– Поймаю со Снегуркой – замочу! – крикнула вслед Экстрасенсиха. Пока Морозик не увлекся Снегуркой, Экстрасенсиха была дамой воспитанной и вежливой. Но теперь она часто бывает на Лунном бульваре – хочет не упускать из вида своего Морозика. Постоянное общение с подростками сделало ее не такой уж культурной и изысканной. Раньше она сказала бы «проучу», а теперь – «замочу». Как какой-нибудь грубиян Барбосов, или Леха, легкомысленный изменщик. Однажды Леха и Морозик разговорились на бульваре и оба признались друг дружке, что иногда позволяют себе зигзаги. Так они называли измены, которые склонны прощать друг другу, а тем более – себе самим. Но весь этот разговор происходил давно, в другой книге. А сейчас Морозик удрал из дому. Он ехал вниз, лифт медленно двигался, Морозик от нетерпения топал белыми валенками, а бороду трепал и совсем растрепал. А глаза горели, как у молодого. Из-за любви к перцу-горошку? Ой вряд ли. Он слышал угрозу Экстрасенсихи, но отмахнулся: «Не поймает». И понесся по Лунному бульвару.
Экстрасенсиха сердито глянула на ни в чем не повинную Лидку:
– Я все тебе сказала, можешь отправляться домой.
Лидка без возражений пошла из комнаты, а сама думала: «Мой Андрюша слинял от меня, это как? Никогда мне не найти вечную любовь».
Попугай Попка сказал громко и отчетливо:
– Вечная морковь и той не бывает – вянет. А вечная любовь только в кино! Дай семечек, Лидка!
– Хочу вечную любовь! – крикнула Лидка уже с лестницы. – Вечную! – И быстро впрыгнула в лифт – боялась рассердить Экстрасенсиху. И рассердила:
– Вечную? И верную? И без измен? – Экстрасенсиха стукнула кулаком по волшебному столу, драгоценные камни подпрыгнули и легли на бархатную скатерть узором в виде сердца, пронзенного стрелой, она сказала сама себе: – Все мужики изменщики и гады.
Лидка слышала ее слова, она заплакала и вернулась. Обняла Экстрасенсиху, села рядом. Так они сидели и плакали, как две подружки. Экстрасенсиха сказала сквозь слезы:
– Отомщу. А ты?
– Моя месть будет страшной. Если сумею его найти. А твоя – страшной?
– Еще какой! Но мне его жалко, я же его, идиота отмороженного, люблю!
– И я своего люблю!
– Знаешь что? – у Экстрасенсихи слезы высохли мгновенно. – Не морочь голову! Ты его даже не знаешь, видела всего минуту! «Люблю!», главное дело!
– Любовь-морковь-репа-петрушка! – рявкнул попугай.
Лидка ушла.
* * *
Агата встретила Леху по дороге в школу. Он вышел из своего подъезда.
– Привет, Агата, – старался сказать как ни в чем не было. Но – бывало! И Леха трусливо смотрел в сторону: – Агата, привет!
– Никаких приветов предателям, – она засмеялась зловредно, – передавай привет своей косой и хромой подружке. Славненькая такая уродочка!
Он преградил Агате дорогу, как раньше. Замахнулся сумкой, но не ударил, сумку опустил.
– Почему не стукнул! – Она смотрела весело и смело. – Не бьешь девочек? Бей, Леха, ты теперь такой. – И ушла. Изо всех сил гордо выпрямила спину, расстроилась: не бьет, не толкает, не ругает – разлюбил окончательно. Грустно было Агате в то утро.
А он свистнул громко, разлетелись вороны Лунного бульвара. И с березы слетели, и с тополя тоже. Серыми крыльями закрыли небо. А Леха обогнал ее и до самой школы ни разу не обернулся.
– Придешь! И будешь просить прощения! – крикнула ему Агата. – Но не прощу! И кота Барса больше не увидишь! Заводи общего кота с кривой и косолапой!
Леха все-таки обернулся – нельзя же ругаться с Агатой, стоя к ней спиной:
– Совсем без башни! При чем здесь кот? Барс общий, и не присвоишь!
– Нет у меня с тобой, предатель, ничего общего! – Агата обогнала его, влетела в школу и громко хлопнула дверью. Он тоже хотел влететь в школу, но дверь не открылась – Агата сунула в ручку швабру, которая стояла в уголке. Охранник Серегин стал кричать:
– Что за выходка? Я должен охранять дверь, а не запирать ее! Дети сейчас как раз идут на первый урок!
– Дети только обрадуются, Серегин! Они же нормальные дети! Ты же, Серегин, не старик, неужели в детстве ни разу не мечтал о запертой школе?
– Вроде ты права, Агата. А кто же все время дергает дверь? Сила-то какая!
– Это борец вольной борьбы, ничего особенного. Сила есть, ума не надо! – крикнула Агата в замочную скважину.
