Жаклин Келли - Удивительный мир Кэлпурнии Тейт

— А каких зверей вы лечите? — начал Тревис.

— Всяких, хотя чаще всего самых обычных домашних животных. Коров, лошадей и свиней.

— А диких животных?

— Понимаете, молодой человек, люди, конечно, то и дело приносят мне пострадавших — белку или енота, но я обычно не берусь лечить таких зверей. Они испуганы, им больно, они не понимают, что ты хочешь им помочь. Обычно лучше побыстрее избавить их от мучений.

По Тревису было видно — такой ответ ему не по вкусу.

— У меня был броненосец. Мы его назвали Носик. Мы решили, что он Носик, но может быть, имя Броня подошло бы ему больше. А вам когда-нибудь приходилось лечить броненосцев?

Доктор Прицкер улыбнулся:

— Никогда не слышал, чтобы ветеринары лечили броненосцев.

Я на всякий случай добавила:

— Для этого немало причин. Я бы не рекомендовала броненосцев в качестве домашних животных.

— А вы не расстраиваетесь, когда звери умирают?

— Ко всему привыкаешь, и к этому тоже. Я стараюсь к ним не слишком привязываться.

— Дедушка мне то же самое говорит. А нам можно прийти посмотреть, как вы лечите животных?

Доктор Прицкер слегка удивился. Он подумал и сказал:

— Если ваша мама разрешит, почему бы и нет.

— Она, конечно, разрешит, — тут же вставила я и с выражением поглядела на брата. Он понял намек.

Мы проводили доктора Прицкера и помахали ему на прощание.

Тревис и я весело болтали всю дорогу домой. Ветеринар! Мы просто не верили своему счастью.

Впрочем, счастье — это когда спишь в своей постели. К тому времени, когда я пошла наверх, к себе, кузина уже спала глубоким сном на моей кровати — лицом к стене, лампа притушена. Она забрала даже мою подушку, а я так ненавижу незнакомые подушки. Мне постелили на полу, бросили комковатый, набитый хлопком матрас и комковатую, тоже из хлопка подушку. На полу, там, где ползают змеи. Я задула лампу, прислушалась к тихому шороху. Может быть, королевская змея отправилась в ночной поход? Или это Агата тихо стонет?

— Споки ноки, — прошептала я, но ответа не дождалась.

Галвестонское наводнение вынесло к нашим берегам двух человек, потерявших кров. Один из них мне точно по вкусу. Другая? Это мы еще посмотрим.

Я проснулась утром и обнаружила, что на моей кровати, прижимая к груди мою подушку, сидит немой вопрос. Сидит и глядит на меня. Глядит и глядит. Давно она уже так сидит? Почему она на меня глядит? Я что, во сне разговариваю? Храплю? Пукаю? У нее такое выражение на лице, будто она уже увидала змею. Ладно-ладно, я помню, с ней надо поласковей. Помогу ей поправиться, возвращу ее к жизни. Мы будем подолгу гулять, чтобы Природа могла сделать свое дело, по вечерам я буду ее причесывать, сто раз, как положено, чтобы волосы стали идеально здоровыми и красивыми. Мы будем вместе читать любимые книжки. Наконец-то у меня будет сестра.

— Привет, — начала я.

Ни ответа ни привета.

— Как себя чувствуешь?

Ни звука.

Я пристально поглядела на кузину. Среднего роста, не толстая и не тонкая, обычные каштановые волосы, обыкновенное лицо. Не красавица, но и не уродина. По правде сказать, самая обыкновенная. Нечего судить по внешнему виду, напомнила я себе, я тоже не такая уж красотка, но со мной же интересно поговорить, да? Со мной приятно общаться, правда же? Значит, не надо судить по первому впечатлению.

Нет, в ней есть кое-что необычное — отсвет мрачной подозрительности в глазах, словно никак не может решить, кусаюсь я или нет.

— Меня зовут Кэлпурния Вирджиния Тейт, но ты можешь меня звать Кэлли Ви. А тебе как нравится — Агата или Агги? Я тебе так сочувствую — за твой дом и все остальное.

По-прежнему молчание. Странно как-то. Я храбро продолжала:

— Конечно, не нужно об этом говорить, если ты не хочешь, Агата.

— Лучше Агги. Нет, не хочу, — она поморщилась и вдруг ударилась в слезы.

— Агги, прости. Ну, не будем, не будем об этом разговаривать.

Ясно дело, не нужно, и без слов понятно. Но все же хотелось бы поговорить когда-нибудь. Моя близкая родственница выжила в самой страшной природной катастрофе в истории Соединенных Штатов. Ладно бы Техаса — нет, всей страны. Мне просто необходимо узнать подробности, хотя бы по одной детали за раз, чтобы ей не так тяжело было. Постараюсь ее не торопить.

