К счастью, Эдельбаум всегда подбирает битые стекла на дорожке и перед верандой, и только благодаря ему ребята не калечат босые ноги, а то не видать бы ему пятерки по поведению!
У каждого свои заслуги.
Флегер хорошо придумывает игры, Клейман сидит за обедом между двумя сорванцами, и поэтому за столом нет драк. Эйно, когда было холодно, отдал некрасивому Аншелю свою накидку. Правда, за каждым числится и что-нибудь плохое, но ведь на свете нет людей без недостатков! И число пятерок по поведению все растет.
Как было бы хорошо, если бы вся группа могла получить пятерки! Но едва ли это возможно.
Гольдштерн сказал Эльвингу:
— Чтоб ты ослеп!
Пятерка Гольдштерна висела уже на волоске, хорошо, что Эльвинг простил его, и тем более охотно, что сам был виноват — подсказывал противнику Гольдштерна, когда тот играл в шашки.
Зисбренеру нужно исправить отметку за прошлую неделю. Он получил четверку, потому что подставил одному мальчику ножку, мальчик упал и разбил колено. Но теперь все уже знают, что Зисбренер очень славный и тихий, что в Варшаве он вместе с матерью делает цветы для магазина, а по вечерам читает младшим братьям и сестренке книжки из бесплатной библиотеки, и не какие-нибудь сказки, а правдивые истории о Христофоре Колумбе, который открыл Америку, и Гутенберге, который изобрел печатную машину. Такой мальчик не мог подставить ножку.
И в самом деле выясняется, что тот, кто разбил коленку, упал сам, потому что бежал и хотел разминуться с Зисбренером.
— Почему же ты нам ничего не сказал? — удивляются ребята. — Ты мог бы получить пятерку, как и другие.
— Вы еще меня тогда не знали и могли подумать, что я лгу, — так пусть уж лучше четверка.
Вы видите теперь, как трудно в колонии справедливо поставить отметки.
Остались только двое: Бромберг и брат Боруха Гринбаума, Мордка. Если и эти двое получат по пятерке, то у всей группы будет «отлично».
Снова наступает глубокая тишина.
— Гринбаум Мордка. Пусть брат за него скажет. Сколько ему поставить?
— Господин воспитатель, — говорит брат Мордки, — пожалуйста, мне очень хотелось бы, чтобы у него была пятерка. У меня сердце разрывается, когда я вижу, какой он хулиган.
Как поступить с Мордкой? Все его простили, даже воспитатель простил; но он бросал камнями в собаку… Как узнать, прощает ли его собака?
Собака сидит в конуре на цепи. Если Мордка не побоится, подойдет к ней и даст ей мяса, а собака это мясо возьмет — значит, она не сердится.
Идем. Видно, сегодня счастливый день — все нам удается!
Собака в прекрасном настроении. Уже издали она виляет хвостом. Мясо съела, дважды облизнулась и, по глазам видно, настолько искренне простила нанесенную ей Мордкой обиду, что охотно съела бы не одну, а целых три таких порции.
Итак, Мордка получил право на пятерку. Остается один Бромберг.
— Скажи, Бромберг, что ты сделал плохого?
— Цеплялся за телегу и садился верхом на лошадь.
— Еще что?
— Ходил по крыше веранды.
— Еще?
— Когда я нашел у себя в супе круглую перчинку, я ее облизал и бросил Рашеру в тарелку.
— Еще?
— Отнял накидку у Беды и налил на стол молока, чтобы и стол напился.
— Что еще?
Бромберг думает:
— Отвернул в умывальной кран и обозвал Вайнштейна «сарделькой».
— Еще?
— Царапал по столу вилкой и не хотел хорошо стелить постель. И стегнул Шарачка помочами. И потерял носовой платок.
— Еще что?
— Не хотел есть хлеб, а только горбушку. И столкнул Фишбина в яму для картофеля.
— А дрался сколько раз?
— Не помню.
— О сосне еще ничего не сказал.
— Да, сосну сломал.
Ребята печально слушают, а Бромбергу все нипочем, только улыбается.
— Тырман, как тебе кажется: сколько же ему поставить?
— Он будет послушным, — говорит Тырман.
— Так сколько же ему поставить?
— Не знаю, — говорит Тырман, хотя видно, что и ему и всей группе очень хочется поставить Бромбергу пятерку. Только никто не смеет об этом сказать.
— Плохо дело, плохо… Чарнецкий, скажи ты, сколько Бромбергу поставишь по поведению?
Чарнецкий — друг Хаима Бромберга, поэтому все взгляды обращаются к нему.
— Ну скажи — сколько?
— Пятерку, — говорит Чарнецкий, и две слезинки катятся у него по щекам.
— Пятерку, господин воспитатель, пятерку! — кричат ребята.
