Мы с Анной побежали к тёте Лизе и попросили у неё соску и бутылочку, из которых она кормила Черстин. Потом мы вернулись к папе.
— Давай дадим ягнёнку сливок, — предложила я ему.
Но папа сказал, что если я накормлю ягнёнка сливками, он погибнет наверняка. Новорождённые ягнята могут пить только молоко, и то разведённое водой. Папа помог нам развести молоко и опустил бутылку в тёплую воду, чтобы молоко согрелось. А потом я сунула соску ягнёнку в рот. И, представьте себе, он сразу начал сосать! Видно, он был очень голодный.
— Ну вот, теперь ты приёмная мама этого ягнёнка, — сказал мне папа. — Помни, его надо кормить и утром, чуть свет, и днём, и поздно вечером. Смотри, как бы тебе не надоело!
Анна тут же сказала, что если мне надоест, я могу позвать её, и она с радостью покормит ягнёнка вместо меня. Но я ответила:
— И не думай! Мне никогда не надоест его кормить!
Я назвала ягнёнка Понтием, и папа сказал, что он будет только мой. К счастью, это произошло до того, как проснулись Лассе и Боссе, а то бы мы обязательно поссорились из-за Понтия.
— Выходит, в воскресенье уже и поспать подольше нельзя? Ты спишь, а тем временем Лизе достаётся ягнёнок! — сказал Лассе. Он очень рассердился, что Понтий достался не ему.
В первые дни все дети прибегали смотреть, как я кормлю Понтия. Но вскоре им это надоело.
Просто удивительно, как много едят ягнята! Каждое утро перед школой я бежала в овчарню, чтобы покормить Понтия. Едва увидев меня, он сразу подбегал, а сам тихонько блеял и виляя крохотным хвостиком. Я отличала его от других ягнят по чёрному пятнышку на носу. Днём, когда я была в школе, Понтия кормила Агда. А после школы и поздно вечером — опять я.
Однажды я попросила Анну покормить Понтия вместо меня, но она сказала:
— Завтра! Сегодня мне некогда!
А вот мне нисколько не надоедает кормить Понтия. Я его очень люблю. Особенно за то, что он так радуется, когда видит меня. Я даже спросила у Лассе и Боссе, не правда ли, что Понтий думает, будто я его мама, и Лассе ответил:
— Конечно, думает, ведь ты так похожа на овцу!
Через некоторое время папа сказал, что надо научить Понтия пить молоко из ведёрка — большому барану стыдно сосать соску.
В первый раз Понтий никак не мог понять, почему вместо соски я сую ему в нос какое-то ведёрко. Он тыкался в меня носом, искал соску и жалобно блеял.
Боссе долго смотрел на Понтия.
— Ну что же ты не пьёшь, это же так просто! — сказал он ягнёнку. — Вот дурачок!
Я обиделась за Понтия:
— Сам ты дурачок! Лучше помалкивай, если ничего не смыслишь в ягнятах!
А Понтий продолжал нюхать ведёрко и жалобно блеять.
Всё-таки я придумала, как научить Понтия пить молоко, потому что смыслю в ягнятах гораздо больше, чем Боссе. Я обмакнула руку в молоко и дала Понтию облизать мои пальцы. Потом снова обмакнула и снова дала облизать. И делала так, пока молоко не кончилось. Правда, и на землю немного пролилось.
Несколько дней Понтий облизывал мои пальцы. Но однажды ему так хотелось есть, что он не стал дожидаться, пока я обмакну в молоко руку, а сунул в ведро мордочку и начал пить. И выпил всё без остатка. Теперь Понтий обходится без меня. И мне жалко, что я уже не очень ему нужна.
Когда стало теплее, овец выпустили в загон. И Понтий вместе с другими ягнятами научился есть траву. Но молоко ягнята тоже ещё пили. Поэтому я каждый день ходила к загону с ведёрком молока. Подойду к изгороди и кричу: «Понтий! Понтий!» На другом конце загона слышится блеяние, и Понтий со всех ног бежит ко мне, виляя крохотным хвостиком.
Теперь-то Понтий давно вырос, и молоко больше не пьёт. Он ест траву и листья и превратился в конце концов в умного и красивого барашка.
Кто знает, может, у меня будут ещё ягнята. Или собаки, или кошки, или кролики. Но такого замечательного, каким был Понтий, уже не будет. Да и я никогда-никогда-никогда не полюблю никого так, как Понтия.
Лассе очень любит дразнить меня.
— А всё-таки собака лучше, чем ягнёнок! — сказал он однажды.
Улле, конечно, тут же с ним согласился: ведь у него собака, а не ягнёнок.
— Понятно, собака лучше! — сказал он.
— Это ещё почему? — обиделась я.
— Потому что собаку можно всюду брать с собой, — сказал Улле. — Собака всегда ходит за человеком.
— А твой Понтий сидит в загоне, — сказал Лассе.
— Но ягнёночек! — сказала Анна, чтобы поддержать меня.
— А что толку, если он бегает только по загону, — сказал Лассе.
