- До здравствует Великий Маг Конрад! — истошно поорал один из литтов, исчезая в гостеприимной пасти крокки. — Передайте Конраду, что я его люблю, скажите ему, что я умер героически, и пусть он воскресит меня поскорее! Ура…
— Ура-а!!! — подхватила армия обманутых глупцов, и, отбиваясь от крокк, продираясь сквозь страшную бурю и прославляя «Великого Мага Конрада», люди хлынули вперед и дохлестнули-таки до Ассагардона…
И все равно им никогда не удалось бы войти в этот город без помощи Кровавого Кристалла. Но проклятый Кристалл успел всосать в себя силу многих могучих магов Дальстана, Таурина, Великого Королевства Эльфов — и теперь колдун Конрад не скупясь бросал награбленное магическое могущество на подмогу армии, штурмующей маленький портовый город Ассагардон.
Дни стали черными от дыма пожаров, ночи стали красными от немеркнущего огня, и на исходе третьего дня люди все-таки ворвались в город.
Теперь страшный бой закипел уже на улицах, на которые никогда раньше не ступали враги.
От столкновения враждебных магий разлетались на части дома, мостовые вставали дыбом; в Квартале Диких Роз горные тролли громоздили из обломков домов перевалы до небес, там ревели камнепады и обвалы, как в горах их родного Таурина; в Лунной Гавани корабли людей тонули под злобный хохот Демонов Бури; вырвавшиеся из разрушенных очагов разъяренные саламандры поджигали все, что могло и не могло гореть, и по улицам текли серебряные реки — это плавились пули, густо усыпавшие мостовые… В тот день даже валькирии не рисковали опускаться низко к пылающей земле, даже беспечные сильфы угнали свои небесные табуны с почерневших от дыма облаков над Ассагардоном.
Весь город превратился в кромешный ад, но самый страшный бой разгорелся на Площади Звезд у подножия поднебесного моста.
Там Демон Бури Даттон дрался с людьми целый час, прежде чем понял, что он уже мертв, там дальстанский маг Дхорн навеки исчез в созданном им черном вихре, прихватив с собой полсотни литтов, там погибли младший принц светлых эльфов и Лесной Дух Гидо из Южного Кольдра, там принял свой первый бой воспитанник морского народа Брошенный Принц Дэвид…
А когда литты все-таки прорвались к мосту, площадь вдруг раскололась пополам, и из трещины в фонтанах огненных брызг взметнулись неистовые файяры — обитатели подземного Огненного Мира. Сжимая в руках пламенеющие мечи, они тоже кинулись в бой, и булыжники площади плавились и растекались под их ногами…
Только жители Верхнего Мира так и не пришли на помощь защитникам Ассагардона; лишь в самый разгар боя пятеро сильфов верхом на заоблачных конях слетели вниз по Мосту Разлуки и азартно нырнули в гущу битвы, чтобы сгинуть там навсегда. Но больше никто не спустился с далеких небес, а вскоре люди подожгли поднебесный мост, и длинная огненная дуга перечеркнула дымное небо, словно горящая радуга, разорванная пополам. У ее верха с истошными воплями метались валькирии и химеры, а внизу, у подножия моста, Древние продолжали отчаянно драться с людьми, и, казалось, никогда не будет конца безумию этого боя.
Драконы падали на жерла пушек, и люди гибли, окропленные дымящейся драконьей кровью; маленькие альки и паки превращались в волков, чтобы вонзить зубы в горло ненавистного врага; по всему городу рыскали магические чудовища, от которых шарахались даже безмозглые крокки; мосты превращались в гигантских змей, едва на них ступали люди, и даже добродушные домовые вспоминали полузабытые заклинания, принимая бой на порогах своих домов…
А Великий Маг Теварец все это время провел в своем маяке, в уютном кресле возле камина.
Любая магия имеет свои границы. Любой волшебник имеет не только силу, но и слабости. И чем могущественней маг, тем больше в его магии уязвимых мест.
Все Древние, укрывшиеся в жилище Теварца, не могли не думать об этом, глядя на хозяина маяка.
Теварец сумел сделать то, чего не удавалось раньше ни одному из магов — он протянул Зарочную Черту от Радужного Океана до Лунного, закрыв тем самым от армии Конрада весь север Запределья. Заговор на его талисмане-хобо был так силен, что даже сброшенная пушечным залпом со стены и расколотая пополам, эта каменная плита продолжала надежно защищать обитателей развалин от любого зла — магического и простого… Но та же самая плита сделала Теварца узником в его собственном маяке.
