— Как это невозможно? Вот, например, мы с Бранко воздуха никогда и в глаза не видели, а преотлично живем.
Возвращаемся мы в тот день с Иканычем домой. Важно маршируем, задрав носы кверху. Шутка ли, мы были посвящены в такие научные тайны, которые открыты лишь ученикам второго класса.
На поленнице сидит мой дед Рада и посматривает на нас из-под густых бровей.
— Что это вы сегодня гордые какие, точно два петуха? Иканыч выступает вперед надутый, словно лягушка, и заявляет:
— Ну, дед, знал бы ты, о чем нам сегодня рассказали, у тебя бы глаза на лоб полезли!
— Говори скорей, Ильяшка, я прямо сгораю от нетерпения! — добродушно отвечает дед.
Присаживаемся мы к деду на поленницу, Илька по одну сторону, я по другую, и заводим ученую беседу.
— Дед, ты видишь что-нибудь вокруг? — спрашиваю я.
— Как не видеть, я ведь не слепой.
— Ну и что ты видишь? — значительным тоном продолжает Илькан.
— Да вас вот вижу, свинью, поросят, дом, ветлу.
— Ха-ха-ха, ты самого главного не видишь! — иронически бросает Иканыч.
— Это чего же? — поражается дед.
— Воздуха ты не видишь, а он тебя повсюду окружает! — победоносно пыхтит Икан.
— Да где же это он, воздух твой? А ну-ка, покажи! — обижается дед и тычет пальцем вокруг себя. — Вот я его пальцем проткну!
— Это правда, дед, — поддерживаю я Иканыча, — воздух находится повсюду вокруг нас, хотя он и невидим.
— Скажите пожалуйста, какие премудрости! — не верит дед. — Он как бы есть, а ты его не видишь! Да если вот, к примеру, свинья в свинарнике заперта, так ты в этом собственными глазами можешь убедиться. Это последнему дураку понятно.
— А вот и нет! — вопит Икан. — Сейчас я тебе это докажу!
С этими словами мой дядька по отцовской линии соскакивает с поленницы, бросается за свиньей, загоняет ее в свинарник, захлопывает за ней дверь и кричит:
— Ну что, видишь ты ее?
— Не вижу, — признается дед. — Потому что ты дверь за ней закрыл.
— Но она же в свинарнике, а ты ее не видишь, — скороговоркой тарахтит Илькастый. — А вот и не видишь, а вот и не видишь!
— Ну и что с того, что не вижу?! — гневается дед. — Все равно я знаю, что она там!
— А воздух повсюду вокруг нас, его ученые изобрели! — важно квакает Илькастый. — Нам так учительница сказала.
— Заработаете вы от меня хорошей трепки! — шумит дед. — Да кто это поверит, чтобы ученые такими глупостями занимались, как какой-то воздух изобретать? Больно-то он нам нужен, этот воздух!
— А вот и нужен! Нам так учительница сказала. Без воздуха жить совсем нельзя! — в поддержку Ильке выскакиваю я и этим самым окончательно вывожу деда из себя.
— Передайте своей учительнице, что я вот уже полных шестьдесят лет без этого воздуха прожил и еще проживу, сколько мне положено. И покуда жив, в такие глупости не поверю!
Мы с Иканом переглядываемся, а когда окончательно рассерженный дед удаляется в дом, Илька пожимает плечами и говорит:
— Господи, да я и сам в этот воздух не верю! Вот в то, что свинья в свинарнике заперта, в это я верю, хотя я ее и не вижу, а воздух, наверное, такой тонкий, что его и не разглядеть.
Первое, что этот болтушка Илькан заявил на следующее утро в школе, было:
— А знаете ли, госпожа учительница, что наш дедушка Рада говорит? Он говорит, что вот уже шестьдесят лет без воздуха обходится и что в своем доме он этого воздуха не потерпит!
На склонах гор, поросших подлеском или мелким кустарником, появляются к осени и разгораются фантастическим пламенем яркие багряные пятна.
— Что это такое? — спрашиваю я деда.
— Это райское дерево. К осени его листья краснеют и тем самым дают знать, что настала пора для сбора съедобных каштанов.
Каштаны!
Нет в селе такого мальчишки или девчонки, которые не радовались бы тем дням, когда начинается сбор каштанов. Целыми семьями отправляются крестьяне в огромную каштановую рощу на крайнем западном конце нашего села. Иногда проводят здесь по нескольку дней, до вечера собирают каштаны, а ночь коротают в глубине рощи у громадных костров. Пекутся каштаны на углях, заводятся длинные истории, подростки из темноты рычат и завывают, пугая малышей:
— У-у-у-у! Где Миле Батич, я его в мешке утащу?!
И перепуганный Миле Батич, пятилетний пацан, дрожа, забирается поближе к огню под полу дедовского гуня[6], жмется к деду и просит:
— Дедушка, не отдавай меня, я тебя слушаться буду!
