Ознакомительная версия.
И… перестал на меня смотреть! Вернее, сначала взгляд стал жестким, а потом он словно от меня отгородился, отвернулся всем корпусом.
А я хотела уж выйти из класса, покинуть его навсегда, но когда Лёва отвернулся, я увидела, что за спиной он прячет букет цветов. Розы. Розы зимой – это так потрясно. Интересно, кому же предназначаются цветочки? Я любопытна, как все женщины, я уже это говорила, и, конечно, осталась на месте!
Лёва подошел к девушке с каштановыми волосами и протянул ей букет.
Без слов.
– Ну-у, старая песня, – протянул кто-то из девчонок, и 10 «А» лениво, один за другим, направился на перерыв.
«Каштановая» их взяла. Поднесла к лицу, понюхала. А потом сделала несколько шагов в мою сторону и протянула цветы… мне. Ха! Только этого мне не доставало: брать чужие цветы!
– Это тебе, – просто сказала девушка с зелеными глазами-каштановыми волосами. И улыбнулась так хорошо, что я не могла не взять из ее рук этот колючий веник. Взяла и, не зная, что с ними делать, держа его вниз головой, прошла к учительскому столу и, в свою очередь, протянула цветы учительнице. Молодая Валентина Станиславовна быстро спрятала руки назад.
– Нет-нет, что ты! Зачем же? Это – Надины цветы, это – ей нужно.
Ей нужно, но она не берет! Мне нужно, но мне не дарят! Я бросила цветы на учительский стол и пулей вылетела из класса.
Я летела «домой» на пятый этаж с бьющимся звенящим сердцем. Значит, он любит «каштановую»! Я правильно угадала! Сразу угадала, как только вошла в этот класс и увидела Надю. Потому что только в такую и мог влюбиться Лёва Капитонов, парень, прекрасный во всех отношениях.
Но зачем он вешал мне лапшу на уши? Это же не новогодний серпантин. Ха-ха, лапша как новогодний подарок! Большое спасибо!
В тесто, приготовленное для оладий, капали мои слезы.
Его даже подсаливать было не надо, понимаете, да?
– Все это, конечно, не так страшно, – говорил Лёва часом позже, когда сидел за столом в кухне. Сидел на том же самом хроменьком стуле и еще умудрялся раскачиваться. – Только я не понимаю – зачем?
Я молчала.
– Ты хочешь быть актрисой?.. Режиссером? Ты хочешь срежиссировать жизнь? Зачем ты из жизни устраиваешь театр?
Я молча положила ему на тарелку с выщербленным краем горку оладушек и полила сметаной. Поставила тарелку перед ним. Рядом – чашку с чаем.
– Ведь у тебя уже был случай с театром. Он не удался. Или ты хочешь повторения?
– Нет! Нет, Лёва, нет! – Я вспомнила «Севильского цирюльника» и ужаснулась. Не хочу повторения его ледяного молчания, которое длилось сто лет!
Лёва аккуратно разрезал на кусочки и без того маленькую оладину и отправил один кусок в рот.
– Спасибо. Очень вкусно.
– Пожалуйста… Мне хотелось посмотреть ту школу, где ты учился.
– Школы все одинаковые!
– Хотела подышать тем воздухом, которым ты дышал.
Лёва глянул на меня насмешливо.
– Ну и как? Не отравленный, нет?
– Нормальный, – тихо ответила я. – Прости.
– А класс… что тебя понесло в класс?
Молчу. Не знаю, что ответить.
– Артистка!.. – пренебрежительно бросил он. И смотреть на меня стал так же пренебрежительно.
– А потом захотелось увидеть, с какими людьми ты общался. Прости.
– Все люди одинаковые! По всей России. По всему миру!
– Не скажи, – тут уж я не могла смолчать. – Все очень разные. А уж девчонки… та самая, с каштановой копной…
Лёва перестал жевать и взглянул на меня настороженно.
Я вспомнила цветы. С завистью вспомнила. Потому что он принес розы для нее, «каштановой».
– Лёва, ты ее любил? Любишь? – осторожно спросила я.
Лёвка проглотил кусок оладьи. Положил вилку на стол. Не ответил. Взгляд у него стал остановившийся.
– Цветы не взяла… Почему она цветы не взяла, Лёва? Дура какая-то!
Лёвка посмотрел на меня жестко. Вытер руки одна об другую (салфетки не входят в предмет первой необходимости, и на столе их, естественно, не было), поднялся, грохнув хромым стулом, и вышел из кухни.
Я что-то не то сказала. Я назвала ее «дурой». Зачем, зачем?! Я сделала ему больно.
Но ведь это значило, что он ее любит. До сих пор любит. И приехал он к ней, к Наде! А что же он говорил мне на ледяной горке? Зачем же он врал? Я его за язык не тянула!
Я зашла в комнату, встала с краешку у стены. Лёва собирал вещи в дорожный рюкзак. Бросил туда рубашку. Электронную книгу. Все это сосредоточенно и молча.
– Ты куда сейчас, Лёв?
– В аэропорт.
– У тебя же билет на завтра.
– Ничего, переоформлю, улечу сегодня.