Чем сильнее волшебник, тем он слабее. Великие Маги, в совершенстве овладевшие всеми пятью магическими искусствами, были могущественней всех прочих чародеев, но зато обязаны были подчиняться Закону Дверей и Закону Хобо — древним, как само Запределье. Закон Дверей гласил, что Великий Маг может покинуть жилище только тем путем, каким в него вошел; а Закон Хобо — что если на этом магическом талисмане появляется хотя бы маленькая трещинка, хобо перестает подчиняться своему хозяину, и убрать его может только более сильный маг.
Но во всем Запределье не осталось мага сильнее Теварца… Во всяком случае, внутри маяка. Потому что его хобо рухнуло поперек дверей, и даже самые могучие горные тролли, даже самые знаменитые дальстанские чародеи не смогли сдвинуть ни на дюйм треснувшую гранитную плиту с изображением летящей птицы, преградившую выход из развалин последнему Великому Магу Запределья и его волшебству.
За одной из пробоин грянул выстрел, и несколько человеческих голосов завопили:
— Эй, выходи, трусливый колдун! Выходи, прихвостень нечисти! Выйди, трус, глянь, что мы сделали с еще одним твоим нечистым дружком!
Теварец сжал ручки кресла так, что те слабо пискнули и стали судорожно извиваться в его побелевших пальцах, но продолжал молча смотреть в камин, в котором резвилась веселая саламандра.
Снова грохнул выстрел, и Хон-Хельдар, сидевший на полу неподалеку от кресла Теварца, на миг перестал перебирать струны эльхоры.
— Пусть мерзавцы радуются, пока могут, — пожав плечами, проговорил безумный эльфийский певец. — Когда Дэви станет Магом Стрелы, он им напомнит, что такое Час Возмездия и Справедливости…
Теварец издал невнятный рычащий звук, и несколько домовых порскнули кто куда, увидев, как в темно-серых волчьих глазах Великого Мага вспыхнули зловещие красные огоньки.
— Если этот упрямый идиот будет то и дело выскакивать из маяка, он станет покойником, а не магом! — хрипло проговорил Теварец. — Если ему повезет. А если не повезет, его утащит в Предел заклинание «сламона», и это будет похуже смерти…
— Не каждый день в Пределе кто-то произносит это дурацкое слово, — Хон-Хельдар снова принялся наигрывать мотив, похожий на перестук капель дождя, падающих в холодное озеро. — И того, кто был рожден ровно в полночь при полной луне, не так-то просто одолеть заговоренным серебром или волшебством…
— От Тройного Заклятья не спасет ни меч, ни кольчуга, ни те жалкие обрывки магии, которые я успел вдолбить в его тупую башку! — Теварец засунул кулаки глубоко в карманы и закинул босые ноги на каминную решетку.
— Не такую уж тупую, — возразил Хон-Хельдар. — Разве Дэвид не овладел уже Малой Магией и многими заклинаниями Магии Воплощений? Значит, рано или поздно справится и с заклинанием «сламона»…
— Поздно — это все равно что никогда! — рявкнул Теварец.
— Дай своему ученику время, — в мелодии, которую наигрывал Хон-Хельдар, зазвучал звон сталкивающихся мечей. — Он совсем недавно сделался взрослым и вспомнил то, что его заставила позабыть роса забудь-травы. А ему, видать, было, что вспомнить, раз меч из чистейшей ненависти сразу пришелся ему по руке! Дай ему слегка пригасить ненависть в бою, а уж после сажай за волшебные книги…
— Если он не научится защищаться от заклинания «сламона», мне некого будет сажать за книги! — Теварец повернул голову, в упор посмотрел на Хон-Хельдара, и тот быстро прижал струны ладонью. — Но попробуй втолковать безрассудному олуху, что если заклинание «сламона» утащит его в Предел, там он сразу сделается таким слабым, трусливым и никчемным, каким и хотел его сделать колдун Конрад…
Снова грянули выстрелы, несколько серебрянных пуль звонко ударили в магическое поле в ближайшем проломе, и почти сразу сквозь этот пролом в маяк прыгнул тот, кого Древние называли Магом Стрелы, а Теварец — безрассудным олухом и упрямым идиотом.
Дэви вложил в ножны пульсирующий голубым светом меч, снял с головы шлем и быстро огляделся.
Он попал в маяк впервые всего несколько дней назад, но ему казалось, будто он провел в этих развалинах чуть ли не целую жизнь. В общем, так оно и было — он прожил здесь всю свою взрослую жизнь. Рыцарь-Бродяга притащил его сюда сразу после встречи с белой акулой, и Дэви привык к маяку даже быстрей, чем к тому, что он теперь — взрослый… Развалины старой башни стали для него таким же домом, как и яхта «Дельфин», хотя маяк был так же непохож на яхту, как грозовое море — на тихое теплое море летнего штиля.
