Они ждали с великим азартом и нетерпением.
Но события почему-то развивались вяло.
Нельзя сказать, что пассажиры совсем не интересовались необычным плакатом. Подошел, например, с дыней в обнимку, жизнерадостный дяденька и пожелал узнать: не хоккейный ли Озеров имеется в виду? То есть не народный ли артист, комментирующий матчи? Встревоженная старуха, одетая во все черное и шелковое, спросила, как добраться до метро. Но большинство пассажиров проходило мимо, не замедляя шага, не проявляя особого интереса. Может, их укачало в этом рейсе. А может быть, на свете теперь столько неожиданностей, что люди удивляются все реже и реже.
Последними торопливо процокали каблучками две стюардессы. Не тащили они фруктов и разбухших сумок, но выглядели еще более усталыми, чем пассажиры. Вероятно, у них был не первый рейс за этот день. И стюардессы уж совершенно не обратили внимания на плакат.
Сережка опустил картонку к ногам.
— Гениальная идея не сработала…
— У тебя есть получше? — спросил Павлик.
А Вера все вглядывалась в дальний конец галереи, все надеялась, что там появится кто-то опоздавший…
— Он должен был подойти! Не мог он лететь к Озерову и не знать его фамилии! Ничего не пойму…
— А если он неграмотный? — обозлился Сережка.
— Врач-то? Специалист?
— Откуда нам известно, что летел врач?! Летел старикан какой-нибудь!
— Труха и пшено! — сказал Павлик. — Неграмотных теперь меньше, чем академиков. Я другого не понимаю… В телеграмме написано: «встречай». Стало быть, прилетевший надеялся, что его встретят. Он должен был оглядываться. Искать. Головой вертеть.
— Он подумал, что Озеров опоздал! — не унимался Сережка.
— Все равно, он сразу не ушел бы! А тут и на секунду никто не задержался!
Обмахиваясь фуражкой, к ребятам спешил таксист. Поначалу он тоже не поверил:
— Неужто прозевали?!
— Получается, что прозевали, — уныло согласилась Вера.
— А ты рейс-то правильно запомнила? Не перепутала?
— Память у нее электронная, — хмурясь, сказал Сережка. — Мы в чем-то другом ошиблись.
Он нерешительно протянул шоферу картонку, ставшую теперь ненужной. Вера отдала банку с белилами.
Все понимали, что ждать больше нечего. И все-таки стояли в этой дымной от солнца, пустой галерее.
— Павлик, подумай! — жалобно сказала Вера.
— Дудки. Имейте совесть.
— Ты шахматист, у тебя логика!
— Я поэт, — сказал Павлик. — Сочиняю стишки, никому не мешаю…
— Ладно, ты поэт. Тогда у тебя — фантазия!
— Еще Пушкин отметил, что поэзия должна быть глуповата.
— Неужели? — спросил Сережка. — Ай-яй.
— Павлик, рискуешь! — закричала Вера, потеряв терпение. — Я вижу, что у тебя мысли! Выкладывай немедленно, показушник несчастный!..
— Одни грубости на уме, — сказал Павлик. — Ну ладно, ладно… Только имейте в виду: я устал напрягаться. Итак, почему мы решили, что прилетит обязательно человек?
— А кто? — рявкнул Сережка. — Верблюд?!
Павлик состроил страдальческую гримасу.
— Сережа, больше не заикайся о качестве шуток… В самолете мог прилететь какой-нибудь предмет. Сверток. Посылка. А телеграмма послана затем, чтобы Озеров приехал и забрал.
Напряженно поразмышляв, Сережка спросил:
— У кого забрал?
— Стюардессы!! — вскрикнула Вера.
Кто знает, может, стюардессы давно бы исчезли, затерявшись в служебных кабинетах аэропорта. Их лиц ребята не запомнили, а на все прочее у стюардесс, как известно, существует ГОСТ — государственный стандарт. И девушек одинакового роста, в одинаковых курточках, в одинаковых пилотках набекрень встретились бы десятки, если не сотни…
Помощь подоспела случайно.
Ребята мчались мимо багажных транспортеров, мимо буфетов и газетных киосков, повернули на лестницу, ведущую в нижний этаж — и с ходу затормозили.
На лестнице — с необъятным рюкзаком на спине, с целлофановым букетом перед собой — топтался знакомый альпинист. Он преградил стюардессам дорогу.
Громко и обиженно он говорил:
— Мы лишний час провели бы вдвоем! Валентина, мне кажется — ты нарочно поменяла рейс! Это, в конце концов, неблагородно!
— Господи, ну сколько повторять? Так вышло… — отвечала ему скуластенькая, темноглазая стюардесса, придерживая за локоть подругу. — Лида, подтверди ты ему…
— И не могла предупредить? Кто тебе поверит, Валентина! Я ведь случайно приехал раньше! А если бы не приехал?
