— Шампанского у меня никогда не было, — задумчиво сказал Муми-папа. — Поэтому ложка до сих пор лежит в ящике кухонного стола. А колечко законсервированного дыма постепенно с годами растаяло.
— А где искусно украшенная ручка шарманки? — насторожился Снифф.
— Что ж, — сказал Муми-папа. — Если бы я знал, когда у тебя день рождения! Но твой папа так и не обзавелся календарем.
— Но ведь есть же именины! — взмолился Снифф.
— Хорошо, ты получишь в день своих именин загадочный подарок, — пообещал Муми-папа. — А теперь помолчите, я буду читать дальше.
Глава шестая,
в которой я основываю колонию и переживаю кризис, а также вызываю привидение на остров Ужасов
Я до сих пор помню утро, когда Фредриксон получил телеграмму.
Мы сидели в навигационной каюте «Морского оркестра» и пили кофе.
— Я тоже хочу кофе, — сказал Клипдасс и стал пускать пузыри в свой стакан с молоком.
— Ты еще маленький, — ласково пояснил Фредриксон. — Между прочим, через полчаса тебя с пакетботом отправят на берег к маме.
— Надо же! — ничуть не огорчился Клипдасс и продолжал пускать пузыри.
— А я останусь у вас! — крикнула Мюмла. — Пока не вырасту. Послушай, Фредриксон, ты не можешь изобрести что-нибудь такое, от чего мюмлы вырастают ужасно большими?
— С нас хватит и маленьких…
— Мама тоже так считает, — призналась Мюмла. А вы знаете, что я появилась на свет в маленькой раковине, и когда мама нашла меня в аквариуме, я была не больше водяной блохи?
— Опять ты обманываешь нас, — рассердился я. — Мне очень хорошо известно, что каждый появляется на свет из своей мамы, а сперва сидит в ней, как семечко в яблоке. Таких обманщиц нельзя держать на борту, они приносят несчастье!
— Ерунда, — беспечно отмахнулась Мюмла, попивая свой кофе большими глотками.
Мы привязали к хвосту Клипдасса бумажку с адресом и поцеловали его в мордочку.
— Передай привет своей маме, — велел Фредриксон. — И не грызи пакетбот.
— Не буду, — радостно пообещал Клипдасс и отправился в путь, а Мюмла пошла присмотреть, чтобы он благополучно сел на пакетбот.
Фредриксон расправлял на столе навигационной каюты карту мира, когда в дверь постучали и зычный голос сообщил:
— Телеграмма! Телеграмма-молния Фредриксону!
За дверью стоял рослый хемуль из королевской гвардии Самодержца. Фредриксон, сохраняя самообладание, надел капитанскую фуражку и с серьезным видом прочитал вслух:
— «Нашего сведения дошло Фредриксон прирожденный изобретатель точка просим направить талант службу Самодержцу восклицательный знак ответ срочно точка».
— Извините меня, но этот король не шибко грамотен, — сказал Шнырек.
— В телеграмме-молнии предлоги никогда не пишутся, — объяснил Фредриксон. — Их некогда вставлять. Наоборот, это отличная телеграмма.
Он достал щетку для волос, лежавшую за нактоузом, и принялся драть свои уши с такой силой, что пучки волос разлетались по всей навигационной каюте.
— Можно я расставлю предлоги в твоей телеграмме? — спросил Шнырек.
Но Фредриксон не слушал его. Что-то бормоча, он стал чистить свои брюки.
— Послушай-ка, — осторожно начал я, — если ты будешь изобретать разные там штуки Самодержцу, мы не сможем плыть дальше, верно?
Фредриксон издал неопределенный звук.
— Ведь на изобретения понадобится немало времени, не правда ли? — продолжал я. Фредриксон ничего не ответил, и я в полном отчаянии воскликнул: — Ты же хотел стать искателем приключений?!
Но Фредриксон ответил:
— Я хочу быть изобретателем. Хочу изобрести летающий речной корабль.
— А как же я?
— Ты можешь вместе с остальными основать колонию, — дружелюбно посоветовал он и исчез.
В тот же день Фредриксон, а вместе с ним и «Морской оркестр» поселились в парке Сюрпризов. На берегу одиноко осталась стоять одна лишь навигационная каюта. По приказу Самодержца речной пароход доставили на поляну Развлечений и сделали из всего этого большой секрет. Восторженные подданные короля с усердием нагородили вокруг парохода целых восемь стен из булыжника.
Повозка за повозкой доставили сюда необходимое — инструменты, тонны шарикоподшипников, пружину из стальной проволоки. Фредриксон пообещал Самодержцу, что по вторникам и четвергам станет изобретать всякие забавные штуки для пугания подданных, а в прочие дни будет заниматься своим собственным летающим речным пароходом.
