— Я пойду погляжу чего там, — встает из арыка и хищно скалится Д***, - а ты тут оставайся.
— Стой! — пытается удержать его Муха. Рослый Д*** коротко боковым справа бьет Муху и челюсть и:
— Заткнись дохляк!
Д*** не пригибаясь бежит мародерничать к ближайшему дому. Муха потирая челюсть смотрит ему вслед, потом вскидывает и опускает вниз ствол автомата.
«Понимаешь, — позже рассказывал он мне, — такая была злоба, такая обида, хотел его убить. Д*** и раньше до меня постоянно доеб…ся. Сам видишь сдачи то я толком дать не мог. А тут такой удобный случай, поквитаться. Никто не видит, можно грохнуть, а потом на духов все списать. И… не смог, не смог и всё тут…»
Залег Муха обратно в арык, челюсть болит, зубы шатаются. Вспомнил как еще в школе все над ним смеялись, каждый обидеть норовил и чуть не заревел от обиды. Ну почему же я такой маленький уродился? Разве я виноват?
Вытри сопли солдат! Оружие к бою! Смотри Муха, ползут духи к кишлаку, в спину ребят долбанут, не ждут наши этого удара, передушат их духи на узких улочках кишлака. А много их! Около сотни будет. К бою! Под такую мать! К бою!!!
Сначала сигнальную ракету. Есть! Пошел вверх красный сигнал: «вижу противника», а вот теперь из автомата: Огонь! Огонь! Огонь! Только трясется от отдачи АСК, стволом туда сюда ведет Муха. Сменить расстрелянный магазин, и опять: Огонь! Огонь! Огонь! Хрен вы суки пройдете! Близко пули ложатся, залегли и не двигаясь ведут ответную стрельбу духи. И нет больше ничего в этом мире, нет, только цепь противника, только твой автомат и все. Держись Муха! Сменить позицию, сменить магазин, и: Огонь! Огонь! Огонь! Не дать им подняться, не дать пойти на рывок. Не дать передушить ребят на кривых изломанных улочках кишлака. Подготовить для броска гранаты, кинутся духи вперед, гранатами их встречу. Сменить пустой магазин, и опять длинными очередями, по всей лежащей цепи душманов стрелять. Стрелять безостановочно, не дать им поднять головы, не дать собраться силами для атаки. И двигаться, двигаться по арыку, постоянно менять позицию, не дать им себя убить. Последний снаряженный магазин, патронов полно, а вот магазинов к автомату всего четыре. Нет времени забить их патронами. Последние это патроны для тебя Муха, замолчит автомат, рванут вперед духи, и тогда только гранаты. И уходят духи не принимают бой. Впустую щелкает затвор автомата, кончились в магазине патроны.
— Муха! Ты живой?! — на бегу сваливается в арык Колька А*** за ним еще один боец, и еще.
Вот уже все группы роты вышли на окраину кишлачка, и ведут по отступающим духам прицельный огонь. Те уходят, не принимают бой, уходят. Прячутся за складками местности и уходят. Кто перебежками, или ползком, кто бегом напрямую.
— Живой, — еле хрипит Муха, и во весь голос орет, — живой я ребята!
— Глотку то побереги, — после перебежки падает в арык рядом с Мухой капитан А*** и широко улыбаясь добавляет, — Не ори так, а то даже в раю услышат что ты живой. Обидеться еще, что к ним не захотел.
— Да ну его на х. й этот рай! — возбужденно кричит Муха, — меня мама дома ждет, я лучше к ней!
А какие яркие в ночном небе Афганистана звезды и ветерок теплый, даже и не скажешь, что ноябрь наступил. У нас дома только в конце августа такие ласковые вечера бывают. А вот вкус у сигарет противный, самый дешевый табак нам в паек давали. Горек его дымок. В курилке я с удивлением и невольным уважением смотрю на маленького щупленького башкира и все расспрашиваю:
— А что ты чувствовал, а? Один против сотни.
— Да ничего, — пожимает узкими плечиками Муха, — камешек в ботинок попал, всю ногу растер, пока по арыку ползал промок весь и в грязи перепачкался, а еще у меня носков не было, ботинки на босу ногу носил, а они при перебежках так и хлюпали…
— Врешь!? — не верю я, ну не может такого быть, просто не может и все.
— Нет, — досадливо морщится Муха, — ну не было у меня выбора. И какая хер разница, сотня их была, или десяток… понимаешь зашли бы они к нам в тыл, постреляли бы ребят…
— И ты не боялся? — не успокаиваюсь я.
— Не успел, — беззаботно засмеялся Муха и глядя на моё растеряно недоумевающее лицо, неожиданно признается, — я драться боюсь, с детства у меня это, били меня часто.
— А теперь тоже боишься?
