обида и зависть. Но это было не так. На этом деревце зрели совсем другие плоды: восхищение, желание быть рядом со мной и, может быть, прикоснуться к одной из тех привилегий, которыми я пользовался. Я подышал сладким ароматом этих плодов, прежде чем войти в кабинет, и потом еще на перемене, и он не выветрился полностью, даже когда уже пора было идти на обед. Даже Карлита (девчонка, про которую я говорил, что влюблен в нее, но на самом деле она мне просто нравилась — кстати, она ко мне так же относилась, считала, что я прикольный парень, с которым можно иногда затусить) — даже Карлита подошла ко мне с видом оскорбленной принцессы.
— Слушай, Сальва, — пожаловалась она, глядя мне прямо в глаза, — я-то думала, мы друзья… Я бы не отказалась познакомиться с Чичарро… знаешь ли…
Я тоже уставился Карлите в глаза и пообещал, что в следующий раз позову только ее одну. И прибавил, что можно было бы как-нибудь пообщаться наедине, скажем, у меня дома.
Карлита согласилась, что можно. Естественно.
Мы заговорщически рассмеялись, и мне снова закружил голову этот аромат — аромат чужого желания быть со мной рядом.
Я чувствовал его в последний раз в жизни.
Анхель меня не встречал. Правда, мы и не договаривались, так что он наверняка был занят работой: возил дедушку. Поэтому я, как обычно, отошел от школы подальше и, когда никого из одноклассников уже не было поблизости, поймал такси. До дедова дома можно было доехать и на автобусе, но он целую вечность тащится через город. Поэтому я всегда брал с собой деньги на такси, которые дед оставлял мне в конверте на столике в прихожей.
Приехав, я сразу направился в гараж — проведать «Монтессу». С утра я торопился и не успел туда заглянуть. Обратно от Василия мы снова везли мотик в прицепе, а теперь мне хотелось прокатиться по дорожке вдоль газона в саду. А главное, завести байк с первого раза.
Я сел на «Монтессу» и выполнил тройной ритуал: вставил ключ, опустил ногу на педаль и закрыл глаза, максимально сосредоточившись, как будто пытался завести не мотоцикл, а самолет. Вроде тех, которые хочет конструировать Начо. Мне потребовалось три попытки и два ругательства — в два раза меньше, чем в прошлый вечер. Полный триумф. Первая мягко включилась, и я поехал — медленно, чтобы не скатиться с дорожки, а потом, уже почувствовав себя чуть увереннее, переключился на вторую. Развернулся и возвратился к гаражу тем же путем. Но дорожка была чересчур короткой, а соблазн прокатиться по тихим улицам дедушкиного района — слишком большим. Что могло случиться? Никого не удивит шестнадцатилетний парень на мотоцикле. Тем более на этих тихих улицах: тут все дома с садами и бассейнами, хозяева на расслабоне да прислуга, почти никто не ходит и не ездит. Я сходил за шлемом и повел мотоцикл к воротам. Пульта от ворот у меня не было, но мотоцикл можно было вывезти и через калитку. Я собирался покататься только пару минут на второй, максимум на третьей передаче. Как я и предвидел, вокруг не было ни одной машины, и мне казалось, что я вожу мотоцикл всю жизнь — ну, почти, потому что иногда я слишком сильно газовал или, наоборот, недодавал газу. Я почувствовал себя так уверенно, что решил: ничего страшного, если доеду до светофора на перекрестке с проспектом Бонанова. Только туда и сразу назад. Но я где-то свернул не туда и оказался на другой улице, а когда решил вернуться, малость заблудился. Наконец на перекрестке я заметил по правую руку знакомую улицу: до дедушкиного дома было рукой подать. Только надо было пару метров проехать против движения, потому что улица односторонняя. Всё равно на дороге никого, решил я и свернул. И оказался перед машиной муниципальной полиции.
Я хотел рассказать им правду — не всю, конечно, — и надавить на жалость. Что дедушка вчера подарил мне мотоцикл, потому что я хорошо сдал все экзамены (ха-ха-ха), что я ему пообещал, что получу права (правда-правда), что взял мотоцикл без разрешения (чистая правда)…
— Здесь одностороннее движение. Надо проверить, нет ли за тобой других нарушений. Есть при себе документы?
Дрожащими руками я протянул свое удостоверение личности. Прочитав мою фамилию, они переглянулись.
— Как зовут твоего дедушку? — спросил второй.
— Виктор Каноседа. Он тут рядом живет… Может быть, вы его знаете, он…
— Значит, думаешь, раз твой дед — известный человек, мы закроем глаза и не выпишем тебе штраф? — всё так же строго сказал первый полицейский.
— Нет, нет, я говорю потому, что он, может быть, уже вернулся домой… Просто у меня родители сейчас в командировке.
Полицейские переговорили между собой и попросили меня ему позвонить. Дед был уже в машине и приехал через пять минут.
— Прости, дедушка, я не хотел… Просто захотелось прокатиться по кварталу, но я немного заблудился…
— Малой, напрасно ты… Господа, можно вас на минутку?
Дедушка и оба полицейских отошли на несколько метров поговорить. Насколько я мог понять, первый полицейский готов был махнуть рукой на это дело, но второй оказался принципиальным. Его, видите ли, задело, что я внук своего деда да еще и напомнил об этом. Но дедушка положил ему правую руку на плечо, а левой легонько похлопал себя по груди на уровне сердца. Наверное, клялся, что это больше не повторится. Легендарное обаяние дедушки сработало, и меня отпустили с миром. Это был последний раз, когда оно сработало.
— Пообещай сеньорам полицейским, что таких выходок больше не повторится, и живо домой! Мотоцикл дотолкаешь, заводить не вздумай!
Я послушался и, пообещав клятвенно, что больше не напортачу, потащился домой, толкая «Монтессу», спасенный, но в то же время униженный. Я подвел деда. Я подвел его и заставил выгораживать меня перед какими-то уродами из муниципальной полиции. Но дома дед вел себя как ни в чём не бывало.
— Шельмец, ты бы не наглел. Хочешь ездить на мотоцикле — значит, найдем тебе автошколу. Уяснил?
Мы спокойно пообедали, и чувство унижения меня отпустило. Потом мы поехали вдвоем на служебной машине: сначала меня завезли в школу, здание на улице Мальорки в Левом Эшампле, которому кое-как постарались придать не особенно роскошный вид, а потом дед поехал в фонд. Я сказал ему, что домой вернусь сам.
— Даже не думай. Я пришлю за тобой Анхеля. Хочу быть уверен, что ты направишься сразу домой делать уроки. Я дал слово твоему отцу, помнишь? А мое слово священно. И