Обо всем этом я узнал позднее, в ту же минуту чувствовал себя крайне одиноким и всеми покинутым. Я снова начал сомневаться в достоинствах Самодержца и не мог больше восхищаться королями. К тому же я понятия не имел, что означает странное слово «колония». Вконец расстроенный, я отправился к дому Мюмлы искать утешения.
Мюмла мыла братьев и сестер, поливая их водой из шланга.
— Привет! — крикнула она. — У тебя такой вид, словно ты ел клюкву без сахара!
— Я уже больше не искатель приключений, я собираюсь основать колонию, — мрачно сообщил я.
— Вот как! А что это такое? — спросила Мюмла.
— Сам не знаю, — пробормотал я. — Скорее всего что-то ужасно глупое. Думаю, что нужно уйти отсюда. Наверное, я уйду с хатифнаттами. Одинокий и вольный, как морской орел.
— Тогда и я пойду с тобой, — заявила Мюмла.
— Между тобой и Фредриксоном — большая разница, — сказал я тоном, который должен был скрыть мою истинную мысль.
— Да, конечно! — весело воскликнула Мюмла. — Мама! Где ты? Ну куда она опять подевалась?
— Привет! — Голова Мюмлы-мамы показалась над травинкой. — Ты всех вымыла?
— Нет, только половину, — отвечала дочка. — Остальные и так обойдутся. Вот этот тролль просит меня отправиться вместе с ним в кругосветное путешествие, мы улетим… одинокие, как синицы!
— Нет! Нет! — закричал я с вполне понятным беспокойством. — Я имел в виду совсем другое!
— Как орел, — поправилась Мюмла.
Мюмла-мама очень удивилась:
— Что ты говоришь! Значит, ты не явишься к ужину?
— Ах, мама, — отвечала Мюмла. — Когда ты в следующий раз увидишь меня, я буду самая большая мюмла на свете! Так мы сейчас отправляемся?
— Пожалуй, уж лучше основать колонию, — ответил я слабым голосом.
— Прекрасно! — Мюмла согласилась и на колонию. — Теперь мы — колонисты! Посмотри-ка на меня, мама! Я ведь настоящая колонистка! Я переселяюсь из дома!
Дорогие читатели, в ваших собственных интересах я прошу вас, будьте осторожны с мюмлами. Они интересуются всем и никак не могут сообразить, что сами-то они вовсе не всем интересны.
Итак, волею судьбы я основал колонию. Мы — Мюмла, Шнырек, я и Юксаре — собрались в заброшенной навигационной каюте Фредриксона.
— Ну вот, — сразу же объявила Мюмла. — Я спросила маму, что такое колонисты, и она считает: это те, которые живут очень близко друг от друга, потому что одиночество никому не нравится. А потом все начинают ужасно ссориться, но все равно это гораздо веселее, чем не иметь никого, с кем можно поругаться. Мама предостерегала меня.
Ее сообщение было встречено неодобрительным молчанием.
— Так что же, нам нужно сразу начинать ссориться? — со страхом спросил Шнырек. — Я терпеть не могу ссориться. Извините, но ведь ссориться ужасно неприятно!
— Вовсе нет! — возразил, подумав, Юксаре. — Колония — это место, где живут в мире и спокойствии и как можно дальше друг от друга. Иногда случается что-нибудь непредвиденное, но потом снова наступают мир и спокойствие… Можно, например, жить на яблоне. Песни и солнечный свет… просыпаешься поздно по утрам, вы понимаете… Никто не снует возле тебя и не твердит тебе, что надо, не откладывая, делать и то, и это… В колонии все делается само по себе!
— Как это само по себе? — удивился Шнырек.
— Ясное дело, — мечтательно продолжал Юксаре. — Просто нужно оставить дела в покое. Апельсины растут, цветы распускаются, и время от времени рождаются на свет новые Юксаре, чтобы есть апельсины и нюхать цветы. И каждому светит солнце.
— Нет! Все это никакая не колония! — воскликнул я. — Колония — это свободное товарищество! Товарищество, которое занимается чем-то романтическим и немного страшноватым, ну таким, каким никто другой и заняться не посмеет.
— Чем же это? — ахнула Мюмла.
— Сами увидите, — загадочно отвечал я. — В следующую пятницу, в полночь! Вы сильно удивитесь! Шнырек закричал «ура!», а Мюмла захлопала.
Но страшная правда заключалась в том, что я не имел ни малейшего понятия, чем же мне удивить колонистов в полночь следующей пятницы.
Итак, началась наша новая самостоятельная жизнь. Юксаре поселился на яблоне неподалеку от дома Мюмлы-мамы. А сама Мюмла заявила, что будет спать каждую ночь на новом месте, чтобы чувствовать себя независимой, и только Шнырек продолжал жить в своей банке из-под кофе.
