— Не может быть! — Стелла прожевала безе.
— Yes. Большинство людей так и не появляются на свет. Я знаю, что такое война, и мне известно, насколько сильным бывает страх.
— Ты была на войне?
— Yes. Ужаснее войны нет ничего на свете.
Стелла смотрела на Флоренс.
— Ур-рг! — сказала она. — А я вот на войне ни разу не была. Зато я потеряла маму.
Флоренс улыбнулась:
— Маленький мой птенчик… Я знаю.
— Я жадная и непослушная. Так считает Кошмарис Дамаск, мой тряпочный дядюшка.
— Просто оставайся собой, Стелла. Когда я была человеком, меня часто называли упрямой, тяжёлой, слишком романтичной, говорили, что я жалею саму себя.
— Ой, — удивилась Стелла, — тяжёлой? Ты часто попадала под дождь и намокала? И от этого становилась тяжёлой и ужасной?
Флоренс рассмеялась.
— Говорили, что я железная, но я часто чувствовала себя одинокой, и мне было грустно. Больше всего на свете мне хотелось помогать другим людям. Я стремилась облегчить их страдания. Альтруизм — это прекрасно.
— Альтруизм? Какое странное слово…
— Это когда ты прежде всего заботишься о других.
— Я тоже хочу быть железным привидением, — заявила Стелла. — А ты многим людям помогла?
— Ye-s-s-s, — Флоренс скромно кивнула. — Я работала в больницах и лазаретах.
— Лазареты? Забавное слово.
— Да уж… Лазарет — это военная больница. Нам ведь нужно облететь весь мир, и для этого нам отпущено five[18] световых лет. Мы должны многое пережить и многое испытать. Поэтому я… — Внезапно замолчав, Флоренс поднялась и подлетела к шкафчику. — Я дам тебе кое-что, Стелла. — Она открыла дверцы и достала какой-то круглый диск на двух резиновых трубочках.
Внимательно осмотрев вещицу, Стелла взяла её.
— Ух ты, какая занятная штуковина, — сказала она, — а что это такое?
— Стетоскоп.
— Перископ?
— No, по. Мы же не под водой.
Это для того, чтобы лучше слышать.
Для того, чтобы услышать, как бьётся человеческое сердце. Пусть он поможет тебе, Стелла. Вслушивайся в каждый удар сердца и постарайся осознать, какое это чудо. Тебе известно, что такое чудо?
— Чудо — это волшебство. Я послушаю, как бьётся сердце у Пиннеуса. Да этот маленький толстяк и сам сможет послушать! А когда я вернусь домой, на Швейную фабрику… То есть если я вернусь домой… — поправилась она, — то положу этот микроскоп… нет, пери… то есть стетоскоп! Я положу стетоскоп в секретный невидимый ящичек, где уже лежит книжка в кожаном переплёте, — мне дал её Виктор из Лувра. А ты знаешь Виктора?
Флоренс мягко рассмеялась:
— Маленький мой птенчик, ну, конечно, я знаю Виктора из Лувра. И Софию Страхомудрую тоже знаю, и…
— А Магическую Мульду ты знала?
Флоренс отрицательно покачала головой.
— Она была моей мамой. Хотя она, наверное, не такое знаменитое привидение. Или ещё им не стала, — добавила Стелла, вспомнив, что в Промежуточном времени они одни, в Прошлом были другими, а в Будущем им ещё предстоит кем-то стать. Об этом гласит Первая истина.
— Люди должны быть человечными. Они должны совершать лишь добрые поступки. Я многим была вместо матери. Но после моей смерти обо мне забыли. Понимаешь?
— Нет, — ответила Стелла. — А ты знаешь Ажурную Августу, маму Тараторки Тилии?
Однако Флоренс оставила её вопрос без внимания и продолжала:
— Неужели я заслужила только забвение?
— В один прекрасный день моя мама непременно вернётся, — упрямо произнесла Стелла.
— Тебе надо добраться до больницы Святого Фомы, — наконец сказала Флоренс. — Там ты отыщешь Тилию. Предупреждаю — тебе надо в новую больницу Святого Фомы, а не в старую.
— В новую?
Флоренс кивнула.
— Да, ориентир — большая светлая лампа. — Флоренс вытерла краешком пятно от молока, вообще-то, это моя старая лампа. Теперь они спрятали её в стеклянный футляр. Найдешь её — значит, справишься и с заданием. Знаешь… чтобы зажечь свет, его надо сперва погасить.
— А твоя старая лампа как-то связана со Второй истиной?
Флоренс посмотрела на Стеллу:
— Ты поняла, о чём гласит Вторая истина?
— Ну, честно говоря, нет, — ответила Стелла.
— Она раскрывает тайну рождения и смерти. Люди рождаются, а потом им суждено умереть.
