Григорий Михайлович ещё раз пожал Федьке руку и ушёл. Как только за ним хлопнула парадная дверь, Принц-Федька надулся, точно уже стал президентом Академии наук, и важно сказал нам:
— Что не говорите, а экзамен сдать не так просто. Вы-то вот засыпались.
— Да, мы провалились, — пряча улыбку, подтвердили мы с Павликом.
Прошло всего три дня, а Принца-Федьку мы просто не узнавали. Так он изменился.
В первый день наших занятий «скоростной умнетикой» Федька сделал нам строгое предупреждение за то, что мы опоздали к нему на семь минут.
— Что ж тут такого? — возмутился Павлик.
— Как — что? — закричал Принц-Федька. — Семь минут теперь для нас те же семь дней. А где вы видели, чтобы учителя не приходили на занятия целую неделю?!
Мы не стали спорить и сели заниматься.
На второй день Федька сказал, что, если мы будем во время занятий отвлекаться и смотреть в окно, он потребует у Григория Михайловича немедленно заменить нас. А на третий день, после двух часов занятий, Федька признался, что не всё хорошо понял, и прозанимался ещё целый час. Перед нашим уходом он попросил:
— Вы уж не говорите Григорию Михайловичу, что я в делении трёхзначных чисел путался.
Мы дали слово молчать. И это было нетрудно. Ведь мы не виделись с Григорием Михайловичем со дня Федькиного экзамена. Задачи и всякие упражнения готовила для него Ираида Кондратьевна.
Так прошли первые три дня. На четвёртый обычно довольный нашим приходом Принц-Федька встретил нас злой-презлой.
Мы насторожились. С чего бы это?
— Передайте Борьке-Кочевнику, что он дурак! — потребовал Федька.
— Он сегодня пятёрку получил, — возразил Павлик, — какой же он дурак?
— Круглый! — уточнил Федька и протянул нам исписанный листок бумаги. Это было письмо от бывшей учительницы Нади Матвеевой, Елизаветы Павловны, к которой мы недавно ездили. Мы очень удивились, почему Елизавета Павловна написала письмо Федьке, а не всем нам, и принялись скорее читать его.
«Дорогой Федя, через день после того, как ты с ребятами был у меня, — писала Елизавета Павловна, — я виделась с Николаем Ивановичем, тем самым моим учеником, который в десятом классе дружил с Надей. Я выяснила, где они сидели, и хотела написать вам об этом на адрес школы, но получила письмо от тебя, в котором ты просишь, чтобы я не забыла твою просьбу. Вот я и отвечаю тебе: Надя сидела на четвёртой парте крайнего к окнам ряда. Но не у окон, а к проходу…»
— На Борькином месте сидела, — отбирая у нас письмо, сердито сказал Федька, — а он с этого места чуть ли не каждый день пересаживается. Болван!
— Глупец! Осёл! — принялись мы с Павликом ругать Борьку, хотя он был ни в чём не виноват. Ведь он ещё не знал об этом.
Но Принц не дал нам как следует обсудить это удивительное известие и призвал к порядку. Мы сели заниматься. И тут Павлик, посмотрев на Федьку, совсем неожиданно для меня сказал:
— Вчера Григорий Михайлович спрашивал нас, в каком виде ты занимаешься.
— Что значит «в каком виде»? — удивился Федька.
— А то, что «скоростную умнетику» очень трудно воспринимать неумытым и растрёпанным. Посмотри, какой у тебя вид! Ужас!
— Теперь понятно, почему ты в прошлый раз в делении путался, — подхватил я, — у тебя даже руки грязные.
— И уши, — заметил Павлик. — Григорий Михайлович велел, перед тем как садиться изучать его систему, приводить себя в полный порядок.
— Для чего это? — засомневался Федька.
Я не знал, что ответить, но Павлик ответил замечательно, по-научному. Бессменному санитару помогли его знания.
— Когда хорошо умоешься, на лице и руках открываются невидимые для глаз поры. Организм начинает лучше поглощать кислород, а он, действуя на мозг, способствует лучшему усвоению знаний. — И, подумав, добавил: — Кроме того, необходимо делать массаж головы, то есть причёсываться. Прилив крови к головной коре очень важен.
— Да, — подтвердил я, — Григорий Михайлович сказал, что такие упражнения перед занятиями по его системе нужны так же, как производственная гимнастика рабочим.
— Григорий Михайлович очень извинялся, что забыл предупредить тебя сразу, — сказал Павлик, — он думал, что говорить об этом незачем. Ведь быть чистым и опрятным надо всегда.
«Молодец Павлик, здорово Принца пристыдил! — обрадовался я. — Насядем на него со всех сторон…»
Федька взял полотенце и заковылял в кухню. Мылся он долго. Мы даже подумали, уж не случилось ли с ним чего, и пошли за ним. Принц мыл голову. Он тёр её так ожесточённо, что хлопья мыла, точно белые птицы, разлетались по всей кухне.
