— Да нет, что ты, ты не дурак. Ты просто такой… такой…
— …дурак. Пытаешься сказать то же самое другими словами? Можешь не стараться, лучше отвечай. Так почему?
— Потому что у одних они есть, а у других нет. И те, у кого их нет, завидуют тем, у кого есть. Потому что иметь Осколки — значит иметь прошлое. Не иметь их значит лишь одно — что ты родился из пробирки, неизвестно от кого, может, вообще случайно. Обыкновенное слияние гамет. И если у тебя нет прошлого, то тебе трудно представить и будущее.
— Вечно ты говоришь загадками, Джонас! Но я понял, — ответил Рубен и улыбнулся. — Это значит, что у Остатков есть кто-то, кто их ищет, кому они нужны, на этой планете или нет — не важно. А у тех, других, — никого нет. Разве что пробирка, и та уже давно разбилась.
— Именно так, Рубен, именно так.
— Осторожно, — пошутил Рубен. — Ты начинаешь повторять все по два раза, прямо как наш Том. Или ты хочешь, чтобы я звал тебя Джонас-Два-Раза?
— Кстати, не такое уж плохое прозвище. Но Тому оно больше идет. Не будем забирать у него имя. У парня и так почти ничего нет.
— У него есть книга… Знаешь, эта история о злой ледяной королеве, она мне тоже понравилась. Хотелось бы и мне иметь такую книгу. В следующий раз, когда к нам заявятся Первопроходцы, я их спрошу. У них там на астерлётах столько разного хлама, наверняка и какая-никакая книга отыщется.
* * *
Вот уже несколько дней Том брал с собой на охоту Глора. Сначала просто чтобы хоть как-то отвлечь его после того неприятного разговора, а потом — потому что вдвоем у них получалось гораздо лучше. Кто бы мог подумать, что Глор, рослый и крупный, окажется бесшумным, ловким и метким охотником? И, похоже, в отличие от Тома, Глор нисколько не терзался сомнениями в момент, когда нужно было свернуть птице шею.
В этот раз у добычи, которую они выслеживали, не оказалось ни крыльев, ни перьев. Честно говоря, трудно было вообще понять, что это такое: в кустах виднелась лишь бурая спина, казавшаяся пятнистой от игры света и тени. То, что зверь большой, было ясно уже по хрусту веток под его лапами. Иногда из его горла вырывался хриплый звук, похожий на затяжной кашель. Именно этот звук сначала испугал, а потом заинтересовал охотников. И теперь, сидя в укрытии, в кустах, они замерли, не зная, что делать дальше.
Наконец зверь поднял голову, медленно повернулся и уставился прямо на них. Оказалось, что он почти целиком синий, только спина бурая. У него были большие влажные коричневые глаза. Между двойными рядами белых острых зубов болтался розовый язык. И был хвост — небольшой пушистый завиток, дрожавший от возбуждения.
— Как думаешь, он хороший или плохой? — шепотом спросил Глор.
— Понятия не имею, — так же шепотом ответил Том.
Зверь, не оставляя детям времени на раздумья, направился прямо к ним. В шаге от Глора он остановился, потом подошел ближе и ткнулся влажным носом ему в колени. И снова издал тот же странный хриплый звук, на этот раз похожий на безголосый смешок.
— Хороший! — с облегчением воскликнул Глор. — Отличный!
— Кто это? — спросила Хана, разглядывая зверя, который трусил рядом с охотниками и, казалось, улыбался. Зверь доходил Глору до бедра.
— Не знаю, — ответил Том. — Похож на собаку и в то же время на свинью… Мутант, наверное.
— Слушай, ты просто невыносим! Вечно ты все знаешь!
— Я всегда был первым в классе, — с улыбкой похвастался Том за мгновение до того, как его кольнул Осколок, вынырнувший, как обычно, неизвестно откуда. В суматохе никто ничего не заметил, и Тома это вполне устраивало.
— Давайте назовем его Собак, — предложила Орла. — Это ведь подходящее имя, да?
— Рано придумывать ему имя, когда мы еще не решили, что с ним делать. Это гора мяса — можно наесться на неделю вперед, — сказал Том, явно борясь с собой. Но он первый понял, что никогда не найдет в себе мужества убить этого зверя.
— Я не хочу его есть. Я хочу, чтобы он остался у нас, — вызывающим тоном заявил Глор.
Том развел руками.
— Ну, я просто так сказал. Это же не значит, что мы обязательно должны его съесть.
— А вот и не говори просто так, — отозвался Глор и добавил: — Пернатые — они глупые, они убегают и улетают от нас, значит, их можно есть. А этот не убегает. Он идет за нами. Все понимает. И хочет быть с нами.
— Даже если мы его не съедим, — все еще сопротивлялся Том — он сам захочет есть.
— Он захочет есть детей? — Орла испуганно попятилась.
