Но тут случилось то, чего никогда не бывало. Олешек и не подумал убегать. Он низко наклонил к земле голову и сердито топнул ногой.
Нордик так удивился, что даже сел от неожиданности. А Олешек вдруг бросился на него и ударил. Он его рогом ударил, а потом копытом.
Такого пёс совсем не ожидал. Он взвизгнул от боли и от испуга и побежал в свою конуру.
А Олешек всё старался догнать его и ещё наподдать.
Когда Нордик спрятался в конуре, Олешек остановился и гордо поднял голову. Ему хотелось, чтобы все видели, как он победил своего врага.
И полярники от души смеялись, глядя, как Олешек расправился с Нордиком. А Алёшка кричал:
— Так его! Наддай ему, Олешек, хорошенько, пусть знает!
Тогда повар Степаныч сказал:
— А что, товарищи, ведь Олешек-то наш вырос, а? Совсем взрослый стал.
И тут все заметили, что оленёнок и правда очень изменился за это время. Он был уже намного выше Алёшки. К зиме мех у него стал густой, светло-серого цвета. И ещё рога. Ну совсем настоящий олень.
И тогда папа сказал:
— Да, вырос, сильно вырос наш оленёнок. Мы даже и не заметили.
А дядя Миша прибавил:
— Пора его в нарту ставить.
Я вам уже рассказывал, что нарта — это такие сани. Когда на собаках ездят, то нарта делается пониже. А для езды на оленях нарту повыше ладят.
У Алёшки тоже своя нарта была. Совсем маленькая, конечно. Её дядя Миша сделал. И раньше в эту нарту Алёшка запрягал Пирата.
Но обычно она стояла без дела. Зимой Пират был всё время занят. Его папа запрягал в свою большую нарту и ездил далеко-далеко по берегу моря, чтобы измерить толщину льда. Ещё папа часто уезжал на собаках в тундру. Там у метеорологов был особый участок для наблюдений за погодой. А дядя Миша на другой собачьей упряжке тоже к морю ездил — за дровами. Он их там на берегу собирал. Когда лес по рекам сплавляют, то часть его попадает в полярные моря. А штормом потом этот лес выбрасывает на берег. Его так и называют — плавник. Потому что он по морю плавает. И повар Степаныч тоже на нартах ездил. Он возил на них лёд. В море ведь вода солёная: она не годится, чтобы пить. А если лёд растаять — вода получится пресная. Видишь, всем полярникам были нужны нарты. И для работы, и, уж конечно, для охоты. А Алёшке ездить было не на чем.
А теперь папа сказал:
— Ну, сынок, пришло время показать тебе наш с дядей Мишей подарок.
Надо вам сказать, что ещё до Алёшкиного дня рождения папа и дядя Миша несколько дней делали нарту для оленя и ещё упряжь делали, чтобы его запрягать. К обеду они приходили измазанные, и мама очень сердилась. Она говорила:
— Ну нельзя же в самом деле так пачкаться! На кого вы похожи — смотреть стыдно!
А папа и дядя Миша смеялись:
— Ничего, это грязь трудовая. Она нестыдная!
Алёшка тоже помогал строить нарту. И у него, конечно, этой трудовой грязи больше всех было. И он хотел, чтобы после мытья она немножечко оставалась. Но мама этого не позволяла. Она никак не могла понять, что это не от баловства грязь, а настоящая, трудовая. Мама говорила коротко и решительно:
— Марш перемываться!
И ещё она папе говорила:
— Это прямо уму непостижимо, во что вы с Михаилом ребёнка превратили!
Но всё равно к дню рождения нарта была готова. Как её отделывали, Алёшка не видел. Последние два дня папа и дядя Миша работали без него.
Нарта получилась замечательная. Она была повыше и прочнее старой. Сзади поставили спинку и обили её мягкой шкурой. И ещё сделали упряжь, чтобы запрягать Олешека. Это такие ремешки.
— Теперь остаётся самое трудное, — сказал папа. — Надо приучить Олешека ходить в упряжке.
Алёшке нарта страшно понравилась. Но мама была недовольна. Она сказала, что ничего подобного она не позволит и что Алёшка не будет в этой нарте ездить. Мама говорила, что олень, конечно, нарту перевернёт и произойдёт что-то ужасное.
Но папа сделал Алёшке хитрющие глаза и сказал, что посмотрим и чтобы мама не волновалась.
— И что мне только с вами, мужчинами, делать! — засмеялась мама. — Опять хотите меня перехитрить!
Прежде всего дядя Миша сделал Алёшке хорей. Это такая длинная палка. Она нужна, чтобы подгонять оленя. Как кнут, если на лошади едешь. И ещё хореем можно тормозить, если нужно. Им тогда нужно сильно упереться в снег.
Папа запряг Олешека в нарту.
