Я понял, что такого ничем не прошибёшь, и решил идти в открытую.
— Мишка, куда он тебя тащит? Что случилось? — спросил я.
— Говорит, в милицию, — кисло ответил Мишка.
— Ах, так вы знакомы! — зловеще сказал дядька. — Сообщники, значит. Ну, я так и думал. Я чувствовал, тут целая банда. Вот и хорошо. — И он попытался схватить меня за руку. Но я был начеку и успел вовремя отскочить.
— Нечего меня хватать, — сказал я. — Я и сам пойду.
— Вот и хорошо, — сказал дядька. — Сейчас мы всё и заактируем. Всё по закону.
Вскоре мы подошли к районному отделению милиции. Дядька с Мишкой вошли первыми. Я за ними.
У стола за деревянным барьером сидел очень грузный пожилой милиционер с седыми кустистыми бровями и большой лысиной. Казалось, он спал. А может быть, и не казалось, а так оно и было. Я сразу подумал, что ему, наверное, очень трудно бегать по крышам и чердакам за преступниками.
Как только мы вошли, дядька схватил меня за руку и сказал:
— Вот. Лично задержал и доставил. Прошу заактировать!
Милиционер как бы нехотя поднял голову и, подёргав себя за ухо, устало спросил:
— Что вы просите?
— Заактировать. Акт, стало быть, составить. — И дядька подтолкнул нас к барьеру. Наверно, он думал, что на нас сейчас же наденут кандалы.
— Всё по порядку, пожалуйста, — сказал милиционер. — Что? Где? Когда?
— Понял, — с готовностью сказал дядька. — Значит, так, даю официальные показания. Сегодня около четырёх, а точнее, в пятнадцать сорок восемь, этот подозрительный тип в ватнике позвонил ко мне в квартиру и с невинным видом стал спрашивать какие-то плащи. Но меня на мякине не проведёшь. Да и дверь у меня с цепочкой. Я ему и говорю: «Сейчас, мальчик, я тебе плащи вынесу». Сам быстренько оделся, схватил его — и к вам. А по дороге сообщник его объявился — внизу небось на страже стоял. Начал мне зубы заговаривать, чтоб дружка своего выручить. Но и я не лыком шит. Я в народной дружине семь лет состою. И не такие дела приходилось распутывать.
— Так, — сказал милиционер и взял со стола ручку. — Ваше имя, фамилия, адрес.
— Пожалуйста. Мануйлов Вениамин Кондратьевич. Петровский, одиннадцать, квартира семнадцать. Третий этаж. Лифт. Работаю оператором газового котла. Между прочим, у меня уже два номера «Человека и закона» из почтового ящика украли. Надо проверить, товарищ капитан, не их ли рук дело.
— Не волнуйтесь, товарищ оператор газового котла. Проверим. Всё проверим.
— Надеюсь, о результатах следствия вы мне сообщите?
— Мы вас вызовем повесткой. Можете идти.
— И больше вы ничего не хотите узнать? — удивился дядька. — Может, имеются ещё вопросы?
— Благодарю вас. Вы рассказали вполне достаточно. Дядька ушёл, с сожалением отпустив наши руки. Ему, наверное, страшно хотелось попросить автомат и постоять около нас в карауле.
— Ну, что там у вас? Выкладывайте, — сказал милиционер как-то совсем по-домашнему.
Мы ему всё честно рассказали и про дельтаплан, и про то, что для паруса нам просто позарез нужно несколько штук плащей из ткани «болонья».
— Это ж надо, — сказал милиционер. — Мы в своё время всё самолёты делали да катера. И чтоб непременно с мотором. А теперь вон чего придумали. Ракеты и спутники запускаем, а на воздушном змее кататься хотим. Корабли на подводных крыльях носятся, а люди лодку из камыша свяжут, парус поставят — и вперёд. По морям, по волнам. Этак вы скоро телеги да кареты мастерить начнёте и на лошадях поедете.
Милиционер замолчал и о чём-то своём задумался. Потом посмотрел на Мишку и спросил:
— А ты чего так одет? Работаешь, что ли?
— Да нет, — сказал Мишка. — Просто до того, как меня к вам привели, я ещё несколько квартир обошёл. Вот в одной мне этот ватник и сунули. Я его в руках таскал-таскал, потом взял и на себя надел.
Милиционер засмеялся. И мы с Мишкой тоже засмеялись. Потом милиционер сказал:
— Это хорошо ещё, вам для вашего дельтаплана не бостон или габардин какой-нибудь понадобился. Что бы тогда вы делали? Ну, ладно. Идите по домам.
Мы попрощались и хотели уже идти, но когда были в дверях, милиционер вдруг окликнул нас и сказал:
— Да, вот что, друзья. Мне тут недавно новый плащ выдали. Тоже из ткани «болонья». Так что старый мне ни к чему. Зайдите ко мне завтра. Если меня не будет на месте, спросите Андрея Михайловича.
