– Можно мне сесть на место? – кротко спросил Джонни.
Класс опять ахнул, и все посмотрели на Инну Матвеевну – тридцать три ученика, шестьдесят шесть глаз. И в каждом глазу был упрек.
Инна Матвеевна опустилась на стул.
– Женя… Зачем ты это сделал?
Джонни взмахнул ресницами и поднял удивленные глаза.
– Вы же сами сказали…
– Но я же только просила: постригись покороче и поаккуратнее.
– Вы сказали: под машинку, – беспощадно уточнил Джонни.
– Но я же пошутила!
– Вы всегда так шутите? – печально спросил Джонни.
В классе нарастал шум.
– Джонни, а как теперь твой мушкетер? – громко спросили с задней парты.
Джонни горько пожал плечами.
– У него костюм мушкетерский! – раздались голоса. – Для праздника! Как он будет? Безволосых мушкетеров не бывает!
У Инны Матвеевны глаза стали круглые и блестящие.
– Женя! Почему же ты не объяснил?
– Я пробовал один раз. Вы сказали: "Садись, ничего не хочу слушать".
– Он хотел объяснить! – подтвердил класс.
Инна Матвеевна поставила на стол локти, подперла щеки ладонями и стала скорбно смотреть куда-то в пустоту. Класс притих.
– Женя, – сказала Инна Матвеевна. – Я виновата. Я не знала… Хочешь, я принесу тебе свой парик? У него прекрасные локоны. Вполне мушкетерские…
Джонни шевельнул плечом и улыбнулся как человек, которому вместо потерянного счастья предлагают петушка на палочке.
– И все-таки я принесу, – жалобно сказала Инна Матвеевна.
В это время грянул звонок.
На перемене ахнула вся школа. Джонни был известным человеком, и его прическу, похожую на желтый факел, помнили многие. Тем более что Джоннина фотография до операции "Зеленый слон" висела на пионерской Доске почета: он был передовиком в сборе макулатуры, потому что осенью на трех ручных тележках доставил в школу архив местной артели инвалидов.
Редактор школьной стенгазеты девятиклассник Игорь Палочкин притащил фотоаппарат и сделал с Джонни срочный снимок. Потом он разыскал у вожатой старую Джоннину фотографию, и через урок вышла "молния". На ней были два фотоснимка: Джонни с волосами и без. Вверху авторы "молнии" сделали надпись: "К вопросу о школьных прическах". Внизу чернели крупные печальные слова: "Кому это было надо?"
Директор Борис Иванович прочитал, хмыкнул и молча ушел в кабинет.
"Молния" провисела до вечера. Перед ней стояла толпа и глухо роптала. Мальчишки из двух шестых классов, которых тоже притесняли за длинные волосы, объявили, что завтра же в знак протеста остригутся наголо. К ним присоединился один четвертый класс и один седьмой. В учительской началась тихая паника.
К Джонни подходили сочувствующие. Многие знали про мушкетерский костюм и спрашивали, что теперь будет. Джонни хмуро отвечал:
– Какой уж тут костюм…
Вторым уроком была физкультура, третьим пение, и класс занимался не с Инной Матвеевной, а с физруком и учительницей музыки. Инна Матвеевна пришла только на четвертый урок – чтение. До самого звонка она не смотрела на Джонни, а с остальными разговаривала осторожно и ласково, как с больными.
После занятий, у раздевалки, она подошла к Джонни.
– Знаешь, – сказала она, – я ходила домой… и такое несчастье. Оказывается, мой парик безвозвратно погиб.
Джонни холодно промолчал: судьба парика его не волновала.
– Я понимаю, – печально произнесла Инна Матвеевна. – Ты имеешь право на меня обижаться. Но… не будешь же ты это делать все время, а, Женя? Когда перестанешь сердиться, подойди ко мне и скажи. Хорошо?
– Хорошо, – сказал Джонни. Таким голосом сказал, что Инне Матвеевне стало ясно: это случится не раньше, чем Воробьев выйдет на пенсию.
Джонни зашел в столярную мастерскую, где семиклассники лихорадочно достраивали скворечники. Он набрал полный портфель стружек – длинных и золотистых. Ведь именно такие стружки были у Буратино вместо волос.
Дома Джонни молча вынес мамины горькие вздохи и упреки. Не ответил на ехидные замечания сестрицы Веры Сергеевны. Он был согласен с отцом, что волосы – не голова, отрастут.
Утром, когда все ушли на работу, Джонни разыскал старую лыжную шапочку – белую с красными полосками. Он отогнул у нее отвороты, и получился длинный вязаный колпак. Изнутри к его краям Джонни прилепил резиновым клеем кудри из стружек. Потом свернул из плотной бумаги длинный острый нос и приклеил его к собственному носу жевательной резинкой. Глянул в зеркало.