— Ты же предусмотрительный.
— Мы потеряли бы этот час! И я, как глупец, ждал бы у самолета! Мне кажется, ты находишь в этом удовольствие!
— Ну, перестань. — Она нахмурилась. — Опять сцена у фонтана. Мы дико замотались сегодня, пожалей, будь человеком… Вон люди смотрят.
Альпинист неуклюже, как медведь на дыбках, обернулся к ребятам и шоферу.
— Вы? В чем дело?.. Я неправильно рассчитался?
— Претензий нет, — сказал шофер. — Мы, собственно, вот к девушкам… Нет ли, девчата, какой-нибудь посылочки из Душанбе?
— Что еще за посылочка?! — каменея лицом, спросил альпинист. — Ты с ним знакома, Валентина?
— Да н-нет, не знакома…
— Очень странно! Это таксист, который меня привез… Что у вас общего?
— Мы разыскиваем посылку, — объяснил шофер. — Была из Душанбе телеграмма насчет вашего рейса…
— А посылка для Озерова! — сказала Вера.
Скуластенькая Валентина сняла с плеча голубую фирменную сумку, покопалась в ней и вытащила небольшой пакет, завернутый в газетную бумагу. Прочла написанную карандашом фамилию.
— Это вы — Озеров?
— Нет, — улыбнулся шофер. — Я, в общем-то, посторонний. Вот ребята от него приехали. Соседи.
— А где же он сам?
— Он в больнице. Не смог встретить.
Валентина повертела в руках пакет. Переглянулась с подругой. Какое-то замешательство возникло у обеих.
— Да вы не сомневайтесь, — сказал шофер. — Все правильно. Доставим по назначению.
— Мы и рады бы не сомневаться… — нерешительно произнесла Лида, краснея. — Да нас предупредили, что это — лекарство. Дорогое и очень редкое!
— Правда, — кивнула Валентина. — Понимаете, тот человек — ну, который к самолету прибежал — жутко над ним трясся. Не потеряйте, просит, не перепутайте ради бога! Я, мол, срочную телеграмму отправлю, Озеров придет обязательно!..
— Озеров без сознания лежит, — сказала Вера.
— Он даже и телеграмму не смог получить! — ляпнул Сережка.
Сережка мыслил прямо и незатейливо. Ему казалось, что чем подробнее информация, тем лучше. Простота святая.
Поддернув за лямки рюкзак, альпинист раздельно произнес:
— Оч-чень интересное кино получается! — и оглядел всех по очереди, будто пересчитал.
А Валентина все вертела в руках обвязанный бечевкой пакет.
— Как быть, прямо не знаю… Мы уж решили — командиру доложимся. Нам и вообще-то не полагается брать никаких посылок, а тут…
— Но ведь все выяснилось! — нетерпеливо проговорил Сережка — и вдруг осекся под упорным, тяжелым взглядом альпиниста.
— Ничего не выяснилось, — сказал альпинист. — Наоборот. Чем дальше в лес, тем больше дров… Валентина, тот человек из Душанбе кому-нибудь известен?
— Не знаю… Мне неизвестен.
— Он документов не предъявлял?
— Да где там! Перед отлетом прибежал, в последние минуты…
— Так я и думал… Что ж это выходит, а? Отправитель неизвестен. Получатель не явился. И даже телеграммы не видел. Эту телеграмму соседские ребятишки прочитали, хотя чужим людям телеграммы не выдаются!..
— Жуткая какая история, — сказал шофер.
— Да, интересное кино! Все сделано так, что и концов не найдешь. Шофер — посторонний. Ребятишки — малолетние, беспаспортные. И к ответственности привлечь некого.
Подняв на него внимательный взгляд, шофер вздохнул и посочувствовал:
— А трудно вам будет в горах-то. Очень трудно!
— Ничего. Я, знаете ли, подготовился. Кое-какие сведения о Памире имею и вполне догадываюсь, что за лекарства можно оттуда вывозить. Особенно — нелегальным путем!
— Что ты болтаешь?! — испуганно сказала Валентина.
— Этот шофер, девочки, уверяет, что он посторонний. Так? А он подыскивал пассажира именно в этот аэропорт. Чтобы случайно тут оказаться… Потом он якобы случайно берет на углу попутчиков. Вот этих пацанов. И вдруг выясняется, что они знакомы, что у них общее дельце! Потом он нечаянно проговаривается, что раньше работал на Памире. Уж слишком много случайностей, знаете ли!
Сережка больше всего уважал справедливость. И еще — личную храбрость. Он медленно и неуклонно стал подвигаться к альпинисту, занимая фронтальную позицию.
