Все, кто еще не ушел на колхозную работу, прибежали на берег подбирать рыбешку. Сгребали в мешки, в ведра, в корзинки… Сверху налетали птицы, хватали рыбу из-под рук. Со всей округи сбежались сюда собаки и кошки – и откуда их взялось столько! Собаки лаяли, дрались. И все старались захватить хамсы побольше, пока ее не унесло в море.
Федя не зевал. Он был крепкий, проворный. Быстрые голубые глаза его издали видели, где рыбешка покрупнее. Он подрался с какой-то задорной чайкой. Эта чайка была смелая, все старалась выхватить рыбу у него из бадейки. Но Федя живо отогнал ее – не такой уж он был растяпа! Правда, пока воевал он с чайкой, черный, длинный, как скамейка, пес Валет успел-таки набить пасть хамсой из его бадейки.
Федя запыхался. Он был весь мокрый, потому что озорные волны набегали и обдавали его с головы до ног. Волны шли издалека, одна, другая, третья… Шли друг за другом, не уставая, не останавливаясь. А у самого берега поднимались на дыбы, прозрачные, будто стеклянные, с белой пеной на гребне, падали на берег, разбивались и осыпали брызгами всех, кто ходил тут, бегал и суетился…
Федя набрал полную бадейку хамсы, выпрямился, оглядел все вокруг. Темно-серебряная бахрома на песке уже исчезла, почти всю хамсу подобрали.
«А где же Данилка? – вдруг вспомнил Федя. – Что же его не видать? Не слыхал он про хамсу, что ли?» А Данилка сидел в это время у горы Теп-Сель на большом сером камне и ждал друга.
Данилке уже надоело сидеть и ковырять оранжевый лишайник, которым оброс камень. Он то ложился на спину и смотрел в небо, то перевертывался на живот и разглядывал, как букашки и муравьи копошатся среди низенькой зеленой травы, то пробовал постоять на руках, подняв ноги вверх. Жара начала донимать его, и Данилка вскарабкался повыше – посмотреть, не идет ли Федя. И оттуда, с горы, увидел, что Федя идет по улице вместе с ребятами и ведра у них полны рыбы. Данилка все понял: он просидел здесь и прозевал такое утро, которое, может быть, за целый год больше не повторится, а Федя убежал один, не позвал его.
Данилка схватил какой-то камень, запустил его что есть силы в расселину горы. Потом запустил туда же еще один камень, побольше, и, сунув руки в карманы, пошел вверх по горе Теп-Сель. У него даже слов не хватало, чтобы высказать свою обиду, горькую как полынь, по которой ступали его ноги.
Гора Теп-Сель не крутая, округлая, будто каравай. Ни одного деревца не растет на этой горе, ни одного кустика. Только невысокая пахучая полынь, да чебрец, да какие-то жесткие колючки.
Дорога кольцом обвивала гору. Вершина ее над дорогой была вся усыпана коричневыми гладкими плитками. Когда взрывали гору, то эти плитки летели вверх, а потом дождем падали на склоны.
Камнедробилка работала под самой вершиной. Она шумела, скрежетала, грызла стальными зубами камень. А соседние горы, тихие, безмолвные, словно прислушивались к ее грохоту и скрежету и словно боялись ее. Может, она и на их склоны влезет и так же будет грызть их каменные бока?
Вдруг Данилку окликнул задорный, звонкий голос:
– Данилка! Куда бредешь?
В холодке под тенью большого камня сидела Тоня Каштанова, румяная и белобрысая, в синем клетчатом платье. Ее брат, Николай Каштанов, работал на камнедробилке.
– Просто посмотреть иду, – сказал Данилка и хотел пройти мимо.
Но Тоня сказала:
– А я воды нашим приносила. Прямо из ключа.
Данилка ничего не ответил и пошел дальше. Тогда Тоня опять остановила его:
– А наши, как взрывали… так вот что нашли! – Тоня что-то держала в ладонях.
Данилке стало интересно. Он остановился:
– Что?
– Подойди да погляди, – ответила Тоня. – Я, что ли, к тебе пойду?
Данилка сбежал к ней с тропочки, сел рядом в холодок на пахучую полынь. Тогда Тоня раскрыла руки, и Данилка увидел две тусклые желтые монеты.
– Деньги? – удивился Данилка.
– Ага… деньги, – неуверенно сказала Тоня. – Старинные какие-то.
– А кто же их потерял?
– Ну, те потеряли, которые жили здесь когда-нибудь.
– На Теп-Селе никто не жил, – сказал Данилка, – я-то знаю.
– Ты знаешь! – засмеялась Тоня. – Ты и на свете-то всего девятый год живешь! А эти люди жили, когда еще и нас с тобой не было, и наших отцов не было.
– И моего отца не было?
Данилка никак не мог себе представить, что было когда-то такое время, когда не было его отца.
– И даже деда твоего не было, – сказала Тоня.
– А твоего?
– И моего тоже. Бестолковый какой-то! – Тоня рассердилась. – И не понимаешь ничего! Вот когда будешь историю учить, тогда поймешь.
