— Вон где отец промышлял. — Палец Валерия пополз по карте к Медвежьему острову.
— Вижу. — Юрка дышал в щеку брату.
— Вот здесь, на этой широте, у Кильдина, на них налетел заряд… Ветер достиг шести баллов… Ох, дьявол, скорей бы экзаменам конец, скорей бы лето! Юнгой — это тоже на первый раз ничего. Какой адмирал не был юнгой?
— А меня бы хоть помощником повара… — заикнулся Юрка.
— Ох ты, помповара, кок ты, кокище! — Валерий так хлопнул брата по спине, что Юрка больно стукнулся о тумбу штурвального колеса.
— Ну, ты! — вспылил он и, морщась от боли, замахнулся на брата.
— Ого! — сказал Валерий. — Волк из тебя может и не выйти, а морской заяц обязательно получится!
Юрка с трудом удержался от улыбки.
Потом, не обращая внимания на работниц, нагружавших в бадью рыбу, вахтенного штурмана и двух матросов, они оглядели все, что находилось в рубке, — эхолот с самописцем, фишлупу, барометр и с десяток других приборов, — и Валерий подробно объяснил брату, как и для чего они устроены. Юрка и не догадывался, что брат так здорово разбирается во всем. Можно было подумать, что у него был уже диплом Мурманской мореходки и он обошел немало морей и океанов…
Затем Варзугины спустились в жилой кубрик. Юрка нашел на полочке над койкой зюйдвестку — широкополую жесткую шляпу, — все рыбаки мира выходят в море в таких шляпах. Юрка сбросил ушанку и примерил зюйдвестку. Голова утонула в ней.
— Велика или ты маловат?! — засмеялся Валерий. — А ну-ка дай мне. Ну как?
Зюйдвестка ему была в самый раз, и Валерий выглядел в ней настоящим моряком, особенно когда придал лицу хмурое, если не сказать свирепое, выражение: наморщил лоб, по-пиратски выдвинул нижнюю челюсть.
— Ничего, — сказал Юрка.
Протяжный гудок заставил его вздрогнуть.
— Рейсовый! — крикнул он. — Из Архангельска.
И, не глядя, следует ли за ним Валерий, сломя голову бросился наверх; под стрелой лебедки с бадьей, полной рыбы, пронесся по причалу возле гор пустых бочек и ящиков и помчался к порту. Рейсовый пароход — это событие: не так уж часто приходят сюда корабли.
Валерий пришел на причал минуты через три: приход судна не такое уж событие, чтоб пороть из-за него горячку.
От парохода отвалил катер. Зорко оглядывали братья прибывших, знакомых и незнакомых, — морского офицера с двумя большими звездами на погонах, капитана второго ранга, как сразу определил Юрка, какого-то полного мужчину в очках, с гигантским чемоданом, очевидно командировочного: в поселке очки носили только восемь человек.
Вдруг с Юркой что-то сделалось, что-то легонько укололо сердце.
Он увидел высокого человека в меховой куртке на «молниях» и каракулевой шапке. Выйдя на причал с двумя чемоданами, человек оглянулся по сторонам — на заснеженные скалы, нависшие над портом, на далекие сопки и выдающийся в море Якорный мыс с маяком…
Юрка не знал этого человека. Но в его лице, в развороте плеч, в том, как он держал голову и с прищуром оглядывался, было что-то странно знакомое, волнующее.
Юрка толкнул брата:
— Гляди…
Валерий уставился на человека и обмер.
— Дядя Ваня, — шепнул он, — дядя Ваня приехал…
Юрка почувствовал легкий озноб.
Варзугиных знали на побережье как исконных поморов, лучших промысловиков. Но, пожалуй, славу их закрепил и упрочил Иван Варзугин, средний брат отца, капитан знаменитого дизель-электрохода «Амур». О брате писали даже в «Известиях». Как-то в Доме культуры показывали киножурнал, и Юрка собственными глазами видел: гигантский дизель-электроход, взламывая лед, идет среди сверкающих айсбергов шестого континента; с узких полок ледяных скал, приветствуя моряков, машут коротенькими черными крылышками пингвины…
Капитан корабля Варзугин стоит на крыле мостика и в бинокль разглядывает Антарктиду. На нем меховая куртка, меховые штаны, теплая шапка и унты. А лицо у него властное и умное — лицо человека, привыкшего повелевать и своей волей, как вот эти льды, крошить все трудности в жизни.
В переговорную трубку передает он с мостика команды, и, послушный каждому его слову, могучий многопалубный корабль, в рострах грузовых мачт и трубах, движется к припаю белой Антарктиды…
В темном зале кто-то громко шепнул:
— Смотрите, Варзугин, наш, якорский…
Второго такого человека, шагнувшего так высоко, может, не было на всем побережье.