Глава 9. Портрет герцогини
На следующий день я опоздал в школу. Из-за трамвая. Нет, в школу я пешком хожу. Тут совсем близко. Но по дороге я увидел, как на перекрёстке люди толкали трамвай. Потом один моряк объяснил мне, что трамвай попал в «мёртвую зону» и для того, чтобы он поехал, его нужно было немного сдвинуть.
Согласитесь, не каждый день мы видим, чтоб люди толкали трамвай. И пройти спокойно мимо я, конечно, не мог. Я тоже стал толкать. Тут, само собой, и дирижёр нашёлся, который громко кричал: «Раз, два — взяли! Ещё — взяли!»
Был здесь и теоретик, который говорил, что надо грузовик подогнать и грузовиком толкнуть. Более осторожные люди предлагали подождать следующий трамвай — чтобы он толкнул. В общем, было шумно и весело. А потом какой-то мальчишка маленький подошёл, тоже стал толкать, и трамвай сразу поехал.
Ну, точно, как в сказке про репку, когда мышка пришла.
В школьной раздевалке я вдруг обнаружил весь наш класс. Ребята одевались. С ними была Мария Николаевна. Она меня, конечно, сразу узрела.
— Титов, я засчитываю тебе опоздание, хотя занятий в школе сегодня не будет. Учтите, мы идём не развлекаться, а работать. У нас тематическое мероприятие: «Герои Отечественной войны тысяча восемьсот двенадцатого года». От класса никому не отрываться, по залам не бегать, громко не кричать.
Как будто можно кричать тихо.
Мишка объяснил мне, что мы идём в Эрмитаж, что Янина Георгиевна заболела и поэтому с нами идёт Мария.
…Но как можно пойти в Эрмитаж и не посмотреть египетскую мумию и рыцарские доспехи. Особенно нам с Мишкой хотелось посмотреть доспехи. Мишкин сосед сказал, что современные люди стали гораздо крупнее и что обыкновенный мужчина нашего времени не помещается в латы самых знаменитых древних рыцарей. Нам давно не терпелось это проверить.
В музее мы незаметно оторвались от класса и сперва побежали в зал, где были мумии. Там Мишка всё время порывался сравнить, больше ли современный человек, то есть он, древнего египтянина.
— Чудик, — сказал я, — как ты можешь сравнивать. Они же сушеные.
В рыцарском зале мы были долго. Доспехи и вправду показались нам маленькими, но уж очень хотелось сравнить поточнее. Мы прикладывали к доспехам то руку, то ногу, и всё кончилось тем, что нас выставили из зала.
— Бежим наших искать, — сказал я. — А то влетит.
Когда мы пробегали через один небольшой зал, у Мишки развязался шнурок, он оступился и полетел на пол. Пока он поднимался и возился со шнурками, я подошёл к женщине, которая дежурила по залу, и спросил:
— Скажите, пожалуйста, нет ли где-нибудь в вашем музее Ники?
— Ники? Ты, мальчик, имеешь в виду греческую богиню победы?
— Да, богиню победы.
— Изображение Ники встречается у очень многих живописцев. Я так сразу и не могу ответить. Но здесь, — она обвела глазами зал. — Здесь, пожалуй, Ники нет.
Я тоже огляделся. И вдруг… Вдруг я увидел такое, что даже рот от удивления разинул. На одной из стен, в массивной позолоченной раме висел портрет Марии Николаевны! То есть не то чтобы совершенно она. Там была нарисована молодая старинная женщина в воздушном голубом платье. Но лицо! Лицо женщины необычайно походило на лицо нашей учительницы.
— Мишка, ты посмотри, кто висит! — сказал я.
Мишка подошёл и посмотрел.
— Портрет висит, — сказал он. — Ну и что?
— А кто на портрете, не видишь разве?
— Так тут же написано. «Томас Гейнсборо. Портрет герцогини де Бофор».
— Это ж Мария Николаевна!
— Ты что, спятил. Тут ясно сказано: герцогиня. Тыща семьсот семидесятый год. Да и с каких это дел нашу Марию в Эрмитаже будут вешать.
— Да я ж не говорю, что это именно она. Но похожа-то, похожа как!
— Нет, — сказал Мишка. — Скорей на нашу кассиршу из булочной похожа. Только у кассирши шея покороче будет и губы больше накрашены.
«Как же он не видит?!» — подумал я и даже разволновался. Мне даже показалось, что он хочет надо мной поиздеваться. Вот и кассиршу зачем-то приплёл.
— Ну, как бы тебе объяснить, — сказал я. — Вот когда Мария нам чистку мозгов устраивает или новый материал объясняет — тогда не похожа. А бывает, мы делаем самостоятельную работу, а она стоит себе у окна и про своё что-то думает. Вот тогда похожа! Ты вспомни!
— Чего-то ты того, задумчиво говоришь, — сказал Мишка и поскрёб затылок. — Вообще, конечно, если платье другое, очки там, нос немного подлиннее…
