Несмотря на глубокую ночь, Чжуан Чжун сел на велосипед и собственноручно отвез это письмо в резиденцию верховной руководительницы. Сердце его громко стучало, потому что он не знал, чего теперь ему ждать: приятных вестей или гнева, вызванного каким-нибудь неловким словом.
Через несколько дней Вэй Тао позвонил вечером Чжуану и сказал, что его ждет новая аудиенция, причем немедленно. Вскоре Вэй заехал за ним на машине. Он был очень аккуратно одет и так серьезен, что писатель не решился ни о чем расспрашивать, но в сердце его, как говорится, «прыгали птички и резвились утки», он с трудом унял свое радостное возбуждение. Сидя на мягком сиденье, он видел, что машина въезжает во двор, затененный красивыми деревьями, приближается к роскошному особняку, окруженному соснами и кипарисами. Возбуждение снова вспыхнуло в нем, да так, что он даже не запомнил других деталей. Но вся последующая встреча запечатлелась в его мозгу с мельчайшими подробностями, в знакомой ему драматической форме:
Руководительница (гневно округлив глаза). Вэй Тао!
Тот, вздрогнув, встает перед ней по струнке.
(Тихо, но зловеще.) Ну-ка, подойди сюда!
Вэй Тао (не понимая, в чем дело, робко приближается, держа в руках узелок из красного шелка). Это форменная одежда и кепка, сшитая для вас.
Руководительница (берет узелок, но тут же отшвыривает его в сторону). Кому это нужно! Скажи лучше, чем ты занимаешься целыми днями? Вместо того чтобы усердно писать и репетировать, ты занят черт знает чем!
Вэй Тао (испуганно). Я? Никак нет.
Чжуан Чжун (про себя). Может быть, она узнала о его шашнях с этой девицей?
Руководительница. Ты еще смеешь врать?! На том вечере, где я присутствовала, ты даже не изволил подойти ко мне. И спел перед иностранным гостем совершенно не подходящую песню.
Вэй Тао (облегченно). Ах, вот вы о чем! Эту песню заранее выбрал сам премьер-министр.
Руководительница (взрываясь). Замолчи, наглец! Ты еще смеешь сталкивать меня с премьером? Это уже чересчур! (Мстительно.) Ничего, ему немного жить осталось, скоро пойдет на свидание с Марксом, а тот его не примет, придется к господу богу идти! (Снова кричит на Вэя.) Немедленно покайся в своем нахальстве!
Чжуан Чжун (про себя, изумленно). Кого же это она ругала? Неужели премьер-министра Чжоу Эньлая?
Вэй Тао сокрушенно роняет голову и начинает утирать слезы. Из внутренней комнаты выходит какой-то чиновник в очках.
Очкастый. Вы должны понимать, что верховная руководительница очень заботится о вас, предъявляет к вам повышенные требования, поэтому вы и можете успешно творить. А сейчас выполни ее приказ и покайся!
Вэй Тао (дрожащим голосом). Я совершил серьезнейшую ошибку. Искупить ее невозможно, но я все-таки умоляю простить меня...
Руководительница (зажимая уши). Ладно, хватит, подашь мне свое покаяние в письменном виде! А сейчас я буду тебя наказывать.
Вэй Тао меняется в лице. Руководительница снова готова вспылить. Тогда Вэй принимает покорный вид и ложится спиной на ковер, лапки кверху.
(Понемногу успокаивается.) А теперь перевернись на живот и ползи ко мне!
Вэй Тао подчиняется.
(Тыча указательным пальцем в лоб Вэя.) Да, видно, напрасно я тебя воспитывала! У тебя в голове нет ни одной идеи Мао Цзэдуна, никакого понятия об организованности и дисциплине. Любой кому не лень может водить тебя за нос. (Чем дальше говорит, тем больше распаляется.) А как же партия: что она для тебя, не существует?!
Вэй Тао (разыгрывает очаровательного простачка). Благодетельница наша, не сердитесь. С сегодняшнего дня я непременно исправлюсь и никогда не забуду вашей материнской заботы, вашего умелого воспитания!
Все садятся в кресла. Один Чжуан Чжун от греха подальше забивается в уголок и садится на краешек дивана.
Руководительница (внезапно вспоминая). Вэй Тао, ты мне еще не сказал, как там у вас с режиссером?
Вэй Тао. Все очень хорошо. Это очень опытный режиссер.
Руководительница. Нечего покрывать его! У него лицо подозрительное, сразу видно, что нехороший человек.
Чжуан Чжун украдкой ощупывает собственное лицо.