— Вот это хорошо! — сказал довольный Павлик. — Сегодня мы позанимаемся по всем правилам.
С радости он даже помог Федьке вытереть голову.
На занятиях Принц сидел необыкновенно чистый и приглаженный. Видеть его таким было непривычно. Глядя на него, мы отвлекались то и дело. Но Федька соображал как никогда. То ли он в самом деле поверил Павлику, то ли был сегодня внимательнее, чем всегда. Когда мы собрались уходить, Федька сказал:
— Жалко, я в те дни перед занятиями не умывался. Ну да ничего. Завтра я до пояса вымоюсь.
От этих слов Федьки бессменный санитар Павлик так и засиял улыбкой.
На другой день Федька встретил нас в полной учебной готовности. Волосы его блестели, словно в них отражалось солнце. А лицо было белее капустной кочерыжки. Но, как только мы передали Федьке записку от Григория Михайловича, в которой он писал, что теперь Федя может смело решить любую задачку третьего года обучения, Принц помрачнел.
— Попробуй реши, — предложил я Федьке.
— А вдруг не смогу? — заволновался он. — Нет, я лучше ещё немного позанимаюсь, а потом попробую.
— Зачем откладывать? Если не получится, Григорий Михайлович меры примет, — убеждали мы Федьку.
— Реши хоть эту, — сказал я и, небрежно открыв задачник третьего класса, продиктовал Федьке условие одной из задач.
— На нас не обращай внимания, считай, что ты один, — сказал Павлик.
Мы вышли из-за стола.
Федька решал задачку с переживаниями. Следить за ним было очень интересно. Брови у него нахмурились и сползли друг к другу так, точно собрались бодаться. Лицо вытянулось и стало похоже на огурец с пупырышками. С таким видом он читал условие задачи. Потом глаза его заблестели, как у дикаря, одолевшего в неравном поединке хищного зверя. Он схватил авторучку и стал торопливо писать. Но вдруг остановился и сказал нам, улыбаясь:
— Эту задачку и решать нечего. Я всё в уме знаю. Сначала надо сосчитать, сколько тракторов вышло в поле, а потом помножить тракторы на часы.
— Вот и помножь, — сказал я. — Григорий Михайлович велел нам принести решённую тобой задачу.
Федька не спорил.
— Пожалуйста! Решил! — сказал он минут через пять.
— А ответ сходится?
Мы все трое схватили задачник.
— Не тот ответ, — упавшим голосом произнёс Федька.
— Как — не тот? — накинулся на него Павлик. — Ты что, соображать разучился?!
Федька вытаращил на нас непонимающие глаза. Мне стало жалко его, и я подсказал:
— Сорок восемь часов — это то же самое, что двое суток.
— Верно! — воскликнул Федька и вдруг опять испугался: — Как я не сообразил? Почему не догадался?
— От волнения, — успокоил я Принца и потряс его тетрадью. — Знания у тебя есть. Даже в уме мог решить.
Федька согласно закивал головой:
— Волновался я здорово. Это верно.
Мы перешли к упражнениям по русскому языку. В этот вечер позанимались как следует.
А на другой день, едва мы снова пришли к Федьке, он нетерпеливо спросил:
— Ну, что Григорий Михайлович сказал, когда вы ему мою тетрадь показали?
— Сказал, что теперь тебе нужно решать и те задачки, которые задаёт на дом Ираида Кондратьевна, — нашёлся я с ответом.
— Как же так? — сразу помрачнел Федька. — Он говорил, что надо заниматься только его системой.
— Теперь эти задачки входят в твою программу, — объяснил Павлик, — порешаем их несколько дней и уйдём вперёд.
— Если несколько дней, тогда другое дело, — согласился Федька.
Мы решили три примера из курса «скоростной умнетики» и все вместе стали делать заданные на дом уроки.
Принц раскрывает наш секрет
Дела у Федьки шли на лад. В его тетрадях, которые мы стали приносить Ираиде Кондратьевне, уже стояли две четвёрки и одна пятёрочка. Ребята, особенно председатель Генька, были довольны нами. Генька уже несколько раз громко, на весь класс, хвалил меня с Павликом и даже поставил в пример девчонкам, которые никак не могли найти подход к Федькиной свите. А когда мы принесли Геньке сделанные Принцем подписи к фотографиям Нади Матвеевой, он так обрадовался, что приказал Женьке Рогову отметить нас в новом номере стенгазеты, которую тот готовил ко Дню Советской Армии. А Принцу-Федьке отправил вместе с нами срочную телеграмму: «Работа принята с оценкой отлично. Поздравляю. Желаю скорей поправиться. Директор музея-уголка Нади Матвеевой Геннадий Шубин».
