– Может, налёт на фашистский штаб?
– Бери выше, – улыбается старшина.
– Может, в плен генерала схватим?
– Выше, выше, – смеётся старший.
Переправились ночью разведчики на территорию, занятую фашистами, продвинулись вглубь. Идут осторожно, крадучись.
Опять разведчики:
– Может, мост, как партизаны, идём взрывать?
– Может, на фашистском аэродроме произведём диверсию?
Смотрят на старшего. Улыбается старший.
Ночь. Темнота. Немота. Глухота. Идут в фашистском тылу разведчики. Спускались с кручи. На гору лезли. Вступили в сосновый лес. Крымские сосны вцепились в камни. Запахло приятно хвоей. Детство солдаты вспомнили.
Подошёл старшина к одной из сосенок. Обошёл, посмотрел, даже ветви рукой пощупал.
– Хороша?
– Хороша, – говорят разведчики.
Увидел рядом другую.
– Эта лучше?
– Сдаётся, лучше, – кивнули разведчики.
– Пушиста?
– Пушиста.
– Стройна?
– Стройна!
– Что же – к делу, – сказал старшина. Достал топор и срубил сосенку. – Вот и всё, – произнёс старшина. Взвалил сосенку себе на плечи. – Вот и управились мы с заданием.
– Вот те и на, – вырвалось у разведчиков.
На следующий день разведчики были отпущены в город, на новогоднюю ёлку к детям в детский дошкольный подземный сад.
Стояла сосенка. Стройна. Пушиста. Висят на сосенке шары, гирлянды, разноцветные фонарики горят.
Вы спросите: почему же сосна, не ёлка? Не растут в тех широтах ёлки. Да и для того, чтобы сосенку добыть, надо было к фашистам в тылы пробраться.
Не только здесь, но и на Корабельной стороне, и в Инкермане, да и в других местах Севастополя зажглись в тот нелёгкий год для детей новогодние ёлки.
Видать, не только в бригаде морских пехотинцев у полковника Горпищенко, но и в других частях задание для разведчиков в ту предновогоднюю ночь было особым.
Откуда её раздобыли – толком никто не знал. Одни уверяли: было это ещё до Крыма. Другие: уже в Крыму. Мол, подобрали на крымских дорогах. Лежала она на боку в кювете. Оттуда сюда в Севастополь и притащили машину волоком.
Автомашина марки «ЗИС-101» была не частым в те годы явлением. Лучшей считалась маркой. Мотор у машины мощный. Кузов вместительный, длинный. Отличный ход. Отремонтировали, восстановили черноморцы автомашину. Маскировочной краской покрыли – в зелёный и чёрный цвет.
Как крокодил, получилась на вид машина. «Крокодилом» её и прозвали.
Попал «крокодил» в бригаду морских пехотинцев к полковнику Евгению Ивановичу Жидилову, стал он затем генералом.
Не знал усталости «крокодил». Носился по батальонам, по ротам, то в штаб, то из штаба, то к начальству, то от начальства, то в Севастополь в тыловые части бригады, то на командный пункт.
Привык «крокодил» к бригаде. И в бригаде как свой пришёлся. Полюбили его солдаты:
– Привет, «крокодил»!
– Как дела, «крокодил»?
– Что там нового слышно в штабе?
Оказалась машина на редкость выносливой. А главное, был «крокодил» удачливым. Фашистские самолёты за ним гонялись. Открывали огонь фашистские миномётчики. Не вспомнишь здесь всех историй. Как-то зимой застрял «крокодил» в снегу. Сразу же появился фашистский лётчик. Не уйдёшь, «крокодил»! В руках «крокодил»! Стал лётчик делать над машиной боевые заходы, бросал бомбы, входил в пике. Патроны все до единого расстрелял. Цел «крокодил», как новенький. Хоть бы одна царапина.
Затем, по весне, снова застрял «крокодил». Распутица. Буксует машина. Ни с места. Схватила колёса весенняя хлябь. Взяла машину в прицел фашистская артиллерия. Открыли пушки по ней огонь. Укрылись Жидилов и шофёр рядом в глубоком окопе. Машина, словно на полигоне, стоит на открытом месте.
Солдаты, что были в окопе, считают взрывы. Считает шофёр. Считает и сам Жидилов. Десять, двадцать, сорок, сорок четыре. Сорок четыре снаряда, и все в «крокодила». Прощай, боевой товарищ.
Стих огонь. Поднялись бойцы из окопа. Смотрят – глазам не верят. Цел, невредим «крокодил» – хоть бы одна занозина.
Бывало, конечно, всякое. Война есть война. Боец есть боец. И «крокодил» получал ранения. Ходил в «повязках», ложился в «госпиталь». Вновь автомобильные мастера поднимали машину к жизни.
Честно нёс службу свою «крокодил». Как равный в строю отважных.
Не стало его случайно. Погиб от фашистской бомбы. Стоял у штаба. Дремал без дела. Ударила бомба прямым попаданием. Был «крокодил» и нет.