А как зовут того старика, который занимается проблемами кино?
Вэй Тао. Ло Тяньчэн.
Руководительница. Ло Тяньчэн? Мне это имя знакомо, за ним, кажется, какой-то хвост. Если не веришь, проверь: ручаюсь, что есть хвост.
Вэй Тао не знает, как лучше ответить.
Очкастый. Раз руководительница говорит, значит, хвост наверняка есть. А иначе зачем она велела бы тебе проверять?
Вэй Тао. Да, мы обязательно все проверим, так что «вода спадет и камни обнажатся»!
Руководительница. И еще этот, как его... Ну, когда я его вижу, я еще всегда сержусь. Похоже, что он ненавидит меня...
Чжуан Чжун начинает срочно улыбаться.
А этого ты зачем сюда приволок?!
Чжуан Чжун в страхе замирает.
Напишешь мне еще одно покаяние и больше никогда не смей приволакивать таких типов!
Чжуан Чжун в отчаянии вдруг встает и вытягивает руки по швам. (Закипая.) Ты откуда взялся?
Чжуан Чжун хочет ответить, но не может, только дробно стучит зубами.
Вэй Тао. Это автор «Пучины драконов и логова тигров» Чжуан Чжун.
Руководительница. Какой еще автор?! Вы что, не знаете, сколько крови сердца я потратила на эту пьесу?
Чжуан Чжун. Да-да, уважаемая руководительница, без вашей крови сердца мы не смогли бы написать ни одного иероглифа. Только благодаря вашим заботам...
Вэй Тао. Вы всех нас воспитали, всех вывели в люди. Без вас не было бы у нас ни жизни, ни крови, ни мяса, ни души, ни...
Руководительница (Чжуан Чжуну). Принеси мне экземпляр этой пьесы, пусть он у меня хранится, ведь я тоже как-никак ее автор?! И еще одно задание тебе: поезди с труппой образцовых революционных пьес, изучи отношение народных масс к этим пьесам... Особое внимание обрати на те провинции, где идет самая ожесточенная борьба. Потом напиши пьесу о современном Сун Цзяне!
Очкастый. Слышишь? Верховная руководительница ставит перед вами задачу, обладающую исключительным тактическим, историческим и практическим значением. Вы должны как можно глубже понять ее и немедленно действовать!
Руководительница (лениво потягиваясь). Ладно, я слишком устала от разговоров. Кто сыграет со мной в пинг-понг? (Идет в комнату, оборудованную для настольного тенниса. Все следуют за ней, но играть никто не решается.)
Чжуан Чжун (преодолевая нервное возбуждение, мужественно берет ракетку). Разрешите мне? (Дает подачу.)
Руководительница (не сумев принять шарик, приходит в ярость). Ты подал слишком неожиданно!
Чжуан Чжун, весь вспотев, дает совсем легкую подачу. Руководительница принимает ее, Чжуан Чжун возвращает шарик ей.
(Снова пропустив шарик, взрывается.) Ты что делаешь? Где у тебя совесть?!
Чжуан Чжун (дрожа и заикаясь). Я, я...
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ.
Писатель отправляется на гастроли с театральной труппой. Он испытывает и гнев, и радость, и всевозможные трудности, но в целом впечатления оказываются очень богатыми
Если кто-нибудь думает, что такие гастроли — это обычное выступление перед толпой, то он злонамеренно искажает сущность образцовых революционных пьес или по крайней мере жестоко заблуждается. Гастроли с театральной труппой, да еще предпринятые по личному указанию центрального руководства,— это важнейшее событие, каждая деталь которого достойна занесения в анналы революционного китайского театра.
К сожалению, многие несознательные или нечуткие люди не понимают этого. Так случилось в первом же месте, где должна была выступать труппа,— в городе Аньшане, знаменитом на всю страну своей промышленностью. Городские власти были заранее оповещены о прибытии труппы. За несколько часов до этого прибытия Чжуан Чжун, как посланец центрального руководства, председатель постоянного комитета по созданию образцовых революционных пьес и автор «Логова тигров и пучины драконов», поучал своих спутников и принимал от них всевозможные знаки внимания, вплоть до роскошных угощений. Но когда поезд прибыл в Ань-шань, никакой толпы встречающих почему-то не оказалось. Все пассажиры уже разошлись, и на перроне остались только два человека, назвавшиеся представителями городского ревкома. Они просто посадили труппу в машины и повезли. Ни заранее подготовленной церемонии встречи, ни людей, стоящих по обе стороны дороги, ни аршинных лозунгов со словами горячего приветствия не было.