— Когда как, — задумался Муха и повторяет, — когда как…
После боя подходит к арыку Д*** отводит глаза и посвистывает. Вид у него наглый, выражение на морде когда он повернулся в сторону Мухи: «Да чё ты мне сделаешь мозгляк?» Рядом с Мухой одна из групп. Всего четверо ребят из тех, что первыми к Мухе на выручку прибежали.
— Ты это где был? — хмурясь спрашивает Д*** невысокий коренастый Колька А***.
— Не твое дело! — небрежно сплевывая на землю уверенно огрызается Д***.
— Не моё? — врастяжку цедит слова Колька, — значит не моё, — сжимает он кулаки и надвигается на Д*** — Ты сучонок! — орет он, — Я же видел вас двоих оставляли.
— Подожди Колян, — останавливает его Муха, — я сам это дело решу.
Хлюпая мокрыми ботинками подходит к ухмыляющемуся Д*** легко перехватывает половчее автомат и как ахнет ему прикладом по скуле, у Д*** перед тем как он упал только кости хрустнули.
— Отличный «скуловорот», — прокомментировал удар подошедший командир третьего взвода П***, вопросительно поднял выгоревшие густые брови, — А за что?
— За дело товарищ лейтенант, за дело, — мягко успокаивают П*** стоящие рядом бойцы.
— Ну раз так, — отворачивается П*** и уходя предупреждает, — только не до смерти.
Собирают трофеи, подсчитывают потери. В роте убитых и раненых нет, только один Д*** пострадал. Неловко упал бедняжка вот и получил перелом челюсти и сотрясение мозга. Д*** сам идти больше не может? Так его вынесут — на пинках! Все группы собралась у окраины кишлака. Приказ выполнен, готовы к движению. Трофеи? Оружие духовское брать не стали, да ну его тащить еще такую тяжесть. Все поломали, боеприпасы взорвали. Остальное? Ну это как обычно, затарились как говорится. Потери у духов двадцать убитых, семь раненых.
— Пятнадцать положили в спину при отступлении, а у пятерых пули в голову и грудь попали, — говорит вызванному Мухе капитан А***, - эти пятеро твои Муха.
— С ихними ранеными чего делать? — спрашивает у ротного стоящий рядом П*** и кивает в сторону хоть и пострелянных, но все равно живых духов.
Их по одному отнесли к окраинному дому, перевязали бинтами, напоили водичкой. Вот и вся помощь. И это по сравнению с другими делами верх гуманизма. Просто потерь в роте не было вот им и повезло. Очень сильно повезло. Для той войны настоящее чудо.
— Раненых местным оставим, пусть они их хоть в жопу целуют, хоть режут, нам по х. й, — равнодушно отвечает А*** и глядя на еле достающего ему до плеча, худенького в оборванном заляпанном грязью обмундировании Муху, качает головой:
— Ну кто бы мог подумать…
Я тоже в недоумении чуть качаю головой, глядя сидящего напротив так похожего ребенка Муху. Действительно кто бы мог подумать?
— А Д*** это кто? — спрашиваю я, еще не зная всех своих сослуживцев в лицо и по именам.
— Его от нас перевели в другую часть.
Было в первые дни службы в Афганистане для меня еще одно удивительное открытие. Удивительное, до отвращения.
Ночью чувствую как чешется у меня в паху и под мышками, думал раздражение, перевернулся на другой бок и хотел дальше спасть. Не получилось, все сильнее и сильнее зудит тело. Тихонечко встаю осматриваю белье. Мамочка ты моя родненькая! Да это же вши. Честно говоря я даже обалдел от неожиданности, раньше то о вошках только в книжках читал. А тут… стыдобища то какая! Так стыдно было, что я о своем позорном открытии никому не сказал. Засмеют это раз! Отмудохуют это два. Выкинут вшивое чмо из палатки это уж наверняка. Пару дней в одиночку войну с насекомыми вел. Давил их как мог. Легче не стало.
— Ты это чего тут делаешь? — застукал меня за войной с насекомыми вошедший в построенное из самана подсобное помещение, Лёха.
Я ночью туда юркнул, разнагишался, и расстелив одежду и белье на полу катал по ней овальной формы гранату РГНД давя маленьких кровососных чудовищ. Услышав Лёхин вопрос, встал с колен и покраснев тихонечко чуть запинаясь попросил:
— Лёха, ты это… ты некому… не говори… а…
— Дрочишь что ли? — подозрительно сощурился Лёха.
— Нет! — испугался я, и брякнул, — вши у меня, бью их тут.
Стою голый и от мучительного стыда весь красный.
— Бесполезно, — широко улыбаясь говорит Лёха, — так без толку их бить. Завтра я своих травить буду, вот и присоединяйся если хочешь.
— Ты? Ты, что тоже вшивый? — растерянно бормочу я.
— У всех тут вши, — рассудительно обыденным тоном объясняет Лёха, — форму и белье прокипятишь вот и легчает, а потом по новой. Уж чего только не делали как с ними не боролись, бесполезно. День, два, опять они появились и кровь сосут.