Не скоро забыли бойцы машину. Часто вспоминали отважный «ЗИС». Так и во всём бывает. Честно прошёл по жизни – долго хранится след.
Отличившихся воинов представляли к наградам. Штаб. Два офицера. Младший по званию. Старший по званию. Младший зачитывает наградные листы, называет фамилию отличившегося, докладывает старшему, за что и к какой представлен боец награде.
Чётко идёт работа:
– Найда.
– Кахаров.
– Кули-заде.
Приятно офицерам читать о героях:
– Беспалов.
– Каралов.
– Омаров.
– Дзесов.
Читая одну из бумаг, чуть задержался младший.
– Ну что там? – поторопил его старший.
– Вот молодец. Вот молодец, – восхищается младший.
– Кто же?
– Герой! Орёл!
– Кто же?!
– Богатырь, – откликается офицер.
– Фамилия как?
– Богатырь, – опять о своём офицер.
Поднял старший начальник глаза на младшего:
– Фамилия?
– Иван Богатырь, – улыбается офицер.
Посмотрел недоверчиво старший на младшего.
– Иван Богатырь, – повторяет младший и тянет бумагу старшему.
Действительно, под Севастополем сражался Иван Богатырь. Был он ефрейтором. Был пулемётчиком. Оставшись один в окопе, он принял неравный бой с фашистами. Герой был ранен в голову, контужен, затем ранен в правую руку, но продолжал сражаться. Пять часов до прихода помощи удерживал Иван Богатырь свою позицию. Многих фашистов уничтожил в этом бою солдат. Прочитал старший офицер наградной лист о подвиге Ивана Богатыря.
– Герой! Орёл! – согласился офицер.
Потом полистал другие бумаги. Прочитал про другие подвиги. Глазами прошёл по фамилиям. Читает: Линник, Главацкий, Гахокидзе, Байда, Умеркин, Спирин…
– Молодцы, молодцы, – произносил офицер.
Пулемётчик Иван Иванович Богатырь, пехотинец ефрейтор Павел Дмитриевич Линник, политрук роты Георгий Константинович Главацкий, политрук другой роты Михаил Леванович Гахокидзе, старший сержант разведчица Мария Карповна Байда, артиллерист младший лейтенант Абдулхак Умеркин, пехотинец старший лейтенант Николай Иванович Спирин – все они были воистину богатырями. Все они, а вместе с ними и многие другие за свои подвиги, совершённые при защите Севастополя, стали Героями Советского Союза.
Вновь посмотрел офицер на фамилии:
– Нет здесь простых. Богатырские все фамилии.
Северная часть Севастополя. Выход из бухты. Начало моря. Здесь у моря поднялась крепость. Это Константиновский равелин.
Любой корабль, входя в Севастополь, не обойдёт, не минует Константиновский равелин. Не минуешь его и при выходе. Константиновский равелин как страж, как часовой у ворот Севастополя.
1942 год. Июнь. Всё сильнее фашистский удар на севере. Наступают фашисты. Вводят новые силы. Всё труднее, труднее нашим. Прорвались фашисты с севера. Овладели Северной стороной. Вышли к бухте, к морскому берегу. Лишь равелин дерётся.
Вместе со всеми в бою морской офицер Иван Кулинич. Азартен в бою Кулинич. Вот он стоит на виду у моря. Китель моряцкий в дыму, в ожогах. Лоб бинтами крест-накрест схвачен.
Сражается равелин. Волком вцепились в него фашисты. Снаряды, как молот, дробят округу.
Не сдаётся Константиновский равелин.
Бомбят равелин самолёты. Танки в стены чуть ли не лбами бьют.
Всё меньше и меньше в живых героев. И всё же стоят герои. Прикрывают отход своих. В эти дни корабли Черноморского флота вывозили из города раненых. Сдать равелин фашистам – значит отрезать нашим судам путь из бухты в открытое море. Удержались герои до нужного срока. Не подпустили фашистов к берегу. Ушли без потерь корабли из бухты.
Ушли корабли. Опустела бухта. Долг до конца исполнен. Прибыл теперь приказ, чтобы и сами герои покинули равелин. Простились матросы с крепостью. Все ушли. Лишь один остался – Иван Кулинич. Взорвать равелин, уничтожить запас снарядов – с этой целью и задержался теперь Кулинич. Отправил минёров:
– Я – сам! Я – сам!
Вот он стоит на виду у неба. Китель моряцкий в дыму, в ожогах. Лоб бинтами крест-накрест схвачен.
Вновь атакуют фашисты крепость. Не отвечает фашистам крепость. Осмелели фашисты:
– Форвертс! Вперёд!
Ворвались фашисты в крепость. Видят – стоит комиссар. Китель моряцкий в дыму, в ожогах…
Устремились к нему фашисты. Рты исказились в победном крике.
Несутся фашисты. Предпоследний, последний шаг.
– Получайте, – тихо сказал Кулинич. Повернул механизм подрывной машины.
