— А чего в них хорошего? Только песни свои орут да без порток ходят.
Мальчишки на мою сторону стали, а Серегу заело.
— Они, — говорит, — будут грамоте всех обучать.
— Они сами «а» да «б» не знают, а то еще других учить!
— А еще с кулаками борются.
— С какими это кулаками?
— Ну, с богатыми мужиками.
— Побороли одни такие, как же! Своими боками!
Чуть до слез не довели Серегу. Ему уж под конец нечего говорить, так он про бедных начал.
— Они, — говорит, — бедным помогают, комсомольцы.
Меня зло взяло. Я говорю:
— Бедным помогают, да? Вот пускай они нам помогут. У нас Лаптевы половину берут за уборку. Думаешь, мы бы сами не съели?
— Ну что ж, и помогут.
— Будет болтать-то! Заткнись лучше со своим Мишкой!
— Да чего ты ко мне лезешь?
— А что?
— Ну, и не лезь.
— Еще но шее надаю, поговори только!
Если бы он еще чего-нибудь сказал, я бы залепил ему. Пускай бы тогда своему комсомольцу жаловался.
* * *
Дома мамка опять свое завела: про хлеб все. А мне до того надоело это — слушать противно. Я и ужинать не стал, полез на печку и уснул. А утром, как встал, нарочно ушел из дому.
Только я вышел, навстречу мне Мишка идет, Серегин брат. Подошел, спрашивает:
— Ты чего там Сереге говорил?
Я сначала стал было отказываться — мол, ничего не говорил. Потом вспомнил про мамку да про Лаптевых, и опять меня зло взяло:
— А чего вы с ним задаетесь зря?
И давай ему опять, как с Серегой. Про комсомольцев — все высказал. Он слушал, слушал меня, потом, когда я кончил, выругался:
— Дурак ты, и больше ничего! Тебе уши надо бы оборвать за твои слова. Ну как вы с матерью беднота, то уж ладно, не буду. А насчет хлеба вашего я поговорю с кем надо. Ты приходи вечером к нам.
— Зачем?
— Там увидишь, зачем.
— А ты драться не будешь?
— Сказал — не буду, ну и не буду.
Я хоть и не очень поверил ему, но вечером все-таки пошел. Кто его знает — может, и правда, что-нибудь сделает.
Прихожу — он на дворе. Увидал меня, подошел и смеется:
— Ну, будешь комсомол ругать?
— А что?
— Нет, ты скажи — будешь?
— Ну, не буду.
— То-то вот! В воскресенье уберем ваш хлеб.
— Вре-ешь?!
— Не вру, а правду говорю. Ты только собери штук пять мальчишек. Вон Сереге нашему скажи, еще кому-нибудь из своих товарищей. Достаньте каждый по граблям и в воскресенье пораньше соберитесь. Мы вас будем ждать вот тут, возле нас.
— Мишка, а как же с угощением? У нас нет ничего.
— Не надо, и так сделаем.
Я, как ошпаренный, побежал домой. Хотел все рассказать мамке и думаю: «А что, если он зря трепался? Нет, уж лучше после, когда все будет готово. Она еще больше тогда обрадуется».
До воскресенья я набирал ребят. Серега Шкурин первый согласился и еще двух уговорил. Я тоже троих. Насчет граблей мы сговорились, что если кому отец не даст, пусть у чужих попросит или у себя же стащит: все равно в воскресенье они не нужны никому.
Я достал грабли у дяди Пети. Он было спросил, зачем мне, да я заговорил ему зубы.
В воскресенье я еще до свету встал и начал собираться. Мамка проснулась, спрашивает:
— Куда это ты?
— На рыбалку. Хоть рыбки поесть, а то все щи да щи.
— Поспал бы еще. Что это в такую рань?
— Далеко итти очень. Мы на Медведицу.
— Ну, ступай! Да недолго ты. Голодный ведь, возьми хоть хлеба кусок.
Я отломил хлеба и скорей бежать.
На улице никого не было, все спали еще. В одном месте на мена собака накинулась. Я ее граблями, черенком, ткнул в бок, она и отстала.
Возле Шкуриных тоже никого не было. Я подождал немного; вышел Мишка, за ним Серега. Немного погодя стали подходить и мои ребята, все до одного с граблями. Потом подъехал рыдван, и на нем четыре парня с крюками. Я только одного узнал — Игната Мишурина. Он тоже был в комсомоле, давно уже.
Когда они подъехали, Мишка отворил ворота и вывел свою лошадь с рыдваном. Все уселись и рысью поехали в поле. Собачня на улице припустилась за нами и гналась до тех пор, пока мы не выехали за гумна.
* * *
Делянки наши были в трех местах: одна совсем близко сейчас же за старым ветряком, другая — под горой, а третья — аж у Глиняного оврага. Мы поехали сначала на самую дальнюю.
Я, пока ехали, смотрел на Мишку и на его товарищей, все думал: «Ничего они не сделают: уж больно они много смеются да песни поют».
