Он выстрелил и досадливо поморщился:
— Промазал! Хитрая бестия: увидел перед собой дуло и мигом смылся.
— Дайте я его подцеплю, мистер Гоу, — азартно сказал Джим Бэнбоу, стоявший у того же окна. — Я его знаю: это известный здешний рабовладелец.
Выстрелы гулко отдавались в каменном помещении. Перестрелка становилась все горячей. Стекла были выбиты, но даже холодный воздух не мог разогнать запаха пороха.
Правительственный арсенал Харперс-Ферри представлял собой ряд зданий, окруженных со всех сторон высокой каменной стеной. Когда-то арсенал служил не только для хранения оружия, но и для изготовления его. К главному складу примыкала старая литейная,, где некогда лили пушки. Там еще до сих пор оставались плавильная печь, ковши, разные инструменты для формовки, а также металлические и деревянные модели пушек.
В складе хранились запасы ручного оружия, военные повозки и несколько чугунных, бронзовых и стальных орудий для сухопутной артиллерии и флота.
Браун сам обшарил весь склад сверху донизу, по нашел только немного ружейных патронов; картечи и ядер не было. Поэтому даже та маленькая пушка, которую заметил во дворе кузнец, не Могла быть пущена в дело. Убедившись, что боевых припасов в арсенале нет, Джон Браун переменился в лице. Это был удар, которого он не ожидал.
Вообще дело становилось серьезнее, чем он предполагал вначале. Правда, арсенал удалось взять без единого выстрела, заложники тоже не оказали никакого сопротивления; но как уйти бойцам и вывезти оружие? Жители Харперс-Ферри оправились от утренней растерянности и вызвали отряд чарльстоунской милиции. Стрелки там были неважные, и люди Брауна сравнительно легко справились с ними, но вслед за милицией явился отряд местной плантаторской молодежи. Они со всех сторон оцепили арсенал, и теперь было невозможно вывезти приготовленные подводы с оружием. Две убитые лошади лежали во, дворе, у крепких дубовых ворот. Оглобли нагруженных подвод поднялись вверх, как руки, умоляющие о помощи. Небо было объято заревом: горело подожженное кем-то здание станции. Молодцы Вила Смайлса бесновались снаружи, проклиная аболиционистов, грозя поджечь весь арсенал.
Рядом с главным складом был пожарный сарай. Почти все бойцы Брауна собрались в этом помещении: здесь были самые толстые стены и самые маленькие, похожие на бойницы окна.
В дымном сумраке с трудом можно было различить сваленные посреди сарая брандспойты, ручные пожарные насосы, тачки с крюками и веревками, трубы и прочие предметы гордости добровольной дружины города Харперс-Ферри.
Двумя самыми большими пожарными машинами капитан Браун распорядился забаррикадировать на всякий случай ворота, выходившие на улицу. Люди устроились в оконных нишах и наполнили магазины патронами. Затворы щелкали непрерывно. У бойцов были напряженные лица. Приходилось дорожить патронами, но все же капитан приказал открыть усиленный огонь: надо было создать впечатление, что бойцов не меньше сотни. Между тем противник сыпал пулями, как градом. Большинство пуль отскакивало от толстых стен, но некоторые все же находили своих жертв. Кук, судорожно сжав и без того маленький рот, перевязывал себе обрывком рубахи окровавленную левую руку.
Двое белых из группы Бэнбоу лежали у задней стены сарая. Один из них был тот самый молодой часовой в форменной каскетке, которого Джим захватил на Потомакском мосту. Аболиционисты рассказали ему, за что они сражаются.
— Дайте и мне ружье, — сказал тогда юноша, которого звали Берни: — я белый, меня не продают. Но плантаторы отнимают нашу землю. Того и гляди, сделают нас всех рабами. Я — за то, чтобы бить плантаторов.
Джим дал ему ружье, и Берни принялся спокойно и методически пристреливаться. Меткость его удивила даже очень хорошо стрелявших брауновцев. Берни «снял» трех или четырех наиболее беснующихся врагов, но шальная пуля пробила окно и вонзилась ему в грудь.
— Вот черт, не везет, — сказал он спокойно.
Оуэн, понимавший немного в медицине, перевязал рану Берни. Он заставил Оливера помогать ему, но Оливер нервничал: ему хотелось драться, а не перевязывать раненых.
Немного погодя из строя выбыли еще два негра, в том числе Иосия. Его уложили в углу инжирного сарая; чтобы раненому было мягче лежать, капитан подложил под него свой плащ и теперь расхаживал в одной легкой куртке. Через плечо у него висела блестящая сабля, отобранная у одного из заложников.