– Давай лучше я уеду. Все-таки твоя квартира.
– Живи…
Надел куртку и направился к входной двери. Я следовала за ним.
– Лёв…
– Да? – Оглянулся, стоит. Язычком молнии трещит вверх-вниз, вверх-вниз… Ноготь большого пальца грызет. Нервничает.
– Значит, ты все еще любишь ее?
Он не ответил.
– Лёв!
– Что?
– А что я такого сказала? В кухне? Вот на что ты обиделся?
Опять не ответил. Зашнуровал зимние кроссовки, стоя на одной ноге и опираясь о стену.
– Ну, скажи хотя бы – ты ее любишь?
Молчание.
Знак согласия.
Вышел.
Ушел.
Когда в дверь заскреблись ключом, я ревела. И тут же перестала, обрадовавшись: Лёва вернулся! Ура, ура, вернулся, он меня простил. Он меня опять простил! Я кинулась навстречу. Брошусь ему на шею!
Не Лёва.
В квартиру вошли двое. Молодой человек с аккуратной бородкой в затемненных очках, с зеленой папкой под мышкой. И женщина примерно одних годов с моей мамой. В светлой дубленке, пышной песцовой шапке. В очках. Очки сняла, стала их протирать – запотели. Озирается: потолок, стены, по стенке зачем-то стучит.
– Здравствуйте. Игнатов Юрий Владимирович, – представился мне молодой человек. – А вы кто? – он подозрительно уставился на меня. – Как вы тут оказались?
– А вы кто, Юрий Владимирович? – в свою очередь спросила я. Плакать мне сразу расхотелось.
– Я риелтор. Уполномочен продать эту квартиру. Квартиру Капитоновых. Но вы не из них. Я знаю эту семью.
Женщина между тем оглядела комнаты – одну, вторую, третью… она хотела направиться в кухню, но остановилась, подозрительно косясь на меня. Сказала, жеманно загибая пальчики одной руки ладонью другой.
– Я боюсь, Юрий Владимирович, продажа не будет чистой. Что за подозрительные особы? Они тут не прописаны?..
– Да нет, что вы волнуетесь. Все документы в порядке. Я не знаю, кто эта девица.
И он набрал номер на мобильнике.
Я стала лихорадочно собираться. Скорей всего, уезжать придется не только Лёве, но и мне тоже. Что за день сегодня несчастливый!
– Иван Сергеевич? – риелтор говорил в телефон и смотрел, как я собираюсь. – Это Воркута беспокоит. Да, Игнатов. Да, продаем, продаем. О цене еще конкретно не говорили. Дело в том, что тут, в вашей квартире, живет некая особа.
Что-то Лёвкин отец отвечал. Риелтор кивал:
– Да… да…
И вдруг передал мне трубку.
– Кто вы? – без предисловий спросил Лёвкин отец.
– Я уже ухожу. Вы не волнуйтесь.
– А я не волнуюсь! – голос Лёвиного отца был уверенный и бодрый. Иван Сергеевич вообще очень уверенный в себе человек. Уверенный, обеспеченный. – Как вы попали в мою квартиру?
– Простите, простите, – лепетала я. И ведь знала, что Иван Сергеевич меня не видит, я робела как не знаю кто и ломала голос. Мы же общались в городе! Здоровались и всякое такое, про погоду говорили, он же меня по голосу может запросто узнать.
Я поскорее передала трубку мужчине с бородкой.
– Вызвать полицию? Хорошо. – Игнатов задумчиво рассматривал меня и слушал Лёвкиного отца. – Лёвы? – удивленно спросил он. – Нет, Лёвы нет здесь. Сейчас спрошу.
– Слушайте, девушка, может быть, вы приехали со Львом Капитоновым?
Я изо всех сил замотала головой. Не выдам Лёву! Но вообще-то я не знала, как сейчас себя вести, что говорить! Я растерялась.
– Девушка, или вы даете мне свой паспорт, рассказываете, как сюда попали. Или я вызываю полицию, – сказал Юрий Игнатов. Женщина с энтузиазмом закивала, одобряя его слова.
Вот с кем мне не хотелось связываться, так это с полицией. Ничего хорошего в этом не было. Еще задержат, как несовершеннолетнюю!
– Я… мне… Лёва дал мне ключи.
– Ага, все-таки Лёва. Когда?
– Три дня назад.
– Во заливает! – засмеялся риелтор, глядя на женщину. – Лёва уже полгода в Каштаго живет. Сюда приехал только вчера.
– Я тоже живу в Каштаго!
– Что вы говорите?
Я вышла в прихожую за паспортом, который был в куртке.
Игнатов посмотрел прописку.
– Верно.
Зазвонил телефон.
– Иван Сергеевич! Девица говорит, что ключи ей дал Лёва. Как ее звать? Сейчас посмотрю. – Он полистал страницы паспорта.
– Покровская Виолетта. Да… Да… Лёвы? Нет, не видно Лёвы и вещей его вроде нет… что? Лёва должен быть тут? По крайней мере, сейчас девица одна. Лёва где? – прошипел он мне, отодвигая от уха мобильник.
Я пожала плечами.
Ознакомительная версия.
