— Баста! Время отдыха окончилось! — прокричал Винэ, взявшись за мотыгу, и все дружно последовали его примеру.
— А вот и Мадлен! — воскликнул Кри-Кри.
Мадлен Рок, приветственно помахав рукой федератам, хотела пройти, не останавливаясь, к дальнему краю баррикады, но несколько голосов сразу окликнуло ее:
— Мадемуазель Мадлен, посмотрите на нашу работу! Мадемуазель Мадлен!
— Я не сомневаюсь, что у вас работа идет хорошо, — улыбнулась Мадлен, показывая свои ровные зубы. — Я хочу посмотреть, как дела у Кламара. Это важнее!
— Там Люсьен Капораль, — поспешил сообщить Кри-Кри.
— Тем лучше, — кивнула головой Мадлен и прошла дальше.
Увидев Мадлен, Люсьен бросился ей навстречу:
— Как хорошо, дорогая, что ты пришла!
Мадлен рассеянно ответила на приветствие Люсьена. Она не отрываясь смотрела на стену, возводимую Кламаром. Нетрудно было заметить, что со вчерашнего дня постройка нисколько не подвинулась вперед.
— Гражданин Кламар, — произнесла Мадлен, резко отчеканивая слова, — мне не нравится ваша работа!
Кламар съежился под суровым взглядом Мадлен.
— Мадемуазель, вы слишком строги и забываете, что у меня нет нужных материалов и людей… Я уже докладывал господину Капоралю, который вполне со мной согласен…
— Не знаю, о чем вы докладывали Капоралю, — перебила его Мадлен, — но за людьми у нас остановки не бывает. Что касается материалов…
— Осмелюсь сказать, мадемуазель, ваши люди не идут ко мне работать, а наемных рабочих трудно найти.
— Все ясно, — по-военному произнесла Мадлен. — Гражданин Кламар, вы свободны. Нам ваши услуги не нужны. Вам больше подходит строить триумфальную арку для встречи версальцев.
Кламар, сконфуженно почесав затылок, отошел в сторону.
— Я попробую договориться с депутатом Бантаром, — пробормотал он, ни к кому не обращаясь.
Мадлен вся кипела. Голубые глаза ее метали молнии, руки нервно сжимали висевший у пояса револьвер.
— Мадлен, дорогая, — ласково взяв ее под руку, сказал Люсьен, — ты не права. Кламар может еще нам пригодиться. Ты вооружаешь его против нас, таким путем мы от него ничего не добьемся.
— Чтобы заставить работать этих каналий, — вспыхнула Мадлен, — существует одно средство — вот это! — и она выразительно указала на револьвер.
— Успокойся! Ты смотришь так сердито, как будто хочешь испепелить и меня заодно с этим Кламаром, — пошутил Люсьен, но в его шутке не было веселости.
Мадлен, наоборот, рассмеялась совершенно искренне. От недавнего гнева не осталось и следа, когда она сказала, обращаясь к Люсьену:
— Ты не знаешь, как он меня обозлил! Еще минута, и я, кажется, пустила бы в ход револьвер. Да и ты хорош, не видишь, что он явно мешкает.
— Но ведь я не каменщик и не конструктор, к тому же и материалы…
— Глупости! — перебила его Мадлен. — Не надо быть ни каменщиком, ни конструктором, чтобы видеть, что Кламар работает плохо.
— Нельзя же требовать, чтобы старик Кламар горел на работе так же, как молодая, полная сил Мадлен Рок…
— Брось шутки. Я не узнаю тебя, Люсьен! С некоторых пор ты стал какой-то странный.
— Я не узнаю тебя, Люсьен!
— Я почти не вижу тебя, Мадлен, в эти безумные дни. От этого и происходит наша видимая отчужденность.
— Я всегда помню о тебе, мой милый, — сказала вдруг мягко и задушевно Мадлен, положив руку на плечо Люсьена. — Настали дни тяжелых испытаний. Надо их выдержать, Люсьен. Да?
С этими словами она взглянула прямо в глаза Люсьена, как бы стараясь в них что-то прочесть.
Люсьен отвел взгляд и смущенно пробормотал:
— Ты знаешь, Мадлен, что положение наше совсем не так весело, как это пытается изобразить Бантар. Версальцы заняли три четверти Парижа. У Коммуны нет никаких шансов на победу, а Жозеф балагурит и распевает песенки…
— Куда девалось твое мужество, Люсьен? Как ты можешь упрекать Бантара! Он поет и балагурит… Да ведь это прекрасно! Он поднимает дух бойцов! Он не только поет и балагурит, он организует, работает, борется!
— Ты не понимаешь меня, Мадлен. Я не пожалею жизни за республику, и тебе не придется стыдиться за меня перед товарищами. Но я против бессмысленной гибели ради упрямства или ради глупости других. Пойми меня: затея Жозефа укрепиться в районе Рампоно и удержать наступление версальцев — безумная затея и, кроме бесполезных человеческих жертв, ничего не даст. Моя любовь к тебе…
— Мне противна такая любовь, которая делает тебя трусом, — нетерпеливо перебила Мадлен.
