Ознакомительная версия.
– Ага. И водятся. Там, за городом, дыры в земле, слышал? Провалы?
Тюлька кивнул.
– Из этих провалов текут подземные реки. Они везде, кстати, есть, и все впадают в Северный Ледовитый океан. А некоторые реки даже за границу текут, ну и вообще, по всему миру. Есть даже такие специальные подземные подводные лодки, их опускают в шахты, и они по этим самым рекам могут куда угодно доплыть.
– Зачем? Зачем они нужны? – Тюлька с недоверием поглядел под ноги. – Можно ведь и поверху доплыть?
– Поверху могут перехватить, а под землей никак. И вообще такое оружие есть только у России.
– Это ты в «Телепате» прочитал?
– Во «Враге». Мы можем запустить бомбу, и она приплывет под землей прямо в Америку. И все! Пух!
Тюлька открыл рот. Аксён почувствовал вдохновение.
– Знаешь, какая самая большая тайна в нашей стране? Это карта подземных течений. Ее составил…
Аксён не смог сразу придумать, кто составил карту подземных рек, поэтому сказал просто:
– Гагарин.
– Сам Гагарин?! – удивился Тюлька.
– Ну да, – дальше врать было легко. – Все считают, что он разбился, но его на самом деле просто засекретили. И он стал одним из первых подземных космонавтов!
Про подземные подводные лодки и подземные карты Аксён узнал из газеты «Враг государства», месяц назад нашел на двадцать третьем столбе целую пачку, видимо, немые выкинули. Не продали и выкинули, они часто газеты выкидывают, журналы тоже, особенно в конце недели.
– Да, – согласился Тюлька и поежился. – Гагарин – это да… А я смотри что нашел!
И принялся выгребать из кармана окатыши. Белые, синие, даже, как показалось Аксёну, зеленые.
– Круглые какие! – Тюлька подышал на камень, погладил им щеку. – Гладкие!
Он лизнул окатыш, попробовал вкус, сообщил:
– Кислый.
– Зачем они тебе?
– Ну, так… – Тюлька разглядывал камни. – Сделаю чего… Пирамиду.
– Зачем тебе пирамида?
– Не знаю пока… Громоотвод в нее вставлю…
Аксён кивнул.
– Это правильно, – сказал он. – Громоотвод. А провод под половицами к раскладушке Чугуна. В первую грозу его и уделает.
Тюлька одобрительно хихикнул.
– А какое число? – спросил он.
– Сороковое.
– Да ну, не сороковое. Таких не бывает ведь.
– Бывают, – равнодушно возразил Аксён. – В календаре майя бывают.
– А это в «Светлой Силе» прочитал?
– Не… «Нэйшнл Джиографик» нашел. Позавчера.
– Ты же позавчера дома валялся весь день…
– Да… – Аксён сделал вид, что не услышал. – У майя в месяце пятьдесят дней. И они считали, что в две тысячи двенадцатом наступит конец света.
– Скоро уже… «Механики» не было?
– Кто ж «Механику» выкинет?
Тюлька кивнул.
– Пойдем домой, Тюлькан, вечер скоро.
– Так какое число все-таки, а?
– Скоро уже. Дня два. Может, неделя. Недолго. Давай домой.
Тюлька поморщился, домой ему не хотелось.
– Может, в шалаш пойдем? – предложил он. – Тут ведь недалеко…
– Рано еще. Ночи холодные, а там на земле спать. Да и крыша слезла. Почки застудим. Лучше домой. В мае можно будет уже в шалаш.
– Верка точно пьяная… – сказал Тюлька. – Опять драться станет…
– Не станет. Спит уже давно. Пойдем.
Возвращались по рельсам. Два раза спускались под насыпь: один раз уступили дорогу запаздывающему читинскому, два раза – бензовозам. Потом Тюльке показался майский жук, и он принялся носиться по лесу, стараясь жука поймать, никого, само собой, не поймал, расцарапался об острый сук.
Примерно на полпути остановились – Тюлька застучал зубами. Аксён думал, что это он специально – домой не хочет идти, тянет, но Тюлька имел вид вполне синюхайский, даже уши подзавернулись. Так что пришлось зайти в лес и сложить тепленку. От огня Тюлька, конечно же, уснул, и разбудить его не получалось долго: Аксён щекотал брата за пятки, оттягивал ему веки и громко кричал в ухо, но Тюлька спал крепко.
Прогрохотал «Байкал», Аксёну надоело ждать, он взял Тюльку за подбородок и больно щелкнул по носу.
И почти сразу началась война.
Все были снежинками. Принцессами, золушками и кошками. А она стрекозой. Такие большие зеленые глаза, сделанные из донышек пластиковых бутылок, крылья из оргстекла – самая лучшая в мире стрекоза.
Все были разными. Бэтменами, и монстрами, и казаками, и инопланетянами, кое-кто даже волком с древней потрескавшейся мордой. А он был просто в джинсах и черной футболке.