Но олень побежал не вперёд, а сразу рванулся в сторону. Нарта перевернулась, и папа упал.
Мама это увидела и сказала:
— Ты совсем голову потерял. Ни за что не позволю я Алёшке садиться на эту нарту. И даже не уговаривайте меня! Нет и нет!
Алёшка надул губы и собирался зареветь. Но папа ему подмигнул и сказал, что всё уладится.
Сначала никак нельзя было заставить Олешека везти нарту. Как только его запрягали, он начинал в испуге метаться и в конце концов опрокидывал лёгкие санки.
Папа сказал:
— Я, кажется, понял, в чём дело.
И он объяснил Алёшке, что Олешек ведь совсем-совсем ручной. И он всё время старается к человеку подойти, а ему надо вперёд бежать.
Тогда сделали так. Неподалёку от полярной станции жили чукчи-охотники. У них были уже обученные ездовые олени. Папа попросил чукчей дать одного такого оленя на несколько дней, чтобы учить Олешека. И вот Олешека стали запрягать вместе с обученным оленем.
Дело пошло лучше. Олешек понял, что от него требовалось, и охотно бежал вперёд. Ему это даже понравилось. И он очень любил короткие остановки, потому что тогда его кормили самой вкусной едой на свете — хлебом с солью.
Потом Олешека приучили, как надо поворачивать. Папа тянул за длинную вожжу, и тогда Олешек уже знал, что надо или налево, или направо повернуть. Смотря по тому, куда потянули вожжу.
Когда Олешек совсем привык ходить в упряжке вместе с обученным оленем, его стали запрягать одного.
И вот пришёл день, когда вместе с папой в нарту сел Алёшка. Мама в это время была на вахте и ничего не видела.
Алёшка поднял хорей и крикнул:
— Хош! Вперёд, Олешек!
И олень тогда быстро побежал, только снежная пыль столбом завилась. А мама услышала, как Алёшка крикнул. Она сразу выскочила на крыльцо и стала всем говорить:
— Что это в конце концов за безобразие такое! Взрослые люди, а не можете ребёнка поберечь!
А все улыбались и говорили, что они не виноваты и что это всё папа. Но в это время Алёшка повернул нарту, сделал по тундре большой круг и вернулся к дому. Он остановил нарту около самого крыльца и закричал:
— Смотри, смотри, мам! Я даже ни одного раза не упал! И Олешек меня слушается! Теперь я уже настоящий каюр!
Алёшка был очень доволен, глазёнки у него так и сверкали от радости, а полярники говорили, что он молодчага и настоящий мужчина.
Мама тогда махнула рукой и не стала Алёшку ругать. Она сказала, что ладно уж, пусть эти сумасшедшие делают что хотят.
А Олешек стоял гордый и весёлый и смотрел на людей своими большими глазами. Алёшка дал ему чёрного хлеба с солью и вяленой рыбы. Да, да! Ты не удивляйся, пожалуйста. Олени на Севере не только мох едят. Они рыбу тоже очень любят.
Так у Алёшки стала своя нарта.
На Севере полярники одеваются в меховую одежду. Потому что в Арктике очень холодно. И рубашки из меха делают, и шапки, и штаны, и даже сапоги, чулки и варежки. Всё из меха. На полярной станции, где жил Алёшка, было много разных шкур. Были оленьи шкуры, песцовые, были шкуры нерп и волков. Была даже огромная шкура белого медведя. Его убил на охоте дядя Миша. Эта шкура лежала на полу в кают-компании, как ковёр. Папа как-то спросил Алёшку:
— Как думаешь, сынок, какой мех самый тёплый?
Алёшка подумал и сказал, что, наверно, от песца самый тёплый мех. Потому что он очень мягкий и пушистый. И ещё ведь песец всё время в тундре живёт и никогда не мёрзнет. Даже в самые большие морозы.
А папа сказал, что вот и нет. Вовсе не песцовый мех самый тёплый. Белый медведь во льдах живёт и тоже не мёрзнет, и полярный волк не боится мороза, и олень. И ещё папа сказал, чтобы Алёшка как следует подумал. Алёшка долго думал. Он и когда гулял всё думал, и даже когда обедал.
Мама спросила:
— Ты что не ешь, Алёша? Может, заболел?
— Нет, — ответил Алёшка. — Я всё думаю: какой мех самый тёплый?
И мама тогда сказала, что с ума можно сойти с этим мальчишкой.
— За обедом надо есть, а не думать бог знает о чём! — сказала мама.
И она целую глубокую тарелку каши наложила Алёшке. С котлетой.
Вечером Алёшка сказал папе, что он уже устал думать и всё равно не придумал, какой мех самый тёплый.
Папа тогда закурил трубку и сказал:
— Ну давай, сын, будем вместе разбираться. Из какого меха мы себе одежду шьём?
