— Я могу консультацию и отсюда дать.
— Едрена-матрена, да ты хоть посмотри, какие они дырищи выгрызли, — уговаривал его Славик. — Ты посмотри, какие потери от них колхоз несет…
— Я могу представить и без осмотра, — Алик достал из кармана расческу, взволнил ею «коровий» зализ, набриолиненный дома. Зубья у расчески подернулись жирным блеском.
На голоса вышел из сушилки Гомзиков.
— Что за шум, а драки нет? — спросил он, подозрительно оглядывая ребят. Они были как нахохленные воробьи: Славка рвался в помещение сушилки, чтобы в натуре продемонстрировать зазванному сюда башковитому гостю все, что высмотрел вчера сам, Алик же — в отутюженных брючках, в сверкающих глянцем ботиночках— высокомерничал, упирался и, как казалось Тишке, набивал себе цену.
Тишка обрадовался тому, что Гомзиков вышел к ним на крыльцо.
— Вот Алик Макаров, — сказал он. — Он придумал уже… Он…
Алик и в присутствии Гомзикова продолжал важничать.
— Да вот, позвали, — кивнул он на Тишку и Славика. — Говорят, крыс вы тут расплодили.
— Точно, — подхватил Гомзиков. — Усиленно занимались селекцией… Не изволите ли взглянуть?
— Да нет, зачем смотреть, — то ли не понял издевки, то ли сделал вид, что не понял, сказал Алик. — Мне и так все ясно.
— А то взглянули бы, — настаивал Гомзиков. — Особо породистых я отлавливаю и, как свиньям, подвязываю на шею деревяшку, чтобы ее грызли, а не пол. Это благотворно воздействует на нервную систему, сказывается на привесах.
Алик стоял насупленным, играл желваками.
— Мне что? Я могу и уйти, — сказал он.
— Да ты, Алик, чего? — вмешался и Славка. — Скажи Ивану Сергеевичу, чего нам говорил.
Алику этого было достаточно. Он повернулся к Гомзикову:
— Иван Сергеевич, я думаю, ка крыс можно подействовать музыкой.
— Это что, как в той сказке про скрипача, который всех крыс за собой в море увел?
Гомзиков по-прежнему не скрывал насмешки. Но Алик-то — Тишка знал это! — тоже не лыком шит.
— Да нет, — сказал он спокойно. — Та сказка не опирается на научные сведения… Крысы, наоборот, не любят музыки и за скрипачом никуда не пойдут.
— Ну, так зачем же и огород городить? — опять не сдержал ухмылки Гомзиков.
Алик прочертил носком ботинка черту.
— Знаете, Иван Сергеевич, — сказал он. — Дело в том, что крысы очень болезненно реагируют на музыку. У них даже случаются от нее эпилептические припадки.
— Чего, чего? — не поверил Гомзиков.
— Иван Сергеевич, я ничего не придумал, — сохраняя достоинство, сказал Алик и опять провел ботинком полукруглую линию по земле, — я читал научную работу английского психолога Мойры Вильямс…
— Какого, какого психолога? — переспросил растерянно Гомзиков.
— Английского.
Гомзиков недоверчиво покрутил головой.
— А на каком языке написано? — уточнил он.
— На английском. Но я читал в переводе на русский.
— Ага, значит, пишет он все-таки на своем, не на нашем?
Тут уж и Славик не утерпел:
— Иван Сергеевич, а чего? Рус не верит — дай проверить…
Гомзиков захохотал:
— Ну, ученые головы, заморочили вы меня английским психологом: тащите вашу амбарную музыку… Какая она: буги-вуги или трали-вали?
— Да нет, — возразил Алик. — Самая мелодичная…
Гомзиков, конечно же, после этого еще больше засомневался в успехе «амбарной музыки»:
— A-а, валяйте… Толку не будет.
Он знал, что вот если бы сушилку приподнять, как на курьих ножках, на каменных сваях, то крысам было бы не пройти. Он знал, что грызунов можно травить крысидом, углекислым барием, фтористым натрием. Он знал, что на них можно ставить капканы, что их можно заманивать в хитроумные ловушки. Но чтобы их можно было выживать из амбара музыкой… Бред!..
Алик заставил нести проигрыватель Тишку, а сам важно пошагивал впереди. Проигрыватель был нелегок, Тишка то и дело переменял руки, но не пищал. Главное, Алик согласился помочь Гомзикову. Теперь бригадир прекратит издевочки над ребятами: он, лобастый, ничего не сумел придумать, а они, школьники, избавят колхозную зерносушилку от всякой твари.
Славик уже орудовал на сушилке — под присмотром Гомзикова тянул электрошнур с розеткой к дощатому столу, на котором намеревались установить проигрыватель, Гомзиков скептически похмыкивал:
— Валяйте, валяйте… Чего вот из вашей затеи выйдет… Опозорите вы своего англичанина… или… как ее… англичанку…
— Мойру Вильямс, — подсказал Алик.