— А почему люди должны умирать? — Стелла уселась поудобнее. — Почему бы им просто не жить? А то столько работы нам…
— Стелла, но ведь именно поэтому мы, привидения, и существуем. Время — всего лишь обман. Наше предназначение — существовать ради людей.
— Но почему?
— Они должны понять, что не всё в этом мире так, как им кажется.
Стелла молча слушала Флоренс.
— Новорождённых детей заворачивают в маленьких привидений. Людям кажется, что маленькие привидения — это детские пелёнки.
— Да, они похожи на пелёнки. Вот Тимиан, например, — вылитая пелёнка!
Флоренс продолжала:
— Старыми привидениями накрывают умерших людей. Это важнейшее предназначение старых привидений, такое прекрасное и умиротворяющее!
Глава четырнадцатая
О мудрости воронов
До Страшилки Стеллы внезапно дошло, зачем Жуткая Жужа приходила с Крошкой Тимианом в больницу в ту ночь, когда исчезла Тилия. Когда умирал человек, Жужа шла выполнять своё предназначение, а когда рождался ребёнок, она брала с собой Тимиана.
Флоренс подлетела к окну.
— Светает, — сказала она, — возможно, ты так и не найдёшь Тилию.
Стелла по-прежнему пыталась осознать Вторую истину, и ей даже слышать не хотелось о том, что Тилия не найдётся.
Пора мне к Пиннеусу, — задумчиво произнесла она, — а то музей скоро откроется. А… хм… привидения тоже умирают?
Флоренс повернулась к Стелле.
— Через пять световых лет мы можем окончательно истлеть, — немного помолчав, сказала она, — а наша ткань может распасться на нитки.
— Но это же не со всеми происходит, — возразила Стелла.
— Нет, — согласилась Флоренс, — не со всеми. Время — понятие очень сложное, это не просто способ существования. Самое страшное для привидения — это быть перешитым в какую-то вещь.
— Да, это и правда самое страшное. — Страшилка Стелла подумала о маме и чёрной швейной машинке портного Ниткинда.
Спустя некоторое время Стелла отправилась в чуланчик за Пиннеусом. Она отдала ему стетоскоп и рассказала обо всём, что с ней случилось.
— Ладно, Стелла, я положу этот стетоскоп в карман, вместе с ключом, — согласился Пиннеус, — но я ужасно проголодался! Мне надо перекусить.
— Ну ты и обжора! Прямо мясоед какой-то. Я сейчас и думать не могу о еде! — ехидно заметила Стелла. — Чтобы отыскать Тилию, нам надо добраться до больницы Святого Фомы, а я понятия не имею, где эта больница. К тому же Флоренс предположила, что мы не найдём Тилию!
Они забрались на крышу Кровавой башни, где их дожидалась Флоренс. Пиннеус старался не смотреть на неё, ведь она была намного крупнее Стеллы да и выглядела по-другому.
— Мне надо съесть бутерброд. Где тут можно купить бутерброд? — не унимался он.
— Но нам срочно нужно в больницу Святого Фомы!
— Я мигом, потом возьму такси, — заверил Стеллу Пиннеус, проверяя ключ в кармане.
Развернувшись, он начал спускаться по наружной подвесной лестнице.
— Пусть идёт, Стелла, — холодно заметила Флоренс. — Он всего лишь человек.
— И правда, — согласилась Стелла, оскалив клык. — Не забудь ещё выпить a cup of tea[19]! — крикнула она вслед Пиннеусу, посмотрев вниз со стены на защитный ров.
Пиннеус пересёк площадь.
Взглянув на Стеллу, Флоренс сказала:
— Вижу, вы забрали ключ от Тауэра?
— Ага, — немного смутившись, ответила Стелла, — ну, просто на всякий случай…
— Итак, пришло время прощаться, Стелла.
— Уже?! А мы ещё увидимся?
На губах Флоренс мелькнуло некое подобие улыбки. Она слабо махнула краешком:
— Не забудь про лампу. По-моему, ты всё же справишься. Прощай. — И она внезапно исчезла.
Всё это произошло мгновенно, и теперь Стелла осталась на крыше Кровавой башни совсем одна. Холодный ветер с Темзы пробирал её до ниточек, и она задрожала. Похоже, недобрые предзнаменования сыплются на неё со всех сторон…
Внезапно на неё налетели два ворона с подрезанными крыльями. Стелла отмахнулась от них. Сделав пару кругов вокруг башни, вороны уселись на каменную стену.
Прикрыв краешком глаза, Стелла прикрикнула на птиц:
— Убирайтесь отсюда!
— Мы вовсе не хотели пугать тебя, милая чужестранка. Меня зовут Гвайлум, — произнёс ворон-самец, — а это Бранвен. Она среди нас самая младшая.