Лицо Джона Брауна — серьезное, просветленное — выражало энергию и какую-то радостную решимость. Запах пороха, шум выстрелов пробудили в нем старый боевой дух: ноздри его раздувались, свинцовая грива свисала на лоб. Он нетерпеливо мял бороду и шагал от одного бойца к другому, выглядывая в окна и ежеминутно рискуя быть подстреленным.
Капитан, что вы делаете?! Капитан, поберегите себя! — восклицали то Джим, то Гоу. — Вас убьют, капитан!
— Не волнуйтесь, друзья мои: пули не трогают тех, кто бьется за правое дело, — говорил, усмехаясь, Браун.
Бойцы переводили взгляд на своих раненых и вздыхали, но капитана ничто не могло переубедить.
— Нам недолго осталось ждать. Набат поднял негров на всех окрестных плантациях. Они примут к нам, и мы вместе ударим на врага, — беспрестанно твердил капитан.
Не обращая внимания на пули, летавшие вокруг его головы, Джон Браун пересек двор и направился к караульному помещению. Сейчас в маленьком домике находились заложники, взятые накануне ночью людьми капитана. Сюда выстрелы долетали глуше. Наполеон стоял на карауле у двери. Увидев капитана, глухой осклабился:
— Я рад! Боялся за капитана. Отойти нельзя. Ничего не известно. С девочкой благополучно. Белые джентльмены сердятся. Хотят обедать.
Джон Браун вошел в караулку и огляделся. На скамьях и стульях сидело и лежало самое пестрое общество, какое ему когда-либо приходилось видеть. Цилиндры и крахмальные воротнички помещались рядом с халатами и ночными колпаками, охотничьи сапоги перемешивались с домашними шлепанцами. Были тут люди в длинных ночных рубахах, с лысинами, повязанными теплой фланелью, и люди в синих вечерних фраках, с золотыми цепочками, выглядывающими из-под жилетов. Все это ворчало, брюзжало, ругалось и поминутно приставало к глухому человеку с разными требованиями и жалобами.
При входе Джона Брауна сразу наступила тишина. Все головы повернулись к нему. Один только голос из темного угла продолжал злобно настаивать:
— Я тебе говорю, отдай кота, черномазая! Он мой, как ты смеешь его брать! Прист, сию минуту иди ко мне. Я тебе что говорю!…
Капитан всмотрелся в темноту. В углу на скамейке сидела с серьезным, нахмуренным лицом Салли. На ее коленях свернулся клубком и громко мурлыкал большой черный кот. Кот блаженно щурил сверкающие зеленые глаза и подставлял спину под гладящую его маленькую ручку. А перед Салли стоял грузный человек с лиловым обвислым носом и, весь искривившись, глядел на кота.
— Подлое животное, неужели и ты изменило мне?
Странно выглядел Кошачий Паркер, лишенный всеx своих украшений. Пустые кобуры из-под револьверов болтались у него на поясе; на портупее висели одни только ножны из-под сабли: Джим Бэнбоу позаботился о том, чтобы снять со своего бывшего хозяина все его оружие.
Увидев Брауна, Салли вскочила и бросилась к нему:
— Дедушка Джон! Что папа? Здоров?
При этом кот скатился с ее колен, но ничуть на это не обиделся.
— Здоров, детка. — Капитан погладил Салли ни голове. — Все в порядке, скоро мы снова будем все вместе. — Он обратился к пленикам: — Джентльмены, я слышал, у вас есть претензии. Изложите их мне.
Внезапно в комнате поднялся невообразимый шум. Цилиндры и фланелевые колпаки, халаты и фраки — все это подступило к капитану, кричало и размахивало кулаками.
— Обедать! — рычали цилиндры и колпаки. — Черт возьми, дайте нам пообедать!
Что вы с нами делаете?! — вторили им халаты и фраки. — Как вы смеете держать нас в этой конуре?!
— Ваши аболиционисты, сэр, просто бандиты. Если вы хотите уморить нас голодом, скажите нам это прямо! — завизжал старикашка в вязаных шелковых кальсонах, с абсолютно голой головой.
На него зашикали:
— Тсс… мистер Смайлс, вы погубите нас всех…
Капитан поднял руку. Наступила тишина.
— Мне очень жаль, джентльмены, — сказал он спокойно, — но тут ничего не поделаешь. Мои люди не ели целые сутки.
Он секунду подумал.
— Могу предложить вам виски. Хорошее, крепкое виски. Это все, что у нас имеется. Угодно вам? Эй, Наполеон!
Глухой часовой появился в дверях.
— Принеси этим джентльменам виски. Те фляги, которые нам дала с собой моя жена.
Наполеон собирался что-то возразить.
— Я сказал: ты принесешь виски, — возвысил голос капитан и подмигнул Наполеону. — Три фляги оставишь для раненых, остальные — сюда.
