На фотографии в книге изображён потолок этой самой Сикстинской капеллы, а на потолке — Бог и Адам. Они точно в салки играют. Бог протягивает руку, чтобы коснуться Адама: сейчас осалит и убежит. Очень красивая картина.
Роб посмотрел за окно на серую пелену дождя, серое небо, серое шоссе. И подумал про тигра. Потом про Бога и Адама. И про Сикстину. О сыпи он не вспоминал. И о маме не вспоминал. И о Нортоне и Билли Тримангерах тоже. Его чемодан был надёжно заперт.
Сикстина тоже оказалась шестиклассницей, да ещё в одном классе с Робом. Миссис Соме, их классная руководительница, велела ей встать и представиться.
— Меня зовут Сикстина Бейли, — отчеканила она, стоя перед классом в своём розовом платьице. И все вытаращились на неё, точно на инопланетянку, точно она только что сошла с марсианского космического корабля. Только Роб не смотрел. Он велел себе не смотреть. Уткнувшись носом в парту, он принялся рисовать тигра.
— Какое чудесное имя, — произнесла миссис Соме.
— Спасибо, — ответила Сикстина.
Сидевшая перед Робом Патришия Уилкинс фыркнула, хихикнула и зажала рот ладонью.
— Я из Филадельфии, из штата Пенсильвания, — продолжила Сикстина. — Это историческое место, родина колокола Свободы. А Юг ваш я ненавижу, потому что тут живут недалёкие, невежественные люди. Я в вашем Листере не задержусь. Мой папа приедет и заберёт меня обратно на следующей неделе.
Она вызывающе оглядела класс.
Миссис Соме усмехнулась.
— Что ж, Сикстина Бейли, — сказала она. — Спасибо, что представилась. А теперь сядь на место, пока не наговорила новых глупостей.
Все рассмеялись. Роб поднял глаза как раз в тот момент, когда Сикстина садилась совсем рядом, через проход. Испепелив его взглядом, она показала ему язык. Да-да, именно ему, и никому другому! Он пожал плечами и вернулся к своему рисунку.
Набросок получился удачный, но задумал-то Роб совсем другое. Он хотел вырезать тигра из дерева. Делать такие фигурки его научила мама. Она брала чурбачок, и он оживал прямо у неё под руками. Мама взялась учить Роба, когда совсем заболела. Он садился на краешек её кровати и наблюдал за мамиными руками, такими маленькими и белыми.
— Не тряси кровать, — одёргивал его отец. — Маме от каждого движения больно.
— Ничего, Роберт, — говорила мама. — Пусть сидит.
— А ты не напрягайся, — бурчал отец. — Эта работа много сил уносит.
— Ничего страшного, — отвечала мама. — Просто я хочу кое-чему научить Роба.
Однажды она сказала, что его и учить-то особо не надо. Похоже, он и сам знает, как это делается. Вернее, не он, а его пальцы.
— Роб, — послышался голос учительницы. — Тебя к директору вызывают.
Роб и слышал и не слышал. Он продолжал рисовать тигра, стараясь вспомнить, какие у него глаза.
— Роберт, — окликнула миссис Соме, — Роберт Хортон.
Он поднял глаза. Их с отцом зовут одинаково. Но мама всегда называла его Робом, а отца Робертом.
— Мистер Фелмер ждёт тебя в кабинете. Ты понял?
— Да, мэм, — ответил Роб.
Он встал, взял рисунок, сложил его вчетверо и сунул в задний карман шорт. На самом выходе из класса Джейсон Атмайер подставил ему подножку и сказал:
— До встречи, недоумок.
А Сикстина прямо буравила его своими чернющими глазами. И смотрела она с ненавистью.
В каморке перед кабинетом директора было тесно и темно. Пахло дымом, но не от сигарет, а от такого табака, которым набивают трубки. Секретарша взглянула на вошедшего Роба и кивнула, тряхнув гривой белокурых волос.
— Проходи. Он ждёт.
— Роб, — начал мистер Фелмер, когда мальчик заглянул в кабинет.
— Да, сэр?
— Садись. — Директор приглашающим жестом указал на оранжевый пластиковый стул перед своим столом.
Роб сел.
Мистер Фелмер откашлялся. Потеребил жидкую прядь, прикрывавшую лысину. Снова откашлялся.
— Роб… мы несколько встревожены… — произнёс он наконец. Роб кивнул. Все его разговоры с мистером Фелмером начинались именно так. Директор вечно тревожился: то Роб не играет с одноклассниками, то ни с кем не общается, то не справляется со школьными заданиями…
— Нас беспокоят твои… ноги. Да. Твои ноги. Ты лечишься? Мажешь их мазью?
