– Как?
Дед втянул в себя дым, красный глазок цигарки стал белым, и старик снова скрылся за сиреневым облаком.
– Забыл? – помолчав, спросил Митька.
Дед вытащил изо рта окурок и застукотал своей деревяшкой к порогу.
– Посиди, деда, – попросил Митька. – На службу ведь рано.
– Пойду погляжу соседнюю делянку, – сказал дед Андрон, – авось там подберу подходящие лесины… А где рыбак-то обитает? У вас?
– В папиной комнате, – сказал Митька. – Глянь-ка, деда, какой он мне ножик отвалил!
– Видать, богато живёт твой рыбак, – повертел в руках ножик дед. – Рыбак-чудак…
Андрон не пошёл в делянку.
Он поднялся на берёзовый мостик и долго пристально смотрел в ту сторону, где рыбачил дядя Егор. Командирская фуражка старика была надвинута на лоб, а рука скребла коричневую заросшую шею.
Вечером этого же дня под окном раздался свист.
– Твои дружки, – сказала мать. – Чего это они на ночь глядя?
Митька набросил на плечи фуфайку, но мать замахала на него руками:
– Очумел? Мигом на ветру хворобу схватишь…
– На минутку, мам, – попросил Митька.
– Сиди дома. Я сама… – Мать вышла на крыльцо и недовольно сказала:
– Горит у вас, что ли? Болеет он…
У забора стоял Стёпка и ещё двое ребят. Они переглянулись. Тритон-Харитон почесал нос и угрюмо спросил:
– Зачем Митьку окрестили? И ещё в школу не пускаете…
– Сопляк! – рассердилась мать. – Вот ужо прут выломаю.
Ребята о чём-то пошептались, и Стёпка снова сказал:
– Не имеете такого права в школу не пускать… И запирать человека на замок не имеете такого права.
– Ты чего там городишь? – Митькина мать спустилась с крыльца. – Кого запирать?!
– Повесите замок – опять сломаю, – сказал Стёпка.
– Ты у меня, лохматырь, поговоришь! – Митькина мать схватила обшарпанный голик и двинулась к ребятам. Двое поспешно отошли. Стёпка остался.
– Не имеете такого права бить, – сказал Тритон-Харитон. – Я не ваш, тётя Марфа, сын…
Митькина мать подошла к нему, подняла руку с голиком. Мальчик смотрел ей прямо в глаза. Даже в сумерках было видно, как побледнело его лицо.
– Ты про какой это замок толкуешь? – опустив руку, устало спросила она.
– На дверях который висел… Это я его камнем.
– Я не запирала… – сказала Митькина мать. Голик мягко упал в траву. – Идите, ребята, домой… Болеет он!
Женщина провела рукой по лицу и, сгорбив плечи, медленно пошла к крыльцу.
– Он придёт в школу? – спросил Стёпка.
В ответ хлопнула дверь.
– Чего им надо, мам? Зачем они приходили?
– Так, сынок, – сказала мать. – Тебя пришли проведать… – Она подошла к окну, задёрнула занавеску…
Постояв немного у забора, ребята повернули обратно.
– Я теперь не буду с ним в футбол играть, – сказал звеньевой Димка Ногтев. – Он теперь…
– Ну и дурак, – оборвал его Стёпка. – Митька вовсе не верит в бога… Я знаю.
– А чего же он тогда в реку полез? – спросил Серёга Воробьёв.
– Купаться?
– А крест у него есть? – спросил Димка.
– Что ты! Нет… Я проверил, – сказал Стёпка.
Они остановились на мостике. Облокотившись на жидкие перила, стали смотреть в воду. Рядом бор. Слышалось его сонное дыхание: шелест листьев, возня птиц.
– Эй, Серёга, – сказал Тритон-Харитон, – не сдрейфишь один идти через лес?
– Серёга сплюнул в воду.
– Куда идти? – уточнил он.
– Домой…
Вокруг сгустились сумерки. Серые облака заволокли небо. Накрапывал дождь. Под ногами чернела река, журчала., всхлипывала. Лес, хмурый, чужой, стоял за мостом.
– Зачем я пойду один? – сказал Серёга. – Выдумываешь ты…
– А Митька не раз после футбола ходил вечером через лес… Один. Думаешь, не страшно?
Мальчишки посмотрели на высокие сосны, покачивающиеся на ветру, на узкую тропинку, чуть заметную в трёх шагах.
– Пока идёшь вечером через лес, всякая чертовщина может примерещиться, – сказал Стёпка. – А зимой тут и волка недолго встретить…
– Из пионеров его надо исключить. – Димка посмотрел на Митькин дом. – Какой он Лесник? Лесники ничего не боятся…
– А ты ничего не боишься? – спросил Тритон-Харитон, глядя в воду.
– Не боюсь…
– Сходи на мельницу, – сказал Стёпка, – а мы тебя здесь подождём.
– Чего я там забыл? – заёрзал на месте Димка.
– Сдрейфил?