Гомзиков повторять ее имя не стал: затея зряшная, и имя запоминать ни к чему.
Пластинки Алик подобрал действительно мелодичные. Под такую музыку «буги-вуги» не спляшешь и никакую горластую дребедень не споешь. Хорошие пластинки.
Они вышли на улицу, оставив проигрыватель развлекать крыс. Вот жалко только, что пластинка, хоть и долгоиграющая, имеет конец, и надо будет переставлять иглу.
От реки тянуло сырой горечью черемушника, прелью крапивы. Над водой, слышно было, щебетали стрижи, готовившиеся к отлету на юг.
Музыка проникала сквозь толстые стены зерносушилки глухо. И Гомзиков снисходительно поглядывал на ребят:
— Нет, парни! Пустое дело… Вот если бы к каждой норе поставить по громкоговорителю да «буги-вуги» включить, может, чего и вышло бы. От «буг-вуг» меня и то оторопь берет, и их, наверно, хоть они и нахалы, проняло бы…
Гомзикову — Тишка догадывался — хотелось заглянуть в помещение сушилки.
— Там они, поди уж, на пластинку взгромоздились, — предположил он, — и спят под музыку… А может, в проигрывателе дыру грызут, охота ведь и пластмассу испробовать…
Он явно провоцировал ребят заглянуть в помещение.
— А вдруг они танцы сейчас устроили…
— Надо подождать, чтобы до них до всех дошла информация о музыке.
Гомзиков прикрыл ладошкой смешок, но согласился ждать. Тишка видел, что бригадира неодолимо тянет в сушилку предчувствие забавы: дверь открывается, а крысы, снова ощерившиеся, готовые и на человека броситься, нехотя трусят к дырам…
Гомзиков выкурил папиросу, хлопнул себя по коленям:
— Ну, пошли!
Тишка затаил дыхание.
Гомзиков рванул дверь, нашарил на стене выключатель и, когда свет неровно замерцал под потолком, удивленно присвистнул:
— Ну и ну…
Крыс в помещении не было. Нет, они не валялись на полу в эпилепсии, они просто-напросто не вылезли из своих нор.
Бригадир обескураженно почесал затылок. Тишка победителем смотрел на него: ну, что, мол, чья, Иван Сергеевич, взяла? Но Иван Сергеевич против Тишки и обернул Тишкино торжество:
— Вот видишь, Тишка, — сказал он поучающе. — Книжки надо читать. Ты вот по-английски не читаешь, и никакого средства мне предложить не смог… А этот, — он кивнул на Алика, — сразу…
Проигрыватель стоял на грубо сколоченном дощатом столе, и из него лилась обволакивающе нежная мелодия.
— Надо же, — удивлялся Гомзиков. — Такая хорошая музыка, а им, паразитам, не по нутру…
Голос у него игриво подрагивал. И Тишка вдруг обнаружил, что не только голос, но и глаза у Гомзикова какие-то неестественные, словно он вот-вот вскочит и обрадованно закричит:
— А здорово же я провел вас, ребята!
Тишка решил обойти сушилку вдоль стен: а вдруг у какой-нибудь дыры крыса сидит и дожидается, когда свет погасят. Он, свет-то, и так не ярок, но крыса караулит, когда люди уйдут.
И, боже ж ты мой, что Тишка увидел? На каждую дыру сетка проволочная приколочена. То-то Гомзиков их разыграл… При таком свете и не увидишь: темнеет дыра и темнеет, а проволока слилась с темнотой…
— Тишка, да ты вон в том углу посмотри, там не забито, — сказал Гомзиков и протянул руку к закоптившемуся оконцу. Насмешки в его голосе не было. Вот и пойми его. То прячет глаза, а то, когда уж вроде бы над ребятами можно и посмеяться, говорит серьезно.
— Я там две дыры не успел забить — вы притащились с музыкой… А на остальные решетки набил и крысиду нафукал…
Тишка чуть с кулаками на него не наскочил: Гомзиков же сам утверждал, что крысидом, когда фуражное зерно сушишь, пользоваться опасно.
— Так у меня ж с решетками, ребята, — оправдывался Гомзиков. — Они же сюда не проникнут… Крысид, знаешь, как действует? — спросил он у Тишки. — Она в норе в нем вывозится, начнет шерсть облизывать — и готова… Если бы не решетки, она бы, конечно, не успев облизаться, сюда выскочила и залезла б в зерно… Тогда — да, опасно…
— Но две-то дыры не заколочены?! — вскричал Тишка.
— Не успел, — развел руками Гомзиков.
— А если бы из них выскочили?
— Ну, ребята, я на вашу музыку понадеялся…
Вот и пойми его, всерьез он говорит или смеется над ними.
Алик отключил проигрыватель от электросети, молча собрал его и толкнул ногой дверь. Славка устремился вслед за ним.