И Тырман добавляет:
— Он исправится, он будет послушным!..
И в самом деле, Бромберг исправился. До самого вечера он ходил серьезный, не шалил, но видно было, что ему не по себе. Он ходил в своей пятерке по поведению, как в башмаках, которые жмут, так что воспитатель даже испугался, как бы Бромберг не заболел от чрезмерного послушания.
А на другой день он подрался с Бедой и после обеда решительно заявил:
— Господин воспитатель, я больше не хочу иметь пятерку!
— Почему?
— Потому что она мне надоела.
Когда мы приехали в Варшаву, мать Бромберга на вокзале допытывалась:
— Как вел себя мой Хаим?
— Хорошо, — ответил воспитатель, — только он слишком тихий.
Мать взглянула на воспитателя в изумлении, но, видя, что он смеется, и сама рассмеялась.
— А я уж подумала, не заколдовал ли его там кто.
И она была благодарна воспитателям, что они не сердятся на ее шалопая.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ. Поэт Ойзер. Стихи о сапожнике, о кузнице и о возвращении домой
Ойзер Плоцкий декламировал на концерте свои собственные стихи.
Мальчикам казалось странным, что можно писать стихи не из книжки, а из головы.
Собственно, Ойзер пишет не из головы, а то, что он видит и слышит.
Например, стихотворение о сапожнике.
У бедного сапожника долго не было работы, а значит, он ничего не зарабатывал. Ходил, искал работу — не мог найти. Наконец сапожник получил заказ, — как он обрадовался! Но, чтобы выполнить заказ, нужна кожа, кожа денег стоит, а где их возьмешь? Пошел сапожник к знакомым, просит денег одолжить. Одни не хотят, другие не могут, потому что сами бедные. Стал сапожник у заказчика задаток просить, а заказчик не дал. И не смог сапожник выполнить заказ, бедный, бедный сапожник.
Ойзер знает этого сапожника: он в их доме живет. Ойзер помнит, как он ходил без дела, как получил работу, как хлопотал о деньгах, да так их и не достал. Ойзер все помнит, вот и написал об этом стихи…
Другое стихотворение о кузнеце, который днем и ночью бьет молотом по железу, а молот поет ему песню о людском счастье.
Как-то раз, когда мы шли на водяную мельницу, мы по дороге завернули в кузницу.
Кузнец бил молотом по раскаленному железу, и ребята впервые увидели, как делаются подковы. В кузницу ходили все, но один только Ойзер написал потом стихотворение. Он один услыхал в грохоте железа мелодию — песню о людском счастье, потому что только он один был поэтом.
А еще Ойзер написал стихотворение о лесе. В лесу человек становится здоровым и сильным; но не все могут жить в лесу, поэтому они такие бледные и грустные.
О ком думал поэт, когда писал эти стихи?
Наверное, об отце.
Отец Ойзера делает скакалки, поводья, пояса и украшения для платьев. Когда он был здоров и много зарабатывал, его дочь, старшая сестра Ойзера, ходила в школу. Но теперь он все время кашляет, а поехать в лес, где бы он выздоровел, не может.
Отец и мать часто вспоминают добрые старые времена, когда дочка ходила в школу. В школе была хорошая учительница, очень хорошая, и дети ее любили. Теперь отец болен, школу закрыли, учительница уехала далеко, в Америку, и там ее тоже, наверное, любят дети.
А как хотелось бы Ойзеру учиться!
Ойзеру не нравятся шумные игры, зато он любит слушать интересные сказки и рассказы. Он знает, что воспитатель его любит, но никогда ничего у него не попросит: ни флажок, ни мячик, ни красивую вилку, ни горбушку. Отец Ойзера, он сам, его старшая сестра, мама — все они гордые и не любят, не хотят ни о чем просить.
Когда маленькая сестричка Ойзера лежала в больнице, им всем очень хотелось навещать ее каждый день. Нельзя, к больным детям приходят только три раза в неделю.
Если нельзя чаще, ничего не поделаешь. Видно, так должно быть, наверное, так лучше.
Как-то Ойзер принес сестре в больницу кисточку винограда. Он принес виноград, а не леденцы, потому что леденцы ей нельзя было есть.
Стоит Ойзер у кровати сестренки и молчит.
— Скажи ей что-нибудь, поздоровайся с сестрой.
А у Ойзера слезы ручьем…
Приближался день возвращения в Варшаву, и ребята радовались, что снова увидят родителей, братьев и сестер и обо всем им расскажут: что делали в колонии, как купались, играли, защищали крепость. Ойзер написал свое последнее стихотворение: «Дети радуются, что возвращаются домой и сменят зеленый лес на сырые стены. Цветы улыбаются солнцу, но уже близка зима, а зимой цветы увядают».
