И как-то сразу случилось так, что Совинская перестала раздумывать. Они договорились, что Хеленка будет приходить в семь и оставаться уже до вечера.
— Ты могла бы собственно ночевать здесь, только, пожалуй, будет немного тесновато…
— О, у меня есть где жить… Мы там все вместе. Мне там лучше.
Она быстро побежала со своей новостью домой.
— А не будет тебе слишком трудно? — беспокоилась Анка.
Но Хеленка была полна бодрости.
— Справлюсь! А эта Совинская очень милая. У нее такое доброе лицо. И дети тоже славные. Мальчик похож немного на Адася, только помоложе.
И так Хеленка начала работать. Она была довольна. Зарабатывала она немного, но получала стол и несколько злотых, а иногда, когда относила готовую работу, ей платили и за это. Время от времени она насильно совала в руки Анке заработанные деньги.
— Это моя доля за квартиру. Почему я должна жить даром?
После просьб и уговоров Анка, наконец, соглашалась. Ей приходилось нелегко — заработную плату на фабрике снизили, а расходы росли. Через год придется устраивать в школу Адася. Зося с ужасающей быстротой вырастала из всех своих платьев, подметки Игнася требовали починки. И так одно к другому. Не успеешь как-нибудь заткнуть одну дыру, а уж появляется другая.
Но больше всего заботил ее Игнась. До сих пор было известно, что в июне начинаются каникулы, а в сентябре — новый учебный год. Было известно, что надо позаботиться о книгах и тетрадях. А больше ни над чем не приходилось ломать себе голову.
Теперь же Игнась кончал школу. А что дальше?
Анка часто встречала подростков в возрасте Игнася, которые не могли по окончании школы получить никакой работы, не имели денег на то, чтобы продолжать образование, и по целым дням били баклуши, курили папиросы, сделанные из подобранных на земле окурков, играли под забором в карты, привыкали бродяжничать и воровать.
«Игнась — хороший мальчик, это верно, но если он будет сидеть без всякого дела…» — огорчалась Анка, думая о брате.
Он был способным, учителя хвалили его. Но о том, чтобы он продолжал учиться, не могло быть и речи. Она понимала, что не сможет из своего заработка помогать брату. Хорошо, что хватает и на то, что есть, — на квартирку на окраине города, стол и одежду, хотя с одеждой всегда были затруднения.
Она не начинала разговора с ним, так как не видела никакого выхода. Что она может посоветовать? А ведь посоветовать должна она, старшая сестра.
Огорчала ее и Зося. Теперь, когда соседка присматривала за Адасем, у Зоси уже не было так много работы. Когда Адась пойдет в школу, работы будет еще меньше. Взять сестру на фабрику она не хотела. Сейчас она еще мала, а в будущем…
Нет, на фабрике слишком тяжелая работа. Вредная. Ведь Анка сама вечно покашливала от этой хлопковой пыли, которую вдыхали легкие каждый день в течение многих недель, месяцев. Она видела, как быстро теряют силы и здоровье работницы прядильной. Это было совсем не то будущее, какого она желала сестре. Но что делать? Ведь надо как-нибудь обеспечить будущее Зоси, дать ей в руки какую-нибудь профессию. И опять всплывал вопрос о деньгах — откуда взять их на обучение?
Словом, огорчений было много. Легче всего с Адасем: пока он окончит школу, не надо думать о его дальнейшей судьбе.
— Вы что-то плохо выглядите, панна Анка, — заметила соседка. — Какие-нибудь огорчения, что ли? Дети ведь, слава богу, здоровы?
— Здоровы-то здоровы, но разве только о здоровье приходится заботиться?
— Здоровье — главное. Так и знайте. Все остальное — пустяки.
Хорошо было ей говорить, но это все-таки не были пустяки, и Анка сгибалась под тяжестью взятой на себя ответственности. Ведь она обещала матери, дала обет после ее смерти, что позаботится о младших братьях и сестре, что заменит им мать.
Это было не так легко, и Анка не одну ночь проплакала, не находя хоть какого-нибудь выхода из положения.
Но оказалось, что Игнась думает о себе сам. Однажды за ужином он неожиданно начал разговор.
— Я говорил с соседом. Как только кончатся занятия в школе, я пойду к нему на стройку.
— Зачем?
— Как зачем? Работать помощником.
— Что ты, Игнась! Ты еще слишком молод!
— Ничего подобного! Уж ты не беспокойся, — если он берет меня, то знает, что делает.
— Значит, ты будешь каменщиком? — с любопытством спросил Адась.
— Нет. Сразу нельзя стать каменщиком. Сперва буду помощником, а потом каменщиком. А может быть, еще кем-нибудь другим, если мне это удастся. Только это не скоро.
— Кем, кем? — приставал Адась, нетерпеливо прыгая вокруг стола.
— Пожарным.
— Пожарным? — удивилась Анка.
— А что, разве плохо? Я видел, как горело на Цегляной. Ребенка снесли по лестнице. Женщину спасли. Людей спасают. Дома их спасают. Только надо еще обождать, пока я буду уж совсем взрослый…
— Это опасно… Недавно в газете писали о том, как пожарный обгорел.
— Да, а сколько человек он спас?
— Анка, — вставила нерешительно Зося, — я тоже должна тебе что-то сказать.
— А ты что? Что случилось?
— Ничего не случилось… Только я…
— Что?
— Видишь ли, я думала о себе… Дома я уже не так нужна, а когда Адась пойдет в школу…
— Ну, говори же!
— Видишь ли, я… у меня… есть место в больнице! — выпалила вдруг Зося.
— В какой больнице?
— На Загурной… Там детская больница… И я говорила там с одной… И она мне сказала…
— Что сказала?
— Ты не сердись, Анка, только я уже говорила с директором и с докторами… И я…
— Да говори же, наконец! — не вытерпел Игнась.
— И мне обещано с осени место сиделки в этой больнице.
Анка посмотрела с изумлением:
— Как это?
— Да так… Я думала, надо же как-нибудь… И когда я там буду работать… при больных детях… Так я думала…
Анка обняла сестру. Слезы навернулись у нее на глазах.
Вечером они вышли в садик. Пахли цветы. Кто-то вдали играл на гармони. Было тихо, хорошо.
— Значит, Игнась, ты будешь спасать людей и их добро… Ты, Зоха, будешь помогать больным детям.
— А я, я что? — вмешался Адась.
— Твое время еще впереди.
— А ты, Анка, что?
— Ну что ж, малыш, я буду продолжать работать на фабрике, — тихо и как-то печально ответила Анка.
— Ты ведь даешь людям одежду, делаешь ткани для перевязок, для пеленок младенцам, на платье детям, на все… на все…
— Правильно! — успокаиваясь, согласилась Анка. — Каждый из нас будет делать полезную работу.
Пахли цветы. Слух ласкала далекая музыка. Они сидели тихо, без слов, как будто глядя на свое будущее — трудное будущее детей рабочих в стране, где правят капиталисты.
1940
«Пан Тадеуш» — поэма знаменитого польского поэта Адама Мицкевича.