Она села на скамейку в вестибюле и наблюдала за дверью. А Леха там, за дверью, кричал:
– Лучше открой, Агатище! Совсем отстойная! Пожалеешь! Нас тут целый митинг собирается!
– А что же ты один колотишься, Леха? Митинг почему молчит?
Дверь тряслась под Лехиным натиском. Охранник Серегин выглядывал в окно и хохотал до упаду. Он видел борца Леху, а с ним толпу учеников, которых вовсе не возмутила запертая дверь. Они были из самых разных классов, но единодушно веселились.
– Ученье – свет!
– Знание – сила!
– Контрольную отменят!
– Первый урок – трудный урок! Еще не проснулись!
Кто-то включил плеер, десятиклассники Юля и Дима стали танцевать. Другие толкались, боролись, орали, хохотали.
Да, нелепость. Как многие нелепости, она могла продолжаться вечно. Но окно директорского кабинета распахнулось, несмотря на зимний холодный ветер, высунулась директриса Маргошка, которую в глаза называли Марией Михайловной.
– Это что-то новенькое, – сказала она тихо, но все услышали. Ее всегда слышат, потому что у Маргошки авторитет. А может быть, директорские голосовые связки устроены особенно.
Стало тихо во дворе. Звонко чирикали воробьи, шумели машины на проспекте. Охранник Серегин тоже притих. Агата улетела вверх по лестнице и смирненько села в своем классе. Заглянула в класс математичка Клизма, она же классный руководитель. Класснуха, так называется классная руководительница во всех школах. Класснуха Клизма ко всему привыкла, шестой «Б» – класс непредсказуемый.
– Где все? – спросила она спокойно. – Почему никого нет?
– А я? Как же никого? – Агата смотрела прямо в глаза математичке.
– Не прикидывайся глупой, – еще спокойнее ответила Клизма, видно было, что злится.
– Я не прикидываюсь, – тихонько сказала Агата, – я прикалываюсь.
Тут в класс ворвались Леха и все остальные. Леха возглавлял толпу, глаза горели местью.
– Замочу, – шепнул Леха Агате. Он сидел на своем месте, рядом с ней. И все сидели на своих местах тихо, внимательно смотрели на математичку, ждали ценных объяснений правил деления или умножения. А внизу тугодум Серегин вертел в руках швабру:
– Как она попала в дверь? Понятия не имею.
– Серегин! Уволю! – Маргошка стояла перед ним, глаза были веселые. Работать в школе, да еще директрисой, без чувства юмора нельзя, рано или поздно будет нервный срыв.
– Серегин, перестань прикалываться! – строго сказала она.
Он поставил швабру на место и кивнул в знак согласия – прикалываться он не будет. Сегодня. И до конца дня пожимал широкими плечищами. Пусть все видят, что охранник ни при чем, он понятия не имеет, кто заложил дверь шваброй. Он удивленно поднимал брови, разводил руками, пожимал плечами. И все это выглядело так смешно, что даже первоклассники Кирилл и Кристина хихикали и повторяли:
– Во дает Серегин!
– Играет спектакль!
А в шестом классе шел урок математики. Клизма-класснуха шептала про себя:
– Дикие люди, каждый день что-нибудь. – А вслух она сказала следующее: – Кто будет отвлекаться или отвлекать меня, выставлю за дверь. Почему слово «дверь» рассмешило сегодня шестиклассников? Они стали хохотать. Клизма постучала ключами по столу: – Смех без причины прекратить! – И стала диктовать пример. Леха записывал цифры в тетрадь, а сам шепнул Агате:
– Мокрое место от тебя останется, Агата. Запомни и не отвлекайся.
Она лучезарно улыбалась. Все-таки он фанатеет от нее, раз решил уничтожить. Это же ясно любой девочке, даже в детском саду девчонки знают: угрожает, дразнит, бьет, значит, любовь у него сильная. Агата решала пример, а сама вспомнила, как Экстрасенсиха говорила: «Не верь плохому, а верь хорошему».
Агата отвернулась от Лехи и отодвинулась подальше вместе со своим стулом. А он продолжал мстительно шептать:
– Не прощу сто лет! И кота запру, не увидишь Барса! Ему не нужна хулиганка вредная! Будет жить у меня, а без тебя обойдемся. Мы тебя забудем! И глаза забудем, и смех твой дурацкий. Имя твое не вспомним. Барс не будет к тебе привязан, как раньше.
– Почему? – не утерпела она. Агата заметила Лехин нежный взгляд под сурово нахмуренными бровями и засияла: – Почему Барс от меня отвернется?
– Потому, и все. Я буду кормить его лучшей в мире едой.
– «Утро-кайф» – лучшая в мире еда для собак, кошек и зайчиков, – тихо пропела Агата, – реклама для безбашенных, рекламой ошарашенных. Леха, запомни, кот Барс останется со мной.
– Это интересно. Почему же?
– Он меня больше любит. Ты грубый, а я нежная и тонкая. Все, разговор окончен. – И отодвинулась еще дальше, чуть не свалилась со стула.
