Это было здорово, что мама вернулась поздно, потому что, когда я легла, папа пришел, чтобы подоткнуть со всех сторон одеяло. Он все еще был в хорошем настроении и такой милый! Он поцеловал меня в оба уха и в нос. И Эдвину чмокнул в нос и в ухо. Потом обнял нас обеих, сказал: «Ночь настала, крепко спите, но медведей не дразните» — и подтолкнул мне к лицу мордочку Эдвины с ее маленьким улыбающимся (вышитым) ротиком — как будто она на меня напала.
Совсем как в прежние времена. Ох, как я счастлива! Папа все еще любит меня, очень-очень. Ванда и я заключили тайный договор. И у меня теперь есть лучшая подруга!
Нет, все не так, как в прежние времена. Между папой и Вандой что-то происходит! Этим утром я проснулась рано. Слышала, как за мамой захлопнулась входная дверь. Она всегда выходит очень рано, бегает трусцой перед работой. Я лежала в постели с Эдвиной в приятной дремоте. Потом услышала, как Ванда спускается вниз в своих плюшевых, с мордочкой медвежонка, шлепанцах — плюх-плюх. На кухне она заговорила с папой. Я не слышала, о чем они говорили, но чувствовала: что-то не так. Вандин голос монотонно нудил: у-у-у-у, а папин гудел: бу-бу-бу.
Я подумала, что Ванда решила поговорить с папой начистоту и рассказать, как все было в прошлый вечер на самом деле. В пижаме я пулей слетела вниз посмотреть, не удастся ли мне как-то спасти положение. Увидев меня, они оба вскочили. Ванда тоже была в пижаме, ну, вернее, в ночной короткой кофтенке и кружевных шортиках — а-ля «Маленькая мисс Счастье». При этом сама Ванда выглядела «Маленькой мисс Горе и Отчаяние», в ее глазах блестели слезы.
— Пожалуйста, не сердись на Ванду, папа, — сказала я. — Все это по моей вине.
Папа вытаращил на меня глаза. Ванда тоже. Я поняла, что они не понимают, о чем я. Как видно, речь тут шла совершенно о другом. Все было как-то странно. Папа сердито хмурился, Ванда была подавлена, но мне показалось, что они держались за руки! Они отскочили друг от друга в тот миг, когда появилась я, так что уверенности у меня нет, но всякий раз, как я мысленно прокручиваю эту сцену, вижу их руки: большие розовые папины пальцы, сжимающие белые кулачки Ванды.
А это означает…
Не хочу думать об этом. Папа и Ванда? Да она ему даже не нравится, я знаю.
И я, кажется, тоже ему сейчас не нравлюсь. Он велел мне подняться к себе и немедленно надеть что-нибудь, хотя рядом стояла Ванда в своем ночном одеянии, можно сказать едва ее прикрывавшем. И все-таки я постаралась изо всех сил не обращать ни на что внимания и не позволить им испортить мне настроение. Я решила, что мне больше нет дела до папы. И нет дела до Ванды. Пусть секретничают сколько хотят. У меня есть мой собственный секрет, моя любимая новая подруга Дарлинг.
По дороге в школу я сказала Ванде, что намерена вернуться домой одна, как мы и договорились. Она рассеянно кивнула. Как будто вся сосредоточилась на невидимом плеере, вслушиваясь в текст, вновь и вновь прокручивавшийся в ее голове.
Это был не лучший мой день в школе. Меня самой последней включили в баскетбольную команду, и это было так унизительно! Мне не с кем было сесть во время завтрака, а книгу («Дневник Златы» — правда, она в подметки не годится Анне) я дочитала, так что просто сидела и глядела в никуда, делая вид, что мне с собою не скучно.
Потом был кружок, и мы обсуждали преступность среди несовершеннолетних. Мария с Алисой и еще несколько девочек без конца трещали об этих паршивцах из рабочих районов и о том, как они воруют что под руку подвернется, потому что все пристрастились к наркотикам, поджигают мусорные контейнеры и избивают старушек. Я сидела, чувствуя, что мое лицо пылает, под стать моим волосам. Миссис Гибс сказала, что я сегодня необычно молчалива. Разве мне нечего сказать о преступности? И тогда я им выдала — изложила свой взгляд, — это была целая панорама.
Я произнесла страстную речь о классах и возможностях и о «государстве всеобщего благосостояния» (я не совсем знаю, что именно подразумевала под этим, но прозвучало здорово). Потом стала рассказывать про район Латимер и про то, какие живут там милые, добрые, забавные, ласковые, гостеприимные люди, совсем не такие, как высокомерные снобы, пыжащиеся своими «манерами».
Когда я умолкла, в классе стояла мертвая тишина. Я тяжело дышала, как будто бежала наперегонки. Миссис Гибс тоже словно бы чуть-чуть задыхалась. «Что ж, это действительно одна из точек зрения, Индия, — сказала она. — Есть ли желающие что-либо возразить Индии?»
