— Уже тогда были мучители! — восклицал Иван и Король подтвердил теми же словами, которые однажды услышал от Тайдемана:
— Вражда была всегда, это как землетрясение или наводнение, вражда — это как стихийное бедствие.
Шагая по галерее, откуда через высокие узки окна открывался вид на внутренний дворик, Король задел ногою скомканную бумагу и поднял ее. Оказалась половинка газетной страницы на русском языке. Для Короля она интереса не представляла, его взгляд лишь остановился на рисунке с изображением четырех голов: одна с большой бородой, другая с бородой поменьше, третья… Этого он знал — Ленин с маленькой бородкой. А четвертая… Король и этого знал так же хорошо, как знал его весь мир. Совсем без бороды, но с большими черными усами.
Новый год встречали в ателье шумно, присутствовали только мужчины. Пограничник относнтельно Ирины вскользь заметил, что бывают же у женщин и постоянные обязанности, которые невозможно избежать. Разумеется, все мужчины… взрослые — выпили за ее здоровье. Новый год встречали с обильной выпивкой. Гехатипат не употребляли. Заморский, как известно, его не признавал. Пограничник привел друга, которого представил:
— Мой Друг с большой буквы, Между прочим, Саша.
Короля можно было четвертовать (Пограничник объяснил ему, что четвертовать — значит резать человека на четыре части; еще Королю тогда представлялось, как человека кладут на стол и режут на четыре куска), но, какая разница между Другом с большой буквы и другом с маленькой, он не понимал. Этот нервный чернявый офицер остался в его памяти как Друг Пограничника. Таким образом, их оказалось шестеро, пятеро курящие, причем один тянул трубку — Маленький Иван. Что Иван курил, к этому здесь привыкли уже настолько, что само по себе это комическое явление смеха ни у кого не вызывало.
Из еды на столе ничего особенного не имелось, но, несмотря на это, никто ни с кем не враждовал и даже не подрался. Кровяная колбаса, сало, хлеб и чай. Собственно, чай пили только Король и Иван. К кровяной колбасе они относились с вниманием. Взрослые пили водку, предлагали шутки ради и Ивану, поскольку человек все-таки курил трубку, и сочли ее удавшейся, когда Иван, показав на Короля, как ни в чем не бывало ответил:
— Мы только пиво признаем.
Как сильно отличалась эта встреча Нового года от предыдущих, какие Королю довелось встречать в своей жизни! Но весело, конечно. Даже ему, который порою не понимал веселья других. Шумно! Люди выпивали. А Король знал: когда выпивают — всегда шумно. Почему так, он себе объяснить не старался. Пили, ели, курили. И говорили, говорили, говорили…
Королю порою представлялось, что он вовсе и не король, а, скажем, кот, и смотрит на людей будто бы сверху, например сидя на шкафу, и видит странных существ, которые все время жуют и говорят-кричат… Ему они казались невероятно глупыми именно оттого, что много говорили. «Ну о чем можно столько говорить? Зачем у людей столько ненужных звуков?» — думал Король, будучи котом. Ведь котам для общения вообще не надо столько шуметь, а у них наверняка имеются свои представления о жизни. Он тем более чувствовал себя котом на шкафу, что разговоры велись на труднопонятном языке. Да, он этот язык немного уже понимал. Однако, когда столько слов сразу, то они сливаются.
Король присматривался к Заморскому, стараясь вникнуть в его сущность. Держался Заморский со всеми насмешливо. И этим вызывал у других желание на него кричать — так показалось коту в образе Короля. Заморский скажет что-нибудь коротко, и тут же остальные долго и громко кричат-орут, машут руками, стучат кулаком по столу — дом сумасшедших, как бывало говорила Хелли Мартенс. Кот, право, в этом не разбирался, ибо глупости ниже его достоинства.
Король же в сумбурном галдеже уловил, что и теперь, как и при любой встрече, они рассуждают о социализме. Вот уж действительно вечная тема для иного любителя болтать! Причем, как показалось, их всегда занимал один и тот же вопрос: возможен социализм или невозможен? Ни для кота, ни также для Короля предмет спора никакого интереса и представлял, так как им социализм не нужен.
Обычно начинал Пограничник.
— Социализм невозможен уже потому, что невозможно изменить суть человеческой природы! — излагал он свою позицию.
На этот раз его поддержал и Друг, тоже крича, нервозным голосом, что, если человеческую сущность не изменить, значит, всегда будет, как было, от Адама и Евы.