– Иди сам, если надо…
– Я был, – сказал Стёпка. – И Митька был…
Он вспомнил ту ночь. Чёртову свадьбу… Неужели и Митька теперь трясётся вместе с ними на мельнице? Эх, жаль, отца дома нет. Он бы что-нибудь придумал. Разогнал бы всех их… Отец вместе с районной делегацией уехал в Москву, на Всесоюзную сельскохозяйственную выставку… Вот-вот должен приехать. Стёпка давно толковал ему насчёт одноствольного ружья. Интересно, купит или нет?
От поверхности реки оторвалась какая-то чёрная тень, косой молнией пронеслась над головами ребят и снова провалилась в воду.
– Кто это? – вырвалось у Димки.
– Ведьма, – шёпотом сказал Тритон-Харитон, – Она живёт на старой мельнице… Там на крыше есть дверка. Вот она туда и полетела…
– Ха-ха! – негромко сказал Серёга. – Скажет тоже – ведьма… Это летучая мышь…
– А почему она такая большая? – спросил Димка. –Летучие мыши маленькие.
– Какая там мышь? – прошептал Стёпка. – Ведьма… Тише, обратно летит!
Он плашмя бросился на мост и закрыл голову руками. Димка, недолго думая, опустился рядом с ним. Серёга ещё с секунду всматривался в темень, а потом тоже присел.
Стёпка вскочил на ноги, громко расхохотался.
– Ой, плохо мне-е… Герои!
Серёга и Димка, оба смущённые, тоже поднялись.
– Ты знаешь, – сказал Серёга, – летучая мышь – скверная штука. Она может глаз вырвать… запутается в волосах и – нет глаза.
– Пойдёмте домой, а? – сказал Димка. – Мне ещё дров в избу наносить надо.
– Про Лесника в школе не трепать! – предупредил Стёпка. – Кто сболтнёт, – морду набью. Я вам по-товарищески рассказал…
Ребята гуськом вслед за Стёпкой направились по тропинке к лесу. С травы им на ноги брызгали холодные капли. Деревья расступились, пропустив их в лес. Тритон-Харитон оглянулся на Митькин дом, одиноко черневший на берегу, сказал:
– Поживёшь тут один в лесу с такой матерью – обалдеешь.
Всю ночь Митька не спал. Шея болела. Да так, что головой шевельнуть нельзя было. А утром обнаружил на шее чирей. Чуть-чуть поменьше кулака. Скособочилась Митькина голова в правую сторону. Кепку наденешь – валится. Зато болеть перестало. Только стучит внутри чирея: тук-тук-тук! Словно дятел долбит.
Ходит Митька по избе злой, голова на правом плече лежит. Обиднее всего – врач, наконец, на улицу разрешил выходить. А куда с таким чиреем пойдёшь? Кур смешить? Весь мир скособочился на одну сторону. Чтобы на небо посмотреть, надо, было чуть ли не на землю ложиться. Рыбу и то ловить нельзя: поплавка не видно.
Терпел-терпел Митька такое безобразие, а потом надоело. «Пойду в школу, – решил он. – Посмотрю, как там ребята живут…» Даже Огурец показался не таким уж противным. Если разобраться, – он сам, Митька, тоже хорош! Чуть что, так и норовит ткнуть Петьку в жабры. Нахлобучил Митька на голову кепку покрепче, надел серую куртку с блестящей «молнией» и отправился в путь.
– Куда? – остановила мать. – У тебя же чирей!
– Наплевать мне на чирей, – сказал Митька. – А вдруг он никогда не пройдёт? Так и буду век дома сидеть? Дверь из папиной комнаты приоткрылась, и в щели показалась сивая борода дяди Егора.
– Митрий, у меня к тебе дело есть, – сказал квартирант.
Дело! Знает Митька эти дела… Как пить дать, опять за свечками пошлёт. Будто нельзя при керосиновой лампе богу молиться. Не всё равно, что ли? Не пойдёт он за свечками. У него чирей!
Митька зашвырнул кепку под лавку. Сел на подоконник и стал смотреть в окно.
– Брат Митрий, – услышал он торжественный голос дяди Егора, – сказать, о чём ты думаешь?
Старший брат пододвинул к окну табуретку и сел рядом. Колени его равномерно постукивали друг о дружку. Митька вспомнил, что на одной ноге у него наколка: «Жизнь отдам за Марусю». Кто эта, интересно, Маруся?
– Ты думаешь, брат мой, о мирских делах… О школе. Верно я говорю?
«Вот чёрт бородатый! – ахнул про себя Митька. – Как это он отгадывает?»
Дядя Егор задумчиво погладил бороду, долгим взглядом посмотрел на Митьку.
– Не хотел я тебе рассказывать эту историю… А теперь расскажу… – Он с минуту помолчал, прикрыв глаза белыми ресницами, и продолжал: – Так вот, есть в нашей секте один человек. Когда-то давно он восстал против воли родителей и братьев по вере; и вместо того, чтобы богу служить, окунулся в мирскую суету. В школу стал ходить, в кино, в кабак… И что ты думаешь? Через год у него вырос горб.