Никто не произнес ни слова! Дискуссия закончилась. Я победила, хотя знала — никто из них со мной не согласен.
Я не могла дождаться конца уроков, чтобы сразу броситься к Дарлинг. Я вылетела из школы, едва зазвенел звонок, боясь, что Ванда все же приедет за мной. Но чем ближе подходила к Латимеру, тем медленнее шла. А оказавшись неподалеку от дома Дарлинг, вообще плелась нога за ногу.
Мне вдруг начало казаться, что я поняла все неправильно. Как будто попросту заранее все придумала. Я знала, что это не обычная моя игра воображения, знала, что Дарлинг на самом деле существует, — но, может быть, мне она представляется лучше, чем была в действительности. Может, и она окажется другой — как Мария. Может, она тайком смеется надо мной. Может, все это просто хитрая игра и, когда я покажусь на их территории, мальчишки на скейтбордах налетят на меня, а Дарлинг врежется прямо в меня на своем велосипеде.
Я оглядела площадку перед ближайшим домом. Парни на скейтбордах кружили и носились вверх и вниз, еще несколько ребят катались на великах — но Дарлинг не было.
Я стояла и ждала, чувствуя себя полной идиоткой.
— Чего тебе здесь надо, фуфыря? — прокричал мне один мальчишка.
Другой пронесся мимо меня так близко, что едва не сорвал пуговицы на моих школьных ботинках. Остальные это видели и хохотали. Я попробовала тоже засмеяться, но от этого они и вовсе вошли в раж.
— А ну вали отсюда, пижонка, пока мы не принялись за тебя как следует.
— Хотела бы я посмотреть, что у тебя выйдет, — сказала я, обходя нахала с таким выражением, будто в упор его не вижу, хотя сердце бешено колотилось — бум, бум, бум, — словно мяч подскакивал в грудной клетке.
— Эй, ты, куда заспешила? — заорал он, когда я быстро зашагала в сторону Эльма.
— Я иду к моей подруге, понятно?
Воспользоваться лифтом я побоялась, ведь они могли втиснуться в него вместе со мной. Поэтому сразу бросилась к лестнице. Теперь уже я бежала. Кто-то звал меня, потом стали кричать все сразу, но я боялась оказаться в ловушке. И продолжала бежать вверх по лестнице. Все выше, выше, выше. Сердце теперь казалось мне не мячиком, а большущим надувным шаром, каким играют на пляже. Мне хотелось остановиться, перевести дух, но я слышала шаги за собой и бежала из последних сил. Меня догоняли, шаги все приближались. Вдруг, повернув за угол темной лестничной клетки, я споткнулась, тяжело плюхнулась на ступеньки, и они все попадали на меня…
Оказывается, кричала мне Дарлинг! Она меня заметила, когда мальчишки нахально приставали ко мне, звала меня, и мальчишки тоже старались помочь ей.
Мы сидели на лестнице рядом.
— Я не могла крикнуть по-настоящему. Я совсем задыхаюсь… О, помоги! — Она действительно задыхалась, тяжело опершись на меня.
— Давай я сбегаю за твоей бабушкой, — предложила я.
— Нет-нет, со мной все в порядке. Вернее, сейчас будет в порядке. Это все из-за астмы. Дай мне только чуть-чуть отдышаться. — Она порылась в своем рюкзачке, нашла ингалятор и поднесла ко рту. — Ну вот. Просто я слишком быстро бежала. Всю дорогу из школы я ругала себя. Ужасно волновалась, что опоздаю и не встречусь с тобой.
— А я боялась, что упустила тебя. Ты сказала, что будешь кататься на велике и сразу увидишь, как только я появлюсь.
— Да знаю, знаю, но меня задержали в школе. Эта училка просто свинья. Они не должны задерживать нас после уроков без записки. Училка сказала, что поручает мне прибраться в классе, но после урока рисования там осталась такая куча всего. Я думала, никогда не кончу.
— А почему она выбрала тебя? Ты что, плохо написала контрольную или что-то еще?
Я спросила совершенно по-дружески, но Дарлинг возмущенно вскочила на ноги.
— В моей прежней школе я была лучшей ученицей. Почему здесь все считают, что я глуховата? Они хотят сунуть меня в группу отстающих, но это у них не пройдет.
— Хорошо, хорошо, не надо так сердиться, прошу тебя, — взмолилась я.
— Спорим, что я умнее тебя, хотя ты вся такая шикарная.
— Да я и не сомневаюсь, — сказала я, хотя, по правде говоря, это я почти всегда лучшая в классе, и, хотя свою школу я ненавижу, она все-таки сверхакадемическая и способна поспорить с любой другой школой. Умная-то я умная, но знала, что было бы глупо сказать это Дарлинг.
— А все-таки что у тебя случилось? — спросила я.
— Я «случайно», понимаешь, толкнула у этой девчонки стаканчик с водой для акварельных красок, вода забрызгала ее картинку, она наябедничала учительнице, ну, и меня наказали.