Люсьен понял, что зашел слишком далеко. Схватив Мадлен за руку, он сказал с жаром:
— Дорогая, обещаю тебе, что эта минутная слабость, вызванная бессонными ночами, больше не повторится…
Мадлен тревожно посмотрела на своего друга:
— Хорошо, Люсьен, я верю тебе… — и она медленно направилась к строителям баррикады.
Подождав, чтобы Мадлен отошла на некоторое расстояние, Кламар приблизился к Люсьену и почтительно приподнял шляпу.
— Извините, что побеспокоил вас, — сказал он, — но я не знаю, кого слушать, что делать…
— Повиноваться гражданке Рок, — сухо ответил Люсьен.
Он осмотрелся кругом и, увидев, что за ними никто не наблюдает, добавил:
— От вас, Кламар, я никак не ожидал такой наивности. Неужели вы не понимаете, что ваш саботаж распознает каждый ребенок? Конечно, теперь вам не остается ничего другого, как уйти с баррикады.
В это время на улице показалась Мари с корзинкой цветов. Еще издали слышался ее свежий, звонкий голос, кричавший нараспев:
— Фиалки, всего два су! Душистые, свежие фиалки, всего два су!
Навстречу девочке дружным шагом, нога в ногу, плечо к плечу, шел отряд федератов: это была молодежь Парижа, его цвет. Старшему на вид было едва ли двадцать два года. Мадлен, увидев федератов еще издали, сдернула кепи и приветственно замахала навстречу идущим.
Один из них, безусый юноша, поровнявшись с Мари, крикнул:
— Дай мне фиалок, малютка! Они будут напоминать о тебе там, в огненной печи, подогреваемой версальскими снарядами.
Мари, пытаясь шагать в ногу с отрядом, протянула федерату букетик.
Юноша полез в карман за мелочью.
Мари заколебалась:
— Нет, нет, не надо! — И уже совсем решительно добавила: — Раз вы идете в бой, я не возьму с вас денег.
Эти слова девочки вызвали одобрительные возгласы федератов.
— Браво! Вот это по-нашему! — воскликнул с восхищением получивший цветы федерат.
Он всунул фиалки в дуло ружья и, высоко подняв его, послал девочке привет свободной рукой.
И, поднимая пыль, отряд исчез из виду.
Приблизившись к баррикаде, Мари увидела Кри-Кри и окликнула его.
Кри-Кри стоял в вырытой яме, так что Мари пришлось наклониться, чтобы он услышал ее слова.
— Слушай, — сказала девочка, — тетка Дидье беснуется. Она говорит, что выгонит тебя из кафе.
— Ну, и пусть беснуется! — Кри-Кри мастерски сплюнул. — Очень она мне нужна! Если меня завтра убьют на баррикаде, — прихвастнул он, — она все равно будет ворчать: «Где Кри-Кри? Почему он не на работе?»
Последние слова Кри-Кри произнес пискливо, удачно подражая пронзительному голосу старухи.
— Откуси себе язык, — плаксиво сказала Мари. — Я терпеть не могу, когда ты говоришь о смерти.
— Ну, девочка, сейчас такое время, что надо ко всему привыкать, — поучительным тоном сказал Кри-Кри, довольный тем впечатлением, какое его слова произвели на подругу. — Ладно, болтать мне некогда. Знаешь что? Приходи завтра с утра, только пораньше, часов в шесть, к Трем каштанам. Поговорим тогда обо всем. Не проспишь?
— Вот глупый! Да у меня к шести часам все букеты должны быть готовы. Что я соня, что ли? Конечно, приду!
— Ладно! — согласился Кри-Кри. — Ну, проваливай. Идет дядя Жозеф. Мне некогда.
Жозеф Бантар в это время обходил баррикаду, отдавая распоряжения, смеясь, шутя, подбадривая.
— Ты опять будешь меня ругать за то, что я погорячилась, — смеясь, сказала Мадлен, подходя к Жозефу. — Я сейчас прогнала Кламара. Он мне подозрителен. Он нарочно тянет с постройкой баррикады. Говорит, что нет материалов.
— Мадлен, конечно, во всем права, — подтвердил Люсьен, — во всем, кроме одного: материалов действительно нет.
— Как? Нет материалов?! — вскричал Жозеф, озираясь по сторонам!. — А это что? — и он показал узловатым пальцем на появившуюся из-за угла тележку, нагруженную фортепиано и разной мебелью. Тележку с трудом передвигал мужчина средних лет, напоминавший своим видом лакея из богатого буржуазного дома. Тележка застряла среди вывороченных из мостовой камней. Собралось несколько зевак-прохожих.
Быстро перешагнув через камни, Жозеф подошел к застрявшей тележке.
— Откуда и куда? — лаконически спросил он.