Глянул – и увидел симпатичного веселого Буратино. Почти такого же, как в двухсерийной картине, которую недавно показывали по телевизору. Нос торчал по-боевому (правда, немного мешал смотреть, но к этому можно привыкнуть). Стружечный хохолок над лбом завивался задорно. В общем, начало было прекрасное. Нужно было теперь подумать об одежде. Ну да это – не мушкетерский костюм. Кто смотрел кино про Буратино, знает, что его наряд был почти такой же, как у обычных мальчишек.
Джонни разыскал голубую с белыми полосками рубашку и оранжевые шорты. Он их раньше почти не носил, потому что не любил за крикливый цвет, но теперь яркие краски были в самый раз.
А на ноги, чтобы смешнее было, Джонни надел большие отцовские носки – зеленые с желтыми клетками.
И здесь Джонни опять задумался. Что делать с обувью? Кеды или сандалии для деревянного Буратино не годились. Как там было в кино, Джонни совершенно не помнил, но из книжки знал, что у тонких, как лучинки, Буратиньих ног были большие остроконечные ступни. Они громко стучали по каменному тротуару, когда Буратино сбежал из каморки папы Карло.
Джонни подумал, что нужны деревянные башмаки… и вспомнил! У Вики есть такие!
Викины родители два года подряд ездили туристами за границу и привозили всякие сувениры. Из Голландии они привезли большущие деревянные туфли с загнутыми носами. Раньше местные жители ходили в таких туфлях у себя по Голландии, а сейчас продают их на память туристам.
Один башмак – Джонни это помнил точно – стоит на тумбочке у зеркала, и Вика хранит в нем разные шпильки, пуговицы и катушки с нитками. Наверно, и второй найдется!
Джонни-Буратино прыгнул в мамины резиновые сапоги и помчался к Вике: через двор, через лужу, в которой лежали цепочкой половинки кирпичей. По этим же кирпичам в луже, вниз головой, проскакал другой Буратино. Джонни подмигнул ему и показал язык.
Вика открыла дверь, молча втащила Джонни в коридор и лишь тогда сиплым голосом отругала за то, что он бегает по холоду раздетый.
– Схватишь ангину, будешь, как я, дома торчать.
Горло у нее было перевязано.
Джонни сказал, что он не дурак хватать ангину в последний день перед каникулами. И только после этого Вика поинтересовалась, что означает его странный наряд.
– Не видишь, что ли? Буратино.
– Вижу, что не Баба Яга. А зачем?
– Для карнавала. Зачем еще… Ты мне дашь ваши деревянные башмаки?
– А мушкетер?
Джонни снял колпак.
– С такой прической?
Вика не удивилась. Про Джоннину стрижку она уже знала.
– А зачем ты себя обкорнал? Такой был симпатичный ребенок…
– Сама ребенок! А что было делать? Все придираются – и в школе, и дома! Надоело!
Вика была проницательным человеком. К тому же она хорошо знала Джонни. Она сказала:
– Расскажите это вашей бабушке после двенадцати часов ночи.
– Да правда же…
– Не морочь голову. Зачем тебе костюм Буратино? Не скажешь – не дам башмаки. Зря я, что ли, мушкетерский плащ шила?
Вика была упряма. Джонни это знал. Он слегка покраснел и дерзко сказал, что могут же быть у человека личные причины.
Вика внимательно посмотрела на него, подумала и согласилась, что могут. Больше она не расспрашивала, вытряхнула швейную мелочь из деревянного башмака, и они с Джонни начали искать второй. Нашелся он почему-то в духовке газовой плиты.
Снаружи башмаки были большущие, а внутри – не очень просторные. Вика натолкала в них старых газет, и обувь стала совсем впору Джонни. Он с удовольствием потопал по половицам и завертелся перед зеркалом.
– Теперь все в порядке. Ага?
Вика смотрела на него прищуренным взглядом художницы.
– Не совсем "ага". Рубашка слишком обыкновенная. Неинтересно смотреть.
– Что же делать? – огорчился Джонни. – Они у меня все обыкновенные.
– Ладно уж… – сказала Вика. И принесла большой пестрый фартук. Викина мама купила его где-то в Италии Викиному папе: чтобы папа чаще занимался домашним хозяйством. Но он все равно не занимался, и фартук лежал без дела. А выглядел он великолепно! На материи были отпечатаны разноцветные рекламные наклейки, игральные карты и даже бутылочные этикетки знаменитых итальянских вин. На многих наклейках был нарисован длинноносый человечек в колпачке. Вика объяснила, что это не Буратино, а Пиноккио из итальянской книжки.
