– Я не обижаюсь.
– Слушай, а что, если я на свою ответственность тебя прощу?
Я промолчал, хотя мне ее предложение очень понравилось.
– Нет, пожалуй, так нельзя, – сказала она. – Ты иди, а я подумаю.
А я снова почувствовал себя счастливым и еще отчаянно храбрым. Зашел в первую телефонную будку и позвонил маме.
– Мама, – сказал я, – поздравляю тебя с днем рождения.
– А, это ты, – протянула мама и замолчала.
Было слышно, как там кто-то играл в мяч – в волейбол или баскетбол. У них телефон прямо в спортивном зале.
Я не дождался маминого ответа и стал ей сам рассказывать новости:
– Папа звонил. Только ты ушла. Тоже поздравлял. Он всю ночь ехал к телефону, а опоздал всего на пять минут. Расстроился. Я ему говорю: «Я все маме передам», а он ответил: «Я хотел сам, лично. Хотел услышать ее голос».
Она ничего на это не ответила, и я вообще подумал, что мама меня не слушает, если бы не звонкие удары мяча об пол, которые долетали до меня оттуда. Но мне все равно не хотелось с нею расставаться, и я сказал:
– Мама, у меня новость – я больше не вожатый. – Голос у меня был радостный, а в конце фразы я даже хихикнул.
Она совершенно не удивилась ни моему хихиканью, ни бодрости и не спросила почему – она никогда не задавала лишних вопросов, – а сказала:
– Да, да, Боря, я тебя слушаю.
– Понимаешь, я им подсказал на контрольной, решил за них примеры, и они почти все получили пятерки. А сегодня я во всем сознался. Правда, здорово?
– Да, да, Боря, – повторила она, – я тебя внимательно слушаю.
– Мама, а у тебя там во что играют?
– В ручной мяч, – ответила мама.
– А я думал, в баскет или в волейбол.
– Нет, в ручной мяч. – Она подумала минутку и сказала: – Хочешь, приходи.
Я оглянулся и увидел унылую фигуру Сашки. Он подпирал дерево.
– Спасибо, – ответил я, – в другой раз. У меня важное дело.
– Ну ладно, – сказала мама. – И тебе спасибо. Я думала, ты забыл про сегодняшний день. Ничего, конечно, страшного, но почему-то обидно. – И повесила трубку.
Я вышел из будки. Настроение у меня ухудшилось. Стало непривычно грустно. Мне бы сейчас поехать к маме, а я должен возиться с Сашкой. Помахал этому дураку рукой – иди, мол, ко мне, а он опять, как загнанный заяц, бросился в сторону. Только пятки мелькнули.
Тогда я решил устроить Сашке ловушку. Зашел для этого в универмаг и спрятался недалеко от двери. Стою, жду. И вдруг кто-то меня спросил:
– Мальчик, тебе что надо?
– Мне? – Я оглянулся и обалдел.
Представьте, на месте продавщицы в отделе женских шляп стояла наша бывшая старшая вожатая Нина.
– Здравствуй, Збандуто, – сказала она. – Удивлен?
– Удивлен, – ответил я.
А я и правда был удивлен.
– Не хотите ли купить женскую шляпу? – спросила она.
– Хочу, – принял я ее игру, – для мамы. Тем более, у нее сегодня день рождения.
– А какой у нее размер головы?
– Естественно, как у меня.
Нина смерила сантиметром голову, взяла какую-то шляпку и напялила на меня. Я посмотрел в зеркало: на моей голове возвышалась какая-то дурацкая шляпа, какой-то самовар с трубой.
Мы оба рассмеялись.
– Между прочим, – сказала она, снимая с меня шляпу, – это смех сквозь слезы. Представляешь, некоторые женщины покупают эти трубы и носят… Ну, рассказывай, как там у нас… – она смешалась, – у вас.
– По-старому. Теперь вместо тебя Валька Чижова, из десятого.
– Знаю – Чижик. А твои малыши как?
– Ничего, растут. Зина Стрельцова заняла первое место в вольном стиле. А Лешка Шустов поступил в кружок по рисованию. Это новенький, ты его не знаешь. Не хотели его брать, говорят, мал, но я настоял… Только я ушел от них.
– Ушел?.. У тебя же настоящее призвание. Это я тебе говорю.
– Ничего не поделаешь. Я и сам о них скучаю. Не хватает мне их. Но не имею права… Помнишь контрольную, когда я заменял у них учительницу? Так эти примеры я за них решил.
– Честное слово, ты неуправляемый снаряд! Совершенно неизвестно, в какой момент взорвешься, – сказала она своим прежним тоном. – Ты извини, я по дружбе, теперь это меня не касается.
– Я сегодня решил начать новую жизнь, – сказал я. – Никогда не буду врать.
– Все мы начинаем новую жизнь, – ответила она. – Что там про меня судачат?
– Не знаю, – ответил я. – А что должны про тебя «судачить»?
Нина внимательно посмотрела на меня:
– Неужели ты ничего не слышал?