— Да нет же, нет. Я хотел сказать, что нам придется о нем заботиться, искать еду и для него тоже.
— Вот еще! — сказал Глор, почесывая бок зверя. — Смотри, какой он толстый. Ясно, что он сам о себе может позаботиться. По-моему, у нас не будет с ним проблем. — Зверь благодарно потерся головой о его ногу. — Наоборот, может, он даже будет охотиться для нас. Если мы объясним ему, как это делать.
— И мы назовем его Собак, — не успокаивалась Орла. — Хорошее имя, правда?
Зверь, словно узнав это слово, поднял морду и завыл. Собак! Все радостно засмеялись и захлопали в ладоши. Теперь у них был Собак. Разве не здорово?
* * *
— Никогда еще не видел подобной твари под светом Астера, — пробормотал Рубен, разглядывая зверя. — Интересно, внутри он тоже синий? Вот вышли бы бифштексы… Это я тебе говорю. А из задней части можно такую ветчинку заделать, такие биточки!..
Однажды в порыве откровенности Рубен рассказал Джонасу, что в прошлой жизни он был мясником.
— Хорошо, что он там, а ты здесь, — заметил Джонас. Хотя ему и не хотелось в этом признаваться, но зверь его немного беспокоил. Кто знает, вдруг он опасен, агрессивен? Вдруг бросится на детей, разорвет их в клочья? Может, он хищник и его привлек их запах. Подобные твари, как сказал Рубен, встречаются редко: чудовищные мутанты с несочетаемыми частями тела — результат сильнейшей радиации. Или неудавшихся экспериментов: после бомбы же пооткрывались все клетки. У этого еще относительно нормальный вид, хотя Джонасу не слишком нравился его двойной, как у акулы, ряд зубов. Но детям это явно не мешало. Орла как раз только что сплела венок из цветов и украсила им зверя; тот резко вскинул голову, на лету подхватил венок зубами и моментально проглотил. Все рассмеялись.
Джонас тревожился и за Тома-Два-Раза. «Подходящее имя, — еще раз подумал он. — Этот мальчишка ничего не делает бездумно, всегда взвешивает все до мелочей, перепроверяет себя. Это его достоинство — и одновременно наказание». Осколки несли Тому тревогу и боль — почти физическую. И ему приходилось справляться со всем этим самостоятельно: кажется, он пытался собрать воедино картину, которой больше не существовало… «Ладно, — сказал себе Джонас, — я все равно ничем не могу ему помочь. Я могу лишь оберегать его. Его и всех остальных. Наблюдать. А если они вдруг окажутся в беде, если им понадобится помощь, что я смогу сделать? Отсюда до них далеко. Передатчик передает сейчас с расстояния семидесяти под. Неплохо, учитывая, что они дети, идут пешком и не имеют никаких приборов для ориентирования, кроме старого компаса, которым они не умеют пользоваться… и который наверняка давно свихнулся от перепадов магнитосферы».
«Знаешь, это захватывает. Как те вечерние шоу про шпионов, что показывали раньше. Я тогда ни одного не пропускал», — разговорившись, признался как-то Рубен, и Джонас мысленно с ним согласился. «Может, и я тоже просто увлекся этой игрой про шпионов, и мое любопытство разгорается при виде чужих: бед? Может, для меня это всего лишь способ заполнить чем-то пустые дни, придать смысл бессмысленной работе?» — думал он и от этого становился сам себе противен. Чтобы отвлечься, Джонас перевел взгляд на черно-белый экран — из тех, что держали под наблюдением Лагерь. Ничего нового. Разве что вот: долговязый подросток каким-то образом ухитрился поймать мелкую пичужку и сейчас методично выщипывал ей перья, сжимая коленями тощее тельце, еще живое, и не обращая внимания на царапины, которые наносила ему несчастная и уже почти голая жертва.
* * *
— А я еще сделаю, — упрямо повторила Орла и направилась в лес. — Сплету ему новый венок.
— И он снова его съест! — прокричала ей вслед Хана.
— Зато теперь мы знаем, что он вегетарианец, — заметил Том. — То есть, я хотел сказать, травоядный.
— Опять ты со своими сложными словами, — буркнула Хана, отворачиваясь, но ее восхищенный взгляд не вязался с ее недовольным тоном. Она все еще сердилась на себя за то, что обозвала его «невыносимым». Том заметил ее маленькую внутреннюю борьбу и тоже отвел взгляд, чтобы не показывать, что он все понял.
— А может, я и ошибаюсь, — заговорил он через некоторое время, снова обернувшись к Хане. — На что ему тогда такие острые зубы, если он питается одними цветочками?
— Может, это и есть Орк. Может, в этих местах Орки такие, и он почуял наш запах и этой ночью всех нас съест. Тогда мы все окажемся у него в животе, — завороженно проговорил Дуду.
