Блажена нагнала женщину, которая несла большой ящик с углем, отдыхая на каждой третьей ступеньке. Это была Тонечка.
— Раз ходите сами за углем, то насыпайте половину ящика, — сказала ей Блажена, повторяя отцовские слова. Но тут, вспомнив, что не поздоровалась, она бросила коротко: — Добрый день!
Тонечка остановилась и глянула на Блажену со спокойной улыбкой.
Почти на голову ниже долговязой Блажены, она была, однако, более статной, с полными плечами, с загрубевшими руками и широкими бедрами. Ее глаза были дымчато-серыми, но в них мелькали тихие искорки, как солнце за тучами. Кожа была такой нежной, что лицо румянилось от одной улыбки. Она стояла напротив Блажены, возбужденной от езды на велосипеде, и уже одним своим мирным и спокойным видом действовала успокаивающе.
Словно противясь возникающей симпатии к Тонечке, Блажена коротко бросила:
— Я помогу вам, идите!
— Спасибо, — сказала Тонечка, ухватившись за один край ящика. — В другой раз я тебе тоже помогу.
— Не беспокойтесь! Я не насыпаю ящик полным, папка не велит… Но если бы…
— Что тебе нужно? — с готовностью спросила Тонечка.
— Умеете вы мыть и натирать пол?
Тонечка рассмеялась приятным грудным смехом.
— Мне да не уметь! С самого детства я только это и делаю.
— А не могли бы и мне показать?
— Конечно, я тебе покажу, хоть сейчас!
— Сегодня уже поздно, а завтра утром, когда папа уедет, нельзя? Я вам постучу, хорошо?
— Можешь даже позвонить, — приветливо сказала Тонечка. — Хозяйка в спальне все равно не услышит.
Отец ходил по комнате. Постель он приготовил, но свет еще не зажег.
Блажена чувствовала себя немного виноватой, хотя и старалась оправдать себя: ведь папка спал, и я вовсе не была ему нужна! Поэтому она сразу замахала письмом:
— Девочки мне пишут! Передали письмо через Духоня.
Папка, ты разрешишь мне учиться у Духоня ездить на велосипеде?
Отец молча улыбнулся, потом сказал:
— Так вот почему ты исчезла! А этот Духонь кто?
— Парень из нашей школы. Пойдет теперь в шестой класс. Велосипед его собственный.
— А где вы ездили?
— Да по одной тихой улице. Не знаю, как называется.
— Ну ладно, каждый день по полчаса. Хватит? Как-нибудь я на тебя посмотрю, когда ты скажешь название улицы… Ну, так что пишут девочки?
— Сейчас прочитаю. Слушай! «Ветерок!» Так меня называли, потому что я лучше всех играла в волейбол. «Вспоминаем о тебе у лагерного костра и напоминаем, что „если взять с одной чашки весов какую-нибудь гирю, то нужно и со второй чашки снять столько же, чтобы равновесие не нарушилось, то есть из обеих частей уравнения нужно вычесть одно и то же число“. (Приписка: не думай, что кто-то из нас, сумасбродок, взял с собой арифметику. Цитата из известного всем справочника Новотной!) Не забудь также, что „электрический звонок в своей основе — это молоток Вагнера“. (Приписка: это по физике, разумеется, помнила Мадя! Но только это!) В заключение — заруби на носу пифагорову теорему. Девчонки спорят, что ты не помнишь! Ну вот! Похова подсказывает. Толкни ее под партой, чтобы впредь она говорила громче. Итак, Блажена Борова, квадрат гипотенузы равен чему?.. Равен сумме квадратов катетов. (Постскриптум: желаем тебе успехов в повторении!) Не сердись, Блаженка, нам нужно немного подурачиться. Ведь ты знаешь, нас ожидает, как говорит математик, серьезная учеба. До свидания, райский ветерок! Скоро ты увидишь нас, дотла сгоревших, во всей красе и великолепии». И подписи. Посмотри, папка, сколько их подписалось!
У Блажены запылало лицо, она опять всем существом была среди своих подружек и далеко, очень далеко от своего необитаемого острова!
Август кончился, а Блажена не заметила, как прошло время. Занимаясь любой работой, не требующей напряжения мысли, на своем необитаемом острове, Блажена постоянно о чем-нибудь размышляла, особенно когда лущила горох, терла сухари, чистила картошку или стирала чулки и носки. О времени она никогда не думала — ведь время для нее не имело границ, она бродила в нем, словно по цветущему лугу, где высокая трава лениво стелилась у нее под ногами.
К чему спешить? Времени хватит на все! Впереди была целая жизнь.