За старшего у них был Игнат. Он осмотрел делянку и сказал:
— С одного раза возьмем. Даешь, ребята, без отдыха до конца?
— Ладно, давай.
— Ну, смотри: кто не выдюжит, в то воскресенье на молотьбу к тетке Марье! Идет?
— Идет!
Игнат снял с себя рубаху и пошел первым. Другие тоже поснимали рубахи. Так голыми и косили.
Мы, мальчишки, принялись вязать за ними. Изо всех сил взялись, старались не отстать, да где же? Рожь густая — они как взмахнут раз, так у каждого по снопу валится. Мы не успели по три снопа связать, а они уж далеко от нас ушли.
Я второпях все руки себе поколол. Из них пошла кровь, а мне наплевать: лишь бы не отстать от других.
Делянка была длинная, с одного конца не видать другого. Я вяжу, стараюсь, а сам думаю: «Хоть бы они не выдюжили, тогда мамке и молотить самой не надо». Вдруг, слышу, Мишка кричит;
— Ребята! Мочи нет, давайте передохнем малость.
Другой парень, который в середине шел, тоже говорит:
— Правда, ребята, куда гнать? Успеем еще. Так хуже толку не будет. Запаримся и ничего не сделаем.
А Игнат, знай свое, машет и ничего не говорит. Мишка прошел еще немного и остановился, будто косу поточить. «Ага, — думаю, — один есть».
За Мишкой и средний остановился. А из-за него, который за ним шел, тоже стал. Только двое не сдались: первый, Игнат, и второй. Игнат, как нарочно, еще сильней замахал. Те трое, что остановились, подсмеивались над ним:
— Огонь, жилы полопаются.
— Гляди, портки сзади мокрые, вытекешь весь.
Второй не выдержал тоже.
Ладно — думаю, — хватит и четырех, живо обмолотят.
Пока эти четверо отдыхали, Игнат докончил свой ряд. Отдышался, вытер со лба пот и сказал: — Ну, шут с вами, так уж и быть, молотить вместе будем.
* * *
Первую делянку скосили, солнце еще совсем низко было. Игнат и другие парни, как только кончали свои ряды, помогали нам вязать. Когда все довязали, запрягли лошадей и стали накладывать возы. Мы с Мишкой сели и поехали, а остальные с крюками и граблями пошли за нами.
Под горой остановились. Я показал ребятам, где наша вторая делянка. Они остались на ней, а мы поехали дальше, на гумно.
Пока мы возили, ребята скосили уже больше половины второй делянки. Мы приехали, помогли им немного и опять стали возить. На этот раз, когда мы отвезли и приехали на последнюю делянку, все парни и мальчишки сидели в кругу на меже и варили обед на камушках. Мы отпрягли лошадей.
Игнат помешивал ложкой кашу в котелке. Один парень лег на спину и задрал ноги кверху. Полежал, полежал, да вдруг как крикнет, будто с перепугу:
— «Мы молодая гвар…»
И бросил.
— Не идет что-то. Ох, и животик подвело, братцы! Терпенья нет.
— Еще бы! Намахались вдосталь. Одного поту сколько вышло.
— А что, Игнат, если бы мы дома так? Ни за что бы пороху нехватило!
— Сравнял тоже! Тут ты по своей охоте, а там тебя заставляют.
Серега подполз ко мне и на ухо шепчет:
— Ну что, теперь видишь?
— Вижу… Серега, давай к ним в комсомол проситься.
— К ним нельзя. Это в пионеры надо.
Игнат снял кашу и так складно сказал:
— Помоги, господи, рабу твоему Игнатию побольше каши сожрати.
Мы все взяли ложки, подвинулись и начали есть.
* * *
Сложили последний воз. Ребята стали уходить с нашего гумна. Я сказал им «спасибо». Хотел еще сказать что-нибудь, да у меня ничего не вышло. Только уж когда они отошли далеко, я догнал их:
— Ребята, мы скоро козленка будем резать, приходите тогда к нам, ладно? Я позову вас.
— Ладно! Ты лучше скажи тетке Марье: пусть к тому воскресенью пирогов напечет — мы молотить придем!
И пошли дальше. Я скорей домой побежал, а то мамка, наверно, уж думала, что меня волки съели. Занес я дяде Пете грабли и совсем было направился домой, да вспомнил про Лаптевых.
«Надо, — думаю, — сказать им, пусть позлятся».
Они, когда я пришел, ужинали. Я поздоровался и сразу сказал:
— Дядя Микита, вы нам косить взялись?
— Ну, взялись, а что?
— А сколько вы за это хотите? Половину, да?
— Половину.
— Я несогласен так!
— Что? Ах ты, щенок!..
— И мамка несогласна. Мы вам ни одного снопа не дадим.
— Вон как! Ну, так скажи твоей мамке: мол, голод — не тетка. Небось, есть захочет, так придет, поклонится.
— А нам наплевать на вас, мы и без вас скосили! Что?!