Адам?.. Ева?.. Н-да! Про эти персонажи Король вообще-то слышал, даже читал что-то, когда посещал школу у Брюкваозера. Довольно темная история. Непонятные личности. Еще в учебнике богословия первого класса про них как-то туманно намекали: будто бы жили в раю (вероятно, тоже Островная Земля, но черт ее знает, где), будто бы им запрещалось рвать яблоки (здесь тоже не везде можно), будто бы они все-таки съели самое вкусное, которое им змея показала, и их за это выгнали из рая. Вопрос: куда? На Землю? Но ведь и на Земле яблок навалом. Нет логики. Да и сами учителя ничего толком объяснить не сумели: чего ради Адам с Евой уж так застыдились после того, как сожрали яблоко? Что голые? Так и на Земле не принято голышом бегать. Что змея яблоко подсунула? Королю бы побольше таких змей в иных садово-огородных ситуациях!.. А уж он-то сколько имел дела с яблоками… из всевозможных садов. И тоже… Он плохие обычно не берет. Но и то, чего уж тут особенно стесняться! А эти съели всего одно яблоко на двоих, но сколько разговоров!
После новогодней пьянки в ателье решили друзья податься на заработки. Они и раньше ходили. Когда вместе, когда врозь. Опыт приобретался. В Рэо, что не так далеко от города, они во многих хозяйствах помогали, где на хуторах оставались пожилые люди. Мало ли — много ли, работу кое-какую делали: разделывали дрова на топливо, рубили хворост, к весне многим понадобилось вырубать поросль ивы у дорог, У заборов или в канавах, выбрасывали и навоз из коровников. За зиму навоза в коровниках накапливается, он утрамбовывается. Ведь как бывает: сделает корова дело, то есть «блин», хозяйка забросает его соломой, и так каждый день. Так что к весне корова окажется на солидном навозном бугре, необходимо это удобрение вытаскивать за коровник, отсюда, когда снег растает, увезут на поля. Одним словом, дел у ребят хватало.
Платили не деньгами, а натурой: давали копченого мяса или муки, яиц, предлагали и шерсть. Иван брал для Лилиан, которая вязала ему носки. Узнав, что Алфреда отпустили, Король со спокойным сердцем продолжал жить в своем королевстве фантазии. Туда все глубже втягивался и Иван. Но Алфред на «мерседесе»… Это приводило Короля в восторг, немного стало и обидно: Йентс, значит, будет ездить на «мерседесе». Однако завидовать не имело смысла: он понимал, что и Йентсу, если в Карула открыли школу, некогда кататься на автомобиле, к тому же Алфреду машина дана для служебного пользования.
Отправившись на заработки, они взяли пустые мешки под «зарплату». Пошли, конечно, пешком. Решили на этот раз податься в деревню Розвальни, что недалеко от Звенинога. Можно было искать дело в в самом Звенинога, но близость Сааре не нравилась Королю: пойдут разговоры, что Король Саареский в работниках ходит… А Розвальни… Тянуло Короля сюда, он надеялся встретиться с Ниргит и узнать про Сесси что-нибудь. Да и на хуторах Ару ему побывать приятно, как на Малом, так и на Большом.
Иван к тому же почему-то не любил Звенинога, Сколько раз приглашал его Король на Сааре — не соглашался. Причину своего нежелания, как всегда не объяснял, только произносил: «А-эх!»
Не бить же его за это! Король конечно же рассказывал другу, как раньше жилось на Сааре, как баню топили и какая там замечательная собака. Подумал было Король забежать за финскими санками к Харри на Полевую улицу. Отец Харри стал заведующим рыбацкого кооперативного магазина, который поместили в бывшем производственном доме Алфреда: верстаки и прочее перекочевали в сарай, на их месте образовались полки с товарами. Но передумал, не стал клянчить сани. Им не привыкать к пешим переходам, да и по дороге могут подобрать чьи-нибудь попутные сани, если «голосовать».
Они шагали, болтая о том о сем: что школа — каторга, хотя хорошо бы Ивану знать эстонский язык, что бароны — это нехорошо, председатели колхозов — тоже плохо, а свобода — хорошо, но, чтобы жить свободно, надо только работать. Таким образом, выходило, что их образ жизни самый правильный. Мимо мчались маленькие грузовики, изредка большущие студебеккеры; догоняли сани и розвальни, но не все ездоки им нравились, как, впрочем, и они не всем… Скучно им не было, для них война давно уже не существовала. Они были заняты друг другом, каждый стремился открыть для себя мир другого. Как уже известно, мир Короля становился все больше и больше понятен Ивану, сам же он оказался на редкость замкнутым. Такие Королю не нравились: ты ему обо всем на свете, всю свою жизнь, как на ладони, а он… молчит. Скрывает ли что? Или дураком боится выставиться? Но ведь Королю не нужно, чтобы Иван очень умный был, ему достаточно, чтобы он был просто Иван, как всегда. Ничего особенного не надо.
