные с корнями, расщепленные молнией деревья, смытые плетни, вороха сена и трупы погибших птенцов. Вода, бурля, перекатывалась через настил моста, грозясь сокрушить все на своем пути.
Ступить на мост Юлька не решилась. Ее кто-то окликнул. Юлька обернулась на голос, увидела Федю.
Федя кивнул в сторону поля:
— Натворило делов! Зерно намокло, лампочек и проводов нет, а которые валки не обмолотили — заляпало грязью!
Юлька обеспокоенно спросила:
— А бабушку ты не видел?
— Нет.
Брезентовый плащ на Феде промок и торчал коробом, точно был сделан из жести. Лошади тяжело дышали, и от них валил пар.
— Садись, довезу до хаты! — предложил Федя.
Бабушки дома не было. Юлька залезла на кровать, укуталась в тулуп, стала ждать бабушку.
Бабушка вернулась только к обеду. Одежда ни ней промокла и липла к телу. Отжимая край платья, она сказала:
— Страсть-то какая! Не приведи господи! А все-таки хлеб спасли!
«Вот оказывается какая бабушка! — подумала Юлька. — Она не испугалась, а я, трусиха, забоялась…»
— Как же ты перешла мост? — спросила она.
— Я по мосту не шла. Перебралась на лодке.
Бабушка помолчала, зябко поежилась:
— Вот что, Подсолнушек, сейчас все люди работают. И Настя-стряпуха с ними зерно лопатит. Нам с тобой надо кормить людей. Я трошки отдохну и приберусь, а ты ступай в бригаду. Свари пшенный кулеш и на второе компот. Мудреного тут ничего нет.
И вот Юлька снова возле речки. Вода вертится воронками и несет хлопья пены. На мгновение Юлькой овладела робость, она замешкалась. В шуме воды ей вдруг почудился ласковый голос бабушки: «Иди!..»
Стараясь не смотреть на воду, Юлька побежала по мосту и очутилась на другой стороне реки. Возле лесополосы она встретила озабоченного Акимыча.
— Ты, Подсолнушек? — спросил он.
— Я, — сказала Юлька. — Бабушка велела идти в бригаду, кормить людей.
Лицо Акимыча просветлело:
— Тебя давно ждут в бригаде! Ты же у нас — главный кашевар!
Акимыч не видел, как вспыхнули Юлькины щеки. Всю дорогу до бригады она, казалось, не шла, а летела. Акимыч едва поспевал шагать за ней в своих сапогах-скороходах.