Я ответил, что нет. Я действительно ничего не слышал, а если бы слышал, разве стал бы так притворяться?
– Да, ты всегда был чудаком, – сказала она. – Это хорошо. Когда ты станешь управляемым, тебе цены не будет.
Я на всякий случай усмехнулся, потому что не разобрал, шутит она или говорит серьезно. Раньше она все говорила только серьезно и торжественно, а сейчас она мне понравилась. Оказалось, она умела шутить, и видно было, что она мне рада.
– Знаешь, почему я ушла из школы? Из-за любви без взаимности. К одному учителю. Не скажу, к какому…
И не надо, подумал я, потому что вспомнил, как она рисовала мужчину с бородой. А у нас в школе бородатый всего один.
– Страшная штука любовь, – поддержал я ее. – Чего только люди ради нее не делают! Даже Пушкин из-за любви стрелялся на пистолетах.
– Что ты несешь, Збандуто? При чем тут Пушкин? – сказала Нина. – Там были социальные причины.
– Я сам читал, – сказал я виновато, – не по программе.
– А он на меня никакого внимания. Ночи не спала. Стихи сочиняла. Однажды не выдержала, пришла к нему домой и во всем созналась. А он говорит: «Это пройдет», – и угостил меня пирожным. Все привыкли, будто для меня самое главное еда. Колобок да Колобок. Ну, я съела пирожное и ушла. А на следующий день встретила его с какой-то дамой. Я когда увидела их вместе, у меня голова кругом пошла.
– Это от ревности, – сказал я. И поискал глазами Сашку. Его нигде не было.
От волнения Нина из шляпы, которую я примерял, сделала гармошку, вот-вот она должна была на ней заиграть что-нибудь печальное. Я вырвал шляпу у нее из рук, расправил и отдал обратно. Она поставила ее на место и успокоилась.
– Ну, до свиданья, Збандуто, – сказала Нина. – Заходи. Не забывай. Ребятам привет. Я ведь, знаешь, в нашей школе провела всю свою жизнь. У меня мама еще работала старшей вожатой, и я к ней прибегала с четырех лет. Так что я там пробыла целых шестнадцать лет… А если хочешь купить своей маме хороший подарок, пойди в бижутерию и купи ей брошку. Женщины любят украшения.
– Спасибо за совет, – ответил я, – но у меня кончился капитал. Отец оставил десятку, а я истратил.
Она полезла в карман форменного платья – она была похожа в этом платье на стюардессу, – и тут я догадался, что с нею произошло. Из толстухи, из колобка, она превратилась в худенькую, стройную девчонку. Вот что значит любовь и страдания. А тем временем она вытащила из кармана два рубля и сказала:
– Купишь маме цветы.
– Да что ты! – возмутился я. – Не возьму.
– Брось дурака валять, Збандуто, – сказала она своим прежним тоном. – Бери. А будут деньги, вернешь.
Когда я вышел из магазина, Сашки уже не было. Я его нашел дома. Он сидел в полном одиночестве и, не стесняясь, плакал.
Он пошел к Насте, чтобы помириться, а ему сказали, что она улетела на Дальний Восток. Неожиданно приехал ее отец и забрал ее с собой.
– Плачь не плачь, – сказал я, – а она уже на другом конце земли.
– Но у меня есть адрес, – сказал Сашка. – Я могу ей написать письмо. Если она захочет, я расскажу правду всем ребятам. – И с грустью добавил: – Я предатель. Вот что меня убивает.
– Это кого хочешь убьет.
Сашка помолчал-помолчал, а потом с обидой в голосе ответил:
– Тоже друг, не можешь даже успокоить!
– Не могу я тебя успокаивать, – сказал я. – Я сам подлец и предатель.
И я рассказал Сашке про контрольную в первом классе, и про Наташку, и про то, как я размотал десять рублей, и про мамин забытый день рождения.
– Про первоклашек – это ерунда, – сказал Сашка. – Плевать тебе на них.
– Это ты зря. Их обманывать нельзя. Они всему верят.
– Все равно они научатся врать, – упрямо сказал Сашка. – Все люди врут, особенно в детстве.
– Нет, не научатся. Эти не будут врать. А если кое-кто из них соврет, то мне бы не хотелось к этому прикладывать руку.
– Ну, а как же нам теперь дальше жить? – спросил Сашка. – Придумай что-нибудь, ты же умеешь.
– Можно дать клятву, что мы больше никогда не будем предателями.
– Давай клятву или не давай, – сказал Сашка, – а старого не воротишь.
Мы вспомнили обо всех своих неприятностях, и нам расхотелось давать клятву.
За окнами темнело, а затем эта темнота проникла в комнату.
Зазвонил телефон. Это была моя мама. Вдвоем с тетей Олей они ждали меня на праздничный пирог!
– Пошли, – сказал я, – у нас праздничный пирог.
Мы вышли на улицу, и нам сразу стало лучше.
Горели огни, сновали и толкались люди. Шел мелкий дождь: такая зима стояла.