Данилка молча смотрел на монеты. Он хотел взять их в руки, но Тоня не дала.
– Мне их самой подержать дали, – сказала она, – чтобы, пока работают, не потерялись.
– А потом?
– Потом наш Николай их к учителю отнесет. А может, что-нибудь очень важное в этих монетах?
– А когда он понесет?
– Вот будет перерыв на обед, так и понесет. – И она крепко зажала монеты в горячих ладонях.
Солнце палило. Большой камень дышал на них зноем. Тени под камнем почти не оставалось.
– Когда же обед… – начал было Данилка.
И тут, будто по его слову, камнедробилка остановилась, и в горах сразу наступила тишина. Данилка вскочил:
– Пошли!
Тоня вскочила тоже, взяла бидончик, который лежал около нее, надела дужку на руку. И снова позвенела монетами в ладонях.
Данилка спросил, стараясь шагать в ногу с Тоней:
– Тоня, они только две нашли? А в земле-то их, если всю Теп-Сель раскопать, может, еще много? Может, и еще что-нибудь? Ну там миски или ведра… Ну раз тут люди жили! А?
Тоня посмотрела на него сверху вниз. Данилка даже до плеча ей не доходил.
– «Миски, ведра»! Скажет тоже! Вот воробей!
Но подумала немножко и сказала:
– Если покопать поглубже, может, и найдется. Вот горшки глиняные находили, я слышала…
Тоня и Данилка подошли к машине. Камнедробилка стояла неподвижная, будто внезапно уснула. Только что шумела, работала, грызла камень, размалывала его в щебень, тащила этот щебень на транспортере, сбрасывала его в кучу… Была такая веселая, шумная, живая, и вдруг все в ней остановилось. Барабан с острыми зубьями не крутился, транспортер замер… Он даже остатки щебня не успел сбросить.
Данилка разглядывал машину, раздумывал и не видел, как подошел Николай.
– Николай, мы с тобой, ладно? – попросила Тоня.
– Ладно, – ответил Николай. – Только я ведь дожидаться вас не буду. Одна нога здесь – другая там. У меня времени мало.
Вот подумаешь, испугал Николай Тоню и Данилку! Они, как козы, припустились с горы. Николай был высокий, шаги у него были длинные, но он все-таки отстал от ребят.
Тоня и Данилка то догоняли, то перегоняли друг друга. Если перегонял Данилка – Тоня смеялась:
– Ах ты, воробей! Думает, и правда шибче бегает!
Но как она ни смеялась, а к учителеву дому все-таки первым прибежал Данилка. Весь красный, запыхавшийся, с мокрым лбом, он вскочил на каменную ступеньку и весело поглядел на Тоню. Ага, воробей?
– Ты ничего не нес, – сказала Тоня, – а я бидон. И еще эти монетки…
Она разжала ладонь и вдруг примолкла. Глаза ее широко раскрылись – в руке была только одна монетка. Тоня растерянно поглядывала под ноги – туда-сюда…
– Потеряла? – испугался Данилка.
– Не знаю… – упавшим голосом ответила Тоня. – Все время в руке держала…
И вдруг по ее загорелым, румяным щекам покатились крупные слезы, прямо дождем хлынули.
– Это все ты, Данилка! Если бы не ты, я бы тихо шла… А сейчас Николай… вон он, уже близко… Ой, где же эта монетка!.. Противный ты, Данилка, из-за тебя все…
Тоня, пристально глядя под ноги, побрела обратно на гору. Искала монету, а сама все плакала и бранила Данилку.
Данилка надулся, нахмурился. Теперь, оказывается, он виноват!
Он постоял, постоял на ступеньке и тоже пошел искать монетку. Шаг за шагом поднимался он следом за Тоней.
«Теперь все равно не найти, – думал он. – Кабы я нес, я бы не потерял… А теперь где же? Камни, полынь…»
И вдруг он увидел монетку. Тоня давно прошла мимо нее. А монетка лежала в пушистом полынном кустике и чуть-чуть светилась под солнцем. У Данилки забилось сердце… Он подбежал и схватил монету. Да, это она, желтая, с какими-то рисунками и нерусскими надписями.
– Тоня! – негромко крикнул Данилка.
Тоня обернулась – заплаканная, с оттопыренными губами:
– Чего тебе еще?
Данилка молча показал ей монету. У Тони слезы на щеках сразу высохли. Она в три прыжка очутилась возле Данилки:
– Нашел? Давай сюда!
– Я сам понесу, – сказал Данилка.
Но Тоня и слышать не хотела:
– Мои монеты! Мне их дали нести, а не тебе!
– Тебе дали, а ты теряешь.
– Из-за тебя теряю!
И Тоня отняла монету у Данилки.
Данилка не стал спорить. Но ему вдруг стало так скучно, что не захотелось и к учителю идти. Он не догонял и не перегонял Тоню, а медленно шел вниз, сшибая камушки по пути, и смотрел, как они катились по дорожке.