Это мы говорили, когда шли из школы домой.
Наутро я, как обычно, пошла к загону кормить Понтия. Он прибежал ко мне такой беленький, хорошенький, и я подумала, что не променяла бы его даже на тысячу собак. А ещё я подумала: «Как жалко, что он бегает только по загону, где его никто не видит».
Быстрый часто провожает Улле до самой школы. Это правда: собака всюду следует за человеком. Однажды учительница даже впустила Быстрого в класс и разрешила ему лечь возле парты Улле.
Пока Понтий пил молоко, я всё думала, почему так несправедливо устроено, что собаки бегают, где хотят, а ягнята — только по загону. И я решила взять Понтия в школу, чтобы утереть Лассе нос.
Наша школа находится в Большой деревне. Путь туда не близкий, и мы всегда ходим в школу вместе, мы все, дети из Бюллербю. Мне тяжело приходилось по утрам, потому что до школы я должна была сбегать в загон и накормить Понтия. И в то утро, когда я решила взять его с собой в школу, все уже с нетерпением ждали меня возле калитки Улле.
— Скорее, Лиза, а то опоздаем! — крикнула Бритта.
Я повернулась к Понтию и сказала:
— Слышишь, Понтий? Скорее, а то опоздаем!
Никогда бы не подумала, что дети могут так изумиться, как изумились и Лассе, и Боссе, и Улле, и Бритта, и Анна, когда они увидели Понтия.
— Ку… ку… куда это он? — спросил Лассе.
— В школу! — ответила я. — Может, вы теперь перестанете говорить, что только собаки всюду ходят с человеком!
— Лиза, а ты, случайно, не заболела? — забеспокоился Лассе.
— А папа и мама знают об этом? — спросил Боссе.
Я немного смутилась, потому что не подумала о папе и маме. Но тут Анна захлопала в ладоши и сказала, что если Быстрому разрешили сидеть на уроках, то уж Понтию и подавно разрешат. Как раз то, что я думала. Лассе засмеялся.
— Ладно, бери с собой своего Понтия, — сказал он. — Учительница, конечно, упадёт в обморок!
И мы побежали в школу, а Понтий — за нами. Иногда он ненадолго останавливался, как будто удивлялся: что всё это значит? Но я звала его: «Понтий! Понтий!», он послушно отвечал «Бе-е!» и догонял меня.
В школу в тот день мы, разумеется, опоздали. Звонок уже прозвенел, и все ребята давно ушли в класс. У нас в школе учеников немного, поэтому все классы сидят в одном помещении.
На ступеньках крыльца Понтий споткнулся, и мне пришлось взять его на руки.
— А может, он ещё слишком мал для школы? — неуверенно спросил Лассе.
Когда сам Лассе первый раз пришёл в школу, он так вертелся за партой, что учительница сказала, что он ещё мал для школы, и велела ему прийти через год. «Видно, он ещё не наигрался», — сказала она. Лассе этого до сих пор не забыл. Вот почему он сказал, что Понтию ещё рано ходить в школу.
Бритта приоткрыла дверь класса.
— Простите, пожалуйста, мы немного опоздали, — сказала она.
Улле сразу начал хихикать. Мы молча ждали, когда нам разрешат войти, а Улле всё хихикал, словно его щекотали.
— Что это тебе сегодня так весело? — спросила его учительница.
Понтий стоял у меня за спиной, и его никто не видел. Вдруг он высунул голову вперёд и сказал: «Бе-е!» Дети как подпрыгнут! Да и учительница тоже.
— Боже мой! — воскликнула она. — Никак, вы привели с собой ягнёнка?
— Это Лиза… — сказал Боссе и замолчал: он испугался, что учительница на меня рассердится.
Я тоже этого испугалась.
— Мы в прошлый раз читали про домашних животных, — сказала я тихо, — вот я и…
— Что ты? — спросила учительница.
— …решила, что надо показать детям живого ягнёнка… — сказала я первое, что пришло в голову.
Учительница рассмеялась, и все дети тоже. Особенно Улле. У него в животе даже что-то громко забулькало.
Понтия подвели к учительскому столу, и все ребята подходили и гладили его. А потом мы читали вслух про овец, и я рассказывала, как выкормила Понтия через соску. Он всем очень понравился. Мы спели ему песню про барашка. Но, по-моему, Понтий устал от нашего шума и заскучал по своему загону. Правда, вёл он себя хорошо: до конца урока спокойно стоял возле моей парты. То есть почти спокойно. Иногда он тихонько блеял, и тогда Улле начинал смеяться. Он опускал голову на парту и смеялся так заразительно, что вслед за ним начинали смеяться все дети.
В хорошую погоду мы на большой перемене завтракаем на школьном крыльце. Так было и в этот день. У меня с собой была бутылка молока, и половину я отдала Понтию. Анна тоже отдала ему полбутылки молока. Он хотел полакомиться ещё и морковкой, что взошла на грядках у учительницы, но я прогнала его прочь и велела вести себя прилично. А шалить будет в загоне.