Она выбрала его, и они просидели два часа на подоконнике, ели мандарины, ириски и невкусный кислый зефир. А потом он сорвал с елки зеленую избушку и подарил ей. Самую красивую избушку самой красивой девочке.
Это не осталось незамеченным, на следующий день воспитательница поставила его в угол «до обеда». «До обеда» превратилось в «до ужина», он не хотел признаваться в краже избушки и стоял между диваном и шкафом до забора, до того, как за ним пришли.
На следующий день его назвали вором, и он подрался первый раз в жизни. Мальчика звали Игорь, он разбил Игорю нос. Они оба стояли в углу, вернее, в углах, рядом с окном, он по левую, Игорь по правую сторону. У Игоря то и дело начинала бежать носом кровь, и он легкомысленно вытирал ее о тюлевую штору. Когда это выяснилось, Игорю задали, а потом явился Игорев отец и задал еще сильнее, так что Игорь потом не мог спокойно сидеть. А зеленая избушка разбилась через два дня, она принесла осколки в банке. Иван измельчил их молотком, вырезал домик из дерева и оклеил его толченой зеленью. Получилось даже лучше, чем настоящая.
А она его поцеловала в щеку, это было в первый раз.
И это не осталось незамеченным.
Глупые, они попытались его дразнить. Женихом.
А ее невестой. Ну, и еще «тили-тили-тесто», это само собой.
Зуев, Кареев, Золотарев, он запомнил фамилии. Они смеялись, дразнили его девчонкой, а ее довели до слез. Он сидел на крайнем стульчике и смотрел в пол. И думал. Он запомнил, о чем он тогда думал.
О птицах. О том, что хорошо бы иметь попугая. Во-первых, они умеют говорить, во-вторых, они красивые. А в-третьих, они умные, не все, конечно, но попадаются. Некоторые даже в шашки играть умеют. Или на яйцах кататься.
Он думал о птицах до обеда.
Потом они сидели рядом и ели куриный суп. Она ела, а он смотрел, глаза у нее были заплаканные и мутные. Тихий час начался как обычно, и он даже поспал, немного, минут пятнадцать-двадцать. Проснулся, когда воспитательница ушла.
Начал с Зуева. Зуев спал в обнимку с осликом. То ли Иа, то ли другой сказочный осел, довольно большой и тяжелый.
Он разбудил Зуева и стал бить его ослом. Вряд ли это было как-то особенно больно, скорее страшно. Зуев только всхлипывал, а под конец описался. Тогда Иван перешел к Карееву.
Кареев был крупным, раза в два крупнее и Зуева, и его самого. Он проснулся с первого удара, обхватил и принялся душить. За шею. Больно. Но он не сдавался. Кареев душил, а он бил. Лупил кулаками в пузо, а затем в лицо. Много, изо всех сил.
И Кареев сдулся. Отпустил и заплакал.
Иван стукнул его еще несколько раз. Чтобы Кареев запомнил. Да и самому хотелось запомнить. Ощущение силы.
Золотарев проснулся сам и спрятался в туалете, добыть его оттуда не получилось. Иван врубался с разбегу в дверь, плечом, девочки визжали, еще немного, и она бы поддалась, но тут явилась воспитательница.
С тех пор он дрался часто.
Драться было легко. Иван не понимал, почему это не получается у других. Он всегда побеждал. Уже в старшей группе детсада он знал, как можно побить третьеклассника. Достаточно немного разбежаться и хорошенько толкнуть противника в грудь. Обычно враг был выше на голову, сила прикладывалась удачно, и третьеклассник, а иногда даже и пятиклассник валился, взбрыкивая в воздухе ногами.
Иван быстро осознал действенность приема и часто отрабатывал его дома – толкал стену. Или деревья в лесу. Лучше всего толкались сосны, сила толчка измерялась шишками, если случалось от трех шишек и выше, значит, толчок получался удачный.
В садике с ним никто уже не связывался. Сначала не хотели драться, затем не хотели играть, а потом и просто разговаривать. Воспитательница постукивала пальцем по виску и рекомендовала сводить его к специалисту по профилю, но свидание с психологом не состоялось – в городе психологов не водилось отродясь, а везти его в Кострому мать не собиралась.
И тогда кто-то, подслушав разговор воспитателей, первый раз назвал его Психозом, и это прижилось надолго, так его называли даже в школе. Тогда ему даже нравилось, ну, что его боятся, ведь он побил всех, кто был выше его в группе, а затем тех, кто был одного с ним роста.
Конечно же, она с ним дружила.
Мать работала медсестрой в поликлинике, они приезжали в город на утреннем поезде, и она отводила его в сад. Семь утра, сад не работал, и он ждал во дворе. Обычно сидел на крыше фанерной машины, иногда влезал на дерево. Ее приводили тоже рано, они надолго оставались вдвоем, это было лучшее время.
Ознакомительная версия.