Несколько дней после этого ходил Юрка ошеломленный и подавленный. Конечно, он много раз слыхал про отцова брата и видел в семейном альбоме его фотокарточки: вот он, крутолобый, востроглазый мальчишка-школьник в одних годах с Юркой; вот — юнга на боте «Заря», рослый и улыбчивый, снятый на полубаке, — даже надпись на судне видна; вот он курсант Мурманской мореходки, в щегольской морской форме, с бляхой на ремне и бескозыркой… Потом шли вырезки из «Огонька» и газет.
Дома говорили, что последний раз дядя Ваня приезжал десять лет тому назад, и Юрка не помнил его. Зато Валерий уверял, что даже ходил с ним порыбачить на Утиное озеро и ставил продольники на Трещанке. Его приезда не ждали. Неужто он решил нагрянуть внезапно? Как хорошо, что отец не ушел еще в море!
Нет, верно, Валерий ошибся. Не он. Дал бы телеграмму, предупредил бы.
Но до чего же похож этот человек на дядю Федю и даже на самого Валерия! В семье Варзугиных мужчины резко делились на две категории: те, кто пошли в бабушку, были рослые, неторопливые, степенные, видные, на первый взгляд очень спокойные; те, кто удались в дедушку, дедушку Аристарха, были малорослые, кряжистые, крутые по нраву, курносые и вспыльчивые. Юрка с Васьком да, пожалуй, Рая, как и отец, вышли в дедушку. А вот в Валерии отозвалась бабушкина кровь.
Старики рассказывали, что Аристарх здорово начудил в молодости, присватавшись к рослой, красивой поморке родом с Терского берега. Охочие до шуток и озорства, мужики бились об заклад на бочонок знаменитой соловецкой селедки, что отошьет Агафья шумливого Аристарха, бедняка и недомерка, у которого за душой ничего, кроме драных сапог, серебряного крестика на груди да неуемной веселости. Выиграл дедушка — а тогда он был молодым парнем — бочонок с соловецкой сельдью и привез в глухое становище Якорное молодуху, занял брошенную кем-то, покосившуюся хибару…
Так вот и ходили они по песчаному берегу к карбасам: высокая, прямая Агафья с точеным белым лицом и черными косами и по плечо ей Аристарх, рыжий и смешливый…
Здесь, в этой хибаре, и начался новый род Аристарха Варзугина…
— Он ли? — спросил Юрка.
— Он, — шепнул Валерий, и Юрка вдруг увидел, как ноздри его раздуваются от волнения.
— Ну, тогда подойди же, скажи…
— Нет. — Валерий упрямо качнул головой.
Он и с места не сдвинулся. То был такой храбрый и веселый, то непонятно побледнел и замкнулся, точно боялся дяди.
Когда незнакомец сел в дорку, братья скользнули следом. Наблюдательный пункт устроили на корме, подальше от приезжего. Валерий поглядывал на него и ногтем нервно отколупывал со своей канадки клейкие рыбьи чешуйки.
Незнакомец вынул портсигар, закурил, глубоко затянулся. Он по-прежнему зорко глядел на контуры серых, с белыми пятнами снега сопок, на здание радиостанции у берега, на домики Малой стороны. А потом, когда впереди показалось устье Трещанки и дома Большой стороны, он просто не мог оторвать от нее глаз.
— Он, — шепнул Юрка. — Гляди, как смотрит!
— А я что говорил?
— Ну так подойди же, заговори.
Валерий не стронулся с места.
Надя долго отсчитывала незнакомцу сдачу с зелененькой трехрублевки. Он небрежно сунул деньги в карман и стал оглядывать пассажиров. Взгляд его скользнул по ребятам. Юрка покраснел и уставился в днище дорки. Стучал мотор, шуршала у бортов вода, и в корпус мягко стукались льдинки.
Юрка поднял голову. Незнакомец продолжал смотреть на него. Внезапно он улыбнулся и подмигнул Юрке. Юрка еще больше смутился, и минуты на три его глаза словно прилипли к ботикам какой-то женщины.
Поднял голову и опять столкнулся с его глазами.
— Вы чьи, ребята? — негромко спросил человек.
— Варзугины, — баском сказал Валерий и глотнул слюну.
— Вот как, — обрадовался незнакомец, — так и знал! Валерий и Юрий. Так?
— Да, — сказал Валерий каким-то робким, сдавленным голосом.
Тут дорка ткнулась в причал, пассажиры, как по команде, схватились за борта и дернулись вперед, и незнакомец — а это, конечно, был дядя Ваня — не успел больше ничего произнести.
Он подождал, пока пассажиры сойдут на причал, подал старенькой Ефремовне, ехавшей от сына, научного работника, из Дальних Зеленцов, деревянный чемодан, жестом велел лезть вперед ребятам и потом уже сам, подхватив два кожаных чемодана, привычной походкой моряка ступил на трап и поднялся вверх. Опустил чемоданы.