Однажды мы всей школой отправились в поход в каштановую рощу. Приготовили торбы под каштаны, захватили с собой обед и вот, построенные парами, потекли длинной колонной извилистой дорогой, густо обросшей кустами. Во главе колонны наш истопник Джурач Карабардакович ведет своего взнузданного коня под вьючным седлом. По бокам лошади бьются две объемистые пустые корзины. В них мы будем собирать каштаны для учительницы. Для себя старина Джурач не припас корзины. Он считает каштаны детской забавой.
По пути нам все кажется новым и занимательным, словно мы впервые проходим этой дорогой. Увидим, например, корову на пастбище и поднимаем шум:
— Эй, вон корова пасется!
— О-хо-хо! Ихи-хи-хи!
Мы заливаемся смехом как сумасшедшие. Нам кажется смешным и то, что корова рогатая, и то, что она ушами прядет, и то, что она взмахивает хвостом, отгоняя мух, и при этом жует. Дивится Буренка вызванным ею шумным восторгом, поднимает голову и, уставясь на ребят грустными глазами, словно бы укоряет нас: «И что вы так расхохотались, словно шляпу у меня на голове увидели?!»
Вот проходим мы мимо какой-то коняги, а Вея окликает Ею Клячу:
— Посмотри-ка, вон твоя родня!
— Какая родня? — не догадывается Ея.
— Кляча, как и ты! — довольно бросает Вея, и вся колонна разражается хохотом.
Но вот и роща. Вековая огромная роща со старыми развесистыми каштанами, унизанными зелеными шишками. Мальчишки должны были влезать на деревья и сбивать плоды, а девочки собирали их и очищали от зеленой шубы.
Вот где можно было щегольнуть искусством лазания на деревья. Будет чем полюбоваться этим трусихам девчонкам, которые и на парту-то боятся встать, стесняясь ненароком открыть свои голые ноги. А нам вовсе не интересно смотреть на их голые ноги, которые они так и норовят в каждом ручье полоскать. Гораздо интереснее увидеть ворону или зайца.
Кто первым поднимется на самый верх склона, туда, где кончается роща? Конечно, Славко Дубина и я, его напарник. Взобрались мы с ним на вершину самого высокого раздвоенного каштана с могучим стволом и густой кроной. Крутые лесистые горные отроги протянулись передо мной как на ладони к самым дальним дворам нашего села, и я в изумлении восклицаю:
— А там что за поселок, в той долине, по правую руку от леса?
— Это выселки Соленые. Оттуда ходят в школу двое наших первоклассников — Джоко Марчета Мослак и Еван Гаврилович Горлица.
— О-го-го! Из такой дали?
Отныне я смотрю на первоклашек Горлицу и Мослака другими глазами, и они кажутся мне необыкновенными и удивительными. Подумать только, в какой дали они живут?! Почти на самом краю света, потому что дальше, за их выселками, встает только небо синей стеной, и по небу плавно проплывают ватные клочья облаков.
— А что это за высокая скала, которая поднимается на том откосе слева от села? — снова спрашиваю я, разглядывая поросшую кустарником косматую каменную громаду, мощно вздымающуюся над деревьями со склона каменистой гряды.
— Там знаменитая Кошачья пещера. Когда-то в ней прятались гайдуки. Добраться до пещеры нелегко, к ней по крутизне ведет узкая тропка через чащу кустарника.
— А ты там когда-нибудь бывал? — спрашиваю я.
— Где только я, браток, не бывал! — распускает передо мной Славко свой павлиний хвост. — Да будет тебе известно, что на свадьбу или по особым праздникам в Кошачьей пещере жарят на вертеле ягнят. Говорят, нет вкуснее ягненка, чем жаренного на вертеле в Кошачьей пещере. Так вот я туда и ходил, когда мой отец собирался сватом к куму Зорану. Лично я переворачивал тогда ягненка на вертеле.
— Послушай, возьми как-нибудь и меня туда с собой? — подлизываюсь я к Славко.
— Как же я возьму тебя с собой, когда туда без дела не ходят? — хмурится Славко. — Если кто-нибудь отправится туда ягненка жарить, тогда другое дело, или если мы соберем гайдуцкую дружину.
У меня глаза так и загораются.
— Давай соберем гайдуцкую дружину?!
— Это можно, только как-нибудь в воскресенье, в будни никак нельзя. Взрослые непременно дознаются и тут же нас накроют. Я в прошлом году уже сбегал в гайдуки в Старую башню над Глубоким ущельем. Поймали меня и выдрали, как нашкодившего кота.
— Так, значит, ты и в Старой башне на вершине горы побывал? — восхищенно протягиваю я.
— А как же, конечно, побывал. Но страшно там — жуть. По ночам привидение бродит в белом балахоне и цепями звенит.