— Да, сэр. — Роб не смотрел на мистера Фелмера. Вместо этого он смотрел на стену над головой директора. Вся она была увешана листками в рамках — дипломами, грамотами, благодарственными письмами.
— Можно посмотреть? — спросил мистер Фелмер.
Он обошёл стол и уставился на ноги Роба.
— Ну-ну… — помолчав, произнёс директор и вернулся на своё место. Сцепил пальцы. Хрустнул суставами. Откашлялся. — Послушай, Роб… Тут такое дело… Некоторые родители, не важно чьи, боятся, что это инфекция… то есть что ты можешь заразить других детей.
Мистер Фелмер снова откашлялся. И выжидающе посмотрел на Роба.
— Скажи честно, сынок, — сказал он. — Ты мажешься лекарством? Помнишь, тебе выписали лекарство? Ты сам говорил: доктор в Джексонвилле выписал перед отъездом. Ты мажешь ноги?
— Да, сэр.
— Послушай, Роб, вот что я думаю… Если честно и без обиняков. Думаю, тебе стоит пока посидеть дома. Подождём, чтобы это лекарство, это проверенное старое средство всё-таки заработало. Опытные доктора своё дело знают. Тебе обязательно станет лучше. Сыпь пройдёт, и ты тут же вернёшься в школу. Как тебе такой план?
Роб смотрел на свои ноги. Картинка с тигром жгла кожу даже через карман. Роб сосредоточился. Главное, чтобы сердце от счастья не выпрыгнуло.
— Хорошо, сэр, — сказал он. — Нормальный план.
— Согласен? Вот и славно! — воодушевился мистер Фелмер. — Я на это и надеялся. А сейчас мы вот что сделаем: я напишу записку твоим родителям… то есть твоему отцу… объясню, что к чему. Если он захочет, может мне позвонить. Я всё растолкую.
— Да, сэр, — сказал Роб, не поднимая головы. Он боялся выдать свою радость.
Мистер Фелмер откашлялся, почесал лысину и начал писать.
Закончив, он отдал Робу листок. Выйдя из кабинета, Роб аккуратно сложил этот листок и сунул в задний карман. К тигру.
И тут он, наконец, улыбнулся. Он улыбнулся, потому что знал то, чего не знал мистер Фелмер. Эта сыпь не пройдёт. Никогда.
Он свободен!
Остаток школьного дня Роб летал как на крыльях. Уроки промелькнули незаметно — математика, обществознание, природоведение, — а сердце всё ликовало, трепетало. Он знал, что больше в школу не вернётся.
Обед он переждал на крытой веранде, в столовую не пошёл, потому что там были Нортон и Билли Тримангеры. К тому же есть всё равно не хотелось. С тех пор как умерла мама, ему никакая еда не нравится. А от школьной вообще тошнит. Ещё сильнее, чем от того варева, которое готовит на плитке отец.
Роб сидел на скамейке и вертел в руках извлечённый из кармана рисунок. Как же хочется поскорее начать вырезать тигра — даже пальцы покалывает от нетерпения… Он сидел, болтал ногами, изучал свой набросок, как вдруг послышались шум и крики, словно разом застрекотали десятки сверчков. Девчонки что-то не поделили!
Роб остался на месте. В следующую минуту красные, облупившиеся двери столовой распахнулись, и показалась Сикстина Бейли. С гордо поднятой головой. А за ней — целая толпа. В тот миг, когда взгляды Роба и Сикстины встретились, из толпы в неё чем-то запулили. Чем — Роб не разглядел. Но чем-то увесистым.
«Беги! — хотел закричать Роб. — Беги скорее!»
Но промолчал. Ещё не хватало связываться. Он просто сидел и смотрел на Сикстину. Она — на него. Затем она повернулась и решительно пошла на толпу, точно готовилась нырнуть в глубоком месте.
А потом вдруг замолотила кулаками во все стороны. Била, пихала, разила наотмашь. Её враги тут же сомкнули ряды, и Сикстину стало не видно. Роб встал, чтобы посмотреть, что с ней. Мелькнуло розовое платье — измятое, точно салфетка; мелькнули руки, продолжавшие крутиться, как мельничные жернова.
— Эй! — окликнул он неожиданно для самого себя.
— Эй! — повторил он уже громче. И сделал шаг вперёд, по-прежнему держа в руках картинку с тигром. — Не трогайте её! — закричал он.
Неужели он это крикнул?
Его услышали. Повернулись. На миг стало тихо.
— Это ты кому? — спросила высокая черноволосая девица из класса постарше.
— Ага! — поддакнула другая. — Ты с кем разговариваешь?
— Уйди, — сказала Сикстина себе под нос. Как камешек выплюнула. На Роба она не смотрела. Её соломенная чёлка взмокла от пота и прилипла ко лбу.
Черноволосая девица подошла к Робу вплотную и толкнула.