Матроскин. А дядя Фёдор промолчал.
Печкин полюбовался на фотографию и спрашивает:
— А вот что вы можете, глядя на эту гражданочку, сказать про неё? Какие у вас предположения?
— Я могу сказать, глядя на эту гражданочку, что она от кого-то отрезана, — сказал Матроскин.
Потом добавил:
— А предположение у меня такое — значит, тот, кого отрезали, красивше был. Скорее всего это подруга была задушевная.
— А я могу сказать, что эта гражданочка из высшего света, — предположил Шарик. — Вон у неё какая хала на голове.
— А я эту гражданочку встречал, — сказал дядя Фёдор.
Печкин сразу оживился:
— Она что, рядом дачу снимает? Или на велосипеде проезжает? Очень она очаровательная, эта гражданочка, в смысле дама.
— Недавно её по телевизору показывали, — сказал дядя Фёдор.
Когда Печкин узнал, что его даму сердца по телевизору показывали, он ужасно загордился.
— И что же она делала в телевизоре? — спросил Печкин.
— Кажется, она песню пела, про море. А почему это, дядя Печкин, она вас интересует?
У Печкина в голове сразу стихотворение всплыло: «Море бушует, клокочет, камни срывает со дна…» Он совсем застеснялся и сказал:
— Это у меня чисто личное. Почтальонское.
И свою тайну открывать не стал.
Дядя Фёдор спросил его:
— А скажите нам, дядя почтальон Печкин, к вам на почту никаких новых писем не поступало? Таким гражданам, которых раньше не было?
Печкин подумал и говорит:
— Поступало. Я точно помню, было одно такое необычное письмо в жёлтом конверте. Оно господину Кривоногу в мотель «Простоквашино» пришло.
Услышав это, дядя Фёдор серьёзно задумался. Какая-то мысль у него в голове крутилась, только он никак не мог её за хвост ухватить.
Глава двенадцатая
Кто хозяин клада?
Время в Простоквашино течёт по-разному. Утром оно медленно-медленно течёт, неторопливо. К обеду убыстряется. А вечером так быстро течёт, что не угонишься. Все начинают быстро-быстро двигаться, как в ускоренном кино.
Вот в медленное утреннее время мама с папой приехали. Мама так медленно с порога сказала:
— Вы знаете новость? У вас в селе Троицком интересный концерт будет. Я в газете прочитала. Певица Виолетта Серебряная будет выступать.
— Что это за певица такая? — спрашивает дядя Фёдор.
— Как, вы не знаете? Она самая знаменитая. Она так хорошо поёт, что ей костюмы из Франции выписывают.
— Что же она такое поёт, что ей костюмы из Франции выписывают? — удивился Матроскин.
Мама задумалась и молчит. Дальше разговор пошёл в убыстрённом вечернем темпе.
— Может, она народные песни поёт? — спрашивает Шарик.
— Нет. Только не это.
— Может, она тяжёлый рок исполняет, — говорит папа.
— Нет, не тяжёлый рок.
— Может, романсы? — пытает Матроскин.
— И не романсы вовсе.
— Так что же она такое поёт? — спрашивает дядя Фёдор.
— Вот пойдём на концерт и всё узнаем, — рассердилась мама.
Потом медленно они пили чай со сливками. Матроскин угощал родителей пышными булочками. А Шарик показывал им свои фототрофеи за последний месяц.
— Я сейчас натюрмортами увлёкся. В стиле импрессионизма. Вот смотрите — это что?
— Подсолнух в траве, — говорит папа. — Очень сочная картинка.
— Нет, — говорит Шарик. — Это не подсолнух в траве. Эта работа называется — «Жёлтое на зелёном».
— А это? — спросил папа про два таких же подсолнуха в траве.
— Эта работа называется «Два жёлтых на одном зелёном».
— А эта работа, — сказал папа, посмотрев очередную фотографию, — наверняка называется «Четыре жёлтых на одном чёрном»?
— Нет, — возразил Шарик. — Эта работа называется «Яичница из четырёх яиц на сковородке». Это реалистическая работа.
И наконец, когда всеми новостями обменялись, родители спросили:
— Ну, так зачем вы нас вызывали?
Дядя Фёдор всё рассказал родителям и про письма подмётные, и про клад, и про связанную бабушку с сарделькой во рту.
Мама сразу потребовала:
— Давайте клад смотреть.
Как они выдвинули сундук из-под кровати!
Как открыли его! Как там засверкали камни разные и бриллианты!
Мама так и ахнула:
— Ах, мне бы такие! Я бы в нашем обувном отделе самая красивая стала.
— Почему только в обувном отделе? — удивился папа. — Ты бы и бельевой отдел захватила, и колготковый.
— Нельзя эти украшения брать, — сказал дядя Фёдор.
— Почему?
— Потому что они нам не принадлежат.
— А кому они принадлежат? — спрашивает мама.
Стали разбираться.
— Наверное, разбойникам, — говорит Шарик. — Ведь это они всё награбили. Отняли у помещиков и капиталистов.
— Нет, — говорит папа. — Это принадлежит тем людям, у которых эти драгоценности отняли. То есть помещикам и капиталистам.
— Это принадлежит государству, — сказал дядя Фёдор.
— А при чём тут государство? — удивляется мама. — Вот вы сами подумайте. Разбойники ещё туда-сюда — они эти драгоценности грабили. Помещики и капиталисты тоже туда-сюда, они эти драгоценности наживали. Вы с дядей Фёдором эти драгоценности нашли. А государство что делало?
— Надо разделить всё на три части, — говорит Шарик. — Между грабителями, помещиками и нами.
— А что государству? — спрашивает папа.
— Сундук.
Глава тринадцатая
Известия из музея
Скоро на имя профессора Сёмина пришло письмо из краеведческого музея от директора Сиделкина.
Сёмин письмо взял и к дяде Фёдору пошёл его