Я выудила мой самый лучший кружевной платочек из змеиного ящика комода и протянула кузине.

— Вот. Мне пора собираться в школу. Пойдешь со мной?

— Нет, — шмыгнула она носом. — Я уже получила аттестат.

— Что же ты тогда будешь делать?

— Делать? — полнейшее недоумение. — Что ты имеешь в виду? Буду ждать, пока папа построит новый дом, чтобы туда вернуться.

— А сколько это займет?

— Они сказали, всего пару месяцев.

Хорошо тогда. На полу спать придется «всего пару месяцев»!

Она глядела в никуда и продолжала рыдать.

— Но я не хочу домой возвращаться. Я там такого насмотрелась.

Это уже интереснее.

— Что же ты видела, Агги? — прошептала я.

Тут, призывая нас к завтраку, прозвенел гонг, и она резко вздрогнула.

— Что это?

— Это Виола зовет нас завтракать.

— Тетя Маргарет сказала, что мне можно есть в комнате.

Я не сразу сообразила, что, во-первых, она называет мою маму тетей, а во-вторых, имеет в виду мою комнату.

По дороге в школу меня сопровождали все мои братцы школьного возраста. Каждый норовил разузнать чего-нибудь про кузину.

— Она такая же нюня, как ты? — поинтересовался Ламар. — Или с ней все в порядке?

Я не обратила внимания на оскорбление и ответила:

— Трудно сказать. Она очень расстроена, это уж точно, так что не скажешь, нюня она или нет. Может, она только сейчас такая рохля — грустно ей, сам должен понимать.

— Хорошо отбрила, Кэлли, — поддержал меня Сэм Хьюстон.

— Спасибо, — я была сама скромность. — Мне тоже так кажется.

Казалось, весь город уже знал про Агги. Учительница, мисс Харботтл, тоже принялась расспрашивать меня о кузине, и, когда узнала, что у нее уже есть аттестат, спросила, не возьмется ли она помочь с младшими детишками.

— Не знаю, мисс Харботтл. Она дерганая какая-то, шарахается, словно испуганная лошадь.

— Бедная детка! Может, ей получше станет, если она отвлечется. Я поговорю с твоей мамой, но сначала пусть Агата немного придет в себя.

Пока мы играли в классики на перемене, Лула Гейтс спросила, занимается ли Агги музыкой.

— А тебе-то что? — я скакнула спиной вперед, стараясь, чтобы она не заметила, что я чуть-чуть — ну совсем чуть-чуть — задела меловую черту.

— Здорово было бы поиграть с ней дуэтом.

— Тебе не нравится играть со мной? — обиженно спросила я.

— Да ну тебя, ты все время занята — вечно ходишь с дедушкой подглядывать за жизнью насекомых, жаб или другой какой гадости.

Надо признаться, в этом есть доля правды. В теории я люблю играть дуэты, но их надо разучивать, а мне, если честно, лень. Но Лула — мой лучший друг и прекрасный музыкант, не то что я. Она заслуживает кого-нибудь получше. Хорошо, я ее позову к нам, когда Агги немного полегчает.

Я вернулась домой и обнаружила, что Альберто втаскивает в мою комнату маленький шкафчик. Я-то думала, это для Агги, но она уже заняла мой большой шкаф, и мне пришлось втиснуть все свои вещи в маленький. По-моему, совершенно несправедливо — у нее же почти нет вещей. Зато есть этот непонятный футляр — и я все еще не знаю, что в нем.

Агги проводила большую часть дня в постели, да еще задернув шторы. Она лениво копалась во всяких вкусностях, которые ей приносили на подносе, так и кажется, что она умирает от страшной болезни.

Что ни скажешь — разражается бесконечным потоком слез.

Когда я ее спросила, почему она плачет, она ответила:

— Просто не могу остановиться. Я бы уже рада перестать плакать. Что со мной происходит? Никогда такой плаксой не была.

— Не волнуйся, Агги. Скоро поправишься. (Конечно, я понятия не имела, когда она поправится, но почувствовала, что надо ее приободрить.) Хочешь, я расчешу тебе волосы?

— Нет. Оставь меня в покое.

И я оставила ее в покое.

Несколько дней спустя мне стало понятно, отчего Агги в такой невероятной тоске. Я проходила мимо гостиной и заметила, что мама с расстроенным видом прячет что-то вроде письма в корзинку для шитья. Виола позвала маму на кухню, и та оставила письмо в корзинке безо всякого присмотра.

Кэлпурния, уговаривала я саму себя, не лезь туда. Это частная переписка.

Я все еще повторяла про себя эти слова, но уже, как карманная воровка, кралась на цыпочках к корзинке, чтобы вытащить письмо. Оно оказалось от матери Агаты из Галвестона.