Все дни Блажены были заполнены лишь регулярными обязанностями и отмеренным отдыхом. Они походили на часы, стрелки которых ежедневно проходят один и тот же круг, но никогда не ускоряют свой ход ни на минуту, так как бегут в безграничную бесконечность и никто не в силах ни задержать, ни ускорить их бег.
Но в конце августа Блажена все же почувствовала, что время — реальная вещь.
Начало школьного года!
Этот день, стоящий в веренице других дней, был особенный. Он означал, что начинается новая жизнь в здании из стекла и сверкающих белизной стен; в прекрасном современном здании, словно составленном из металлических и зеркальных поверхностей, с несколькими дверями, щедро раскрывающими свои объятия, с физкультурным залом, столь великолепным, что одна лишь мысль о нем вызывает радостное биение сердца, с классными комнатами, в которых хозяйничает солнце.
Он означал, что в просторное здание ворвется несколько сотен гимназистов, девчонок и мальчишек, они принесут груду книг и начнут «грызть гранит науки», и каждый урок будет наполнен медом познания.
Блажена с грустью думала об этом счастливом дне, потому что она любила учиться и, хотя и была порой невнимательной, все же со страстным нетерпением впитывала знания, будто быстрыми взмахами переплывала бурную реку.
Но это было всего лишь прошлым, хотя и недалеким. Тогда Блажена чувствовала себя как рыба в воде до тех пор, когда все изменилось; она должна вести хозяйство, заботиться об отце, и другого выхода нет…
Блажена смирилась со своей жизнью на необитаемом острове. И, останься Блажена и вправду одна, как Робинзон на пустынном острове, она бы вспоминала о начале школьного года, как о чем-то туманном, далеком, ее не касающемся.
Но Блажене приходилось выбираться из своего придуманного убежища и из созданной ею раковины и видеть то, что уже не являлось игрой.
Особенно она почувствовала это, встретив Новотную и Похову. Щуплая Похова сгибалась под грузом учебников, а первая ученица Новотная несла лишь две тоненькие тетрадки. Ей и этого достаточно!
Блажена вела себя так, словно в том, что она идет за покупками, в то время как они идут в школу, не было ничего необычного. Разговаривала она с ними весьма холодно. А дома разревелась, как маленькая.
Немного погодя, успокоившись, она подняла голову, и в глаза ей бросилась сверкающая чистота пола. Да, Тонечка умеет мыть пол! И делает это обдуманно, словно пишет сочинение. А сколько добрых советов она надавала! Подсказывать она умеет.
«Сложи в несколько раз мешок или старый коврик и подложи под колени, а не то опять сдерешь всю кожу. Воду в лохани меняй почаще. Окунешь тряпку раза два, и вода уже грязная. Как следует три пол, все щербинки, затем окати чистой водой, и досуха вытри тряпкой. И пол заблестит, как зеркало».
Блажена, сидя на стуле, болтала ногами, потом решила помочь Тонечке, но тряпок для двоих не хватило. И Блажена меняла воду в лохани.
Тонечка выжимала тряпку так старательно, что даже сама вся выгибалась и при этом рассуждала:
— Тереть пол скребком одно удовольствие. Мне девчонкой приходилось его мыть щеткой и песком, без всякого мыла, а ведь все должно было блестеть, как стол. Моя хозяйка до денег была жадна, как черт, все у нее было по старинке. Где там и взяться у нее рисовой щетке!
— Но ведь и у нас рис не растет, — блеснула своими познаниями Блажена.
— А где же, скажи-ка?
— В Китае. А в Европе только в одном месте, и то в Италии, в долине По. Река По несет с Альп плодородный лёсс. И поэтому там везде зелень — и на полях, и даже в скалистых расселинах. На деревьях и кустах густая листва, под водой изумрудный молодой рис, над водой ранние овощи, от ствола к стволу тянутся виноградные лозы и вьются кудрявые кроны миндаля и шелковицы.
Тонечка слушала затаив дыхание, даже отложила тряпку и, стоя на коленях, не сводила глаз с Блажены.
— Ты там была?
— Нет, но мы проходили на уроках Европу, и Италию тоже.
— В школе? И все это вам рассказывают? Я ходила пять лет в начальную школу. Перед чистописанием мы делали на доске линии. Бралась веревка, мазали ее мелом, мы протягивали веревку вдоль доски, учитель дергал ее — и линия была готова. А мы еще за эту веревку дрались. Где там, в Праге другие школы!
С полом, с одной из голов домашней гидры, было покончено, и Блажена невольно начала испытывать к Тонечке все большее расположение.
— А если тебе что-нибудь понадобится, не стесняйся, звони, — сказала на прощанье Тонечка.
И Блажене захотелось, чтобы Тонечка всегда была рядом со своими советами.
