— Что за дьявольщина! Ксанька! Что ты не спишь, ночная сова?
Фигурка сделала было скачок в сторону, как бы желая укрыться.
«Ружье сейчас заметит, беда!» — вихрем пронеслась в мозгу испуганная мысль.
Но было уже поздно. Огромный человек нащупал в темноте знакомый ствол ружья и разразился целым потоком брани и проклятий.
— Украла! Стянула-таки! Постой же, погоди ты, подлая девчонка! Я ж тебе задам! Попляшешь ты у меня!.. Потеряешь охоту таскать чужое добро, дрянь ты этакая!..
И вырвав грубо ружье из рук опешившей фигурки, огромный человек изо всей силы толкнул ее вперед.
Пролетев от него несколько шагов с вытянутыми вперед руками, фигурка уткнулась ими во что-то, бесшумно поддавшееся, и очутилась на полу, в слабо освещенной лесной сторожке, незаметно приютившейся среди кустов.
Глава III
Обитатели лесной сторожки
— Вася!
— Ксаня! Милая, что случилось? И слышал выстрел… Отец проснулся… Увидел, что нет ружья… Сразу догадался, что ты ружье взяла… Рассердился и за тобой вдогонку… Прибить грозился… Зачем ты стреляла? Зачем?
Посреди небольшой комнатки, освещенной кривобокой лампой, стоял мальчик, или, вернее, юноша, лет семнадцати, худенький, высокий и слабый, с некрасивым, изжелта бледным лицом, какие бывают у людей, съедаемых злым и упорным недугом. Но выражение этого лица было мягкое. Глубокие, печальные глаза глядели с какою-то странною тревогою на черную фигурку, внезапно очутившуюся в лесной сторожке. Юноша был хромой и с трудом передвигал ноги, но при виде черной фигурки, распростертой на полу, он сделал поспешно несколько шагов к ней, странно волоча правую ногу и сильно опираясь плечом на костыль.
Едва он успел приблизиться, как черная фигурка поднялась, вскочила и в одну минуту сорвала безобразный кожух с капюшоном. И перед взором мальчика предстало странное, не большое, но сильное существо с широкими плечами и крепко сколоченным станом, смуглое, румяное личико, черные быстрые, исподлобья смотревшие глаза, подвижные трепещущие ноздри и густые, как шапка, кудри, черные, сухие и пышные, спускающиеся косою до пояса и струившиеся выбившимися кудерьками по плечам, вдоль щек и смуглой, загорелой шеи. Что-то не русское и в то же время своеобразно дико-красивое было в этой невысокой стройной пятнадцатилетней девочке, дышащей силой, мощью и здоровьем.
— Да, я стреляла! — произнесла она с каким-то упрямым задором, глядя юноше прямо в глаза темным сверкающим взором.
— Ксаня! безумная! Из его ружья! — в ужасе сорвалось с бледных губ хромого.
— Так что же! Этот выстрел спас «розового» графа и молодую заграничную графинюшку и, — не без гордости прибавила она, — убил лошадь, графского коренника. Понимаешь?
— Ты убила лошадь?
— Да! И спасла людей!
— Ты, Ксаня, спасла розового графа?
— Ну, да, графа!.. Вот бестолковый!
И спешно, путаясь и сверкая глазами, та, которую звали Ксаней, рассказала, как было дело.
— «Розовый» граф ездил на станцию встречать свою «заграничную» дочку. Я знала, что они поедут мимо Чертовой пасти… Там путь на «Розовое» ближе… Ну и пошла, взглянуть было охота… А тут гроза… Лошади взбесились… и пошла потеха!..
— Но зачем же ты взяла ружье? — взволнованно выспрашивал хромой.
— А затем, чтобы попугать «тех», понимаешь, если бы они снова встретились на моем пути и стали бы дразнить и травить меня, как собачонку…
Глаза девочки угрюмо блеснули.
— Ксаня! — скорее простонал, нежели произнес хромой.
— Ну, да… чего ты ахаешь? Я бы стреляла на воздух, понимаешь? А «те» трусы… Небось! сразу бы отбила охоту травить меня!
И она раскатисто засмеялась. Ее белые зубы хищно блеснули в двух полосках малинового рта.
Вдруг ее смех разом присекся, замер.
— Отец идет! — прозвенел нервно и испуганно голос хромого.
И он подался инстинктивно назад.
На пороге комнаты, заслоняя своей огромной фигурой крошечные сени лесной сторожки, стоял огромный человек в сером кафтане, обшитом по борту зеленым кантом, и в кожаной фуражке, с бляхой на груди. Его угрюмое лицо с длинной, рыжеватой бородою и неприятные блуждающие глаза, горящие сухим блеском раздражения и злобы, хранили следы гнева.
— Чего раскудахталась не в пору? — свирепо кинул он Ксане. — Говори, как смела трогать мое ружье?
И огромные руки рыжеватого гиганта упали на стройные, еще детские плечи смуглой девушки и впились в них.
— Зачем брала ружье? Говори! — и он тряс изо всей силы девочку, в то время, как мрачные глаза его сверкали, как два раскаленных угля.
Вся кровь мгновенно отлила от щек Ксении. Ее смуглое, розовое личико стало белым как мел. Взор сверкнул из-под нависших над ними черных кудрей.
— Не смей меня трогать, дядя! — резко прокричала она, будя воцарившуюся в домике минутную тишину.
— Что-о-о-о?
И огромный человек разразился зловещим смехом.
— Ах, ты, дрянь эдакая! — кричал он, задыхаясь. Его налитые кровью глаза блуждали по комнате, точно выискивая что-то, пока наконец его взор не приметил висевшую на гвозде плетку. Сорвав ее быстрым движением, он взмахнул ею над спиной девочки… Но в это мгновение хромой юноша, спотыкаясь, чуть ли не падая, ринулся к отцу.
— Не делай этого! Не делай, отец! — умоляюще болезненным выкриком сорвалось с его побелевших губ.
— Молчать! Знай свое место, мозгляк! — загремел великан, наполняя своим голосом не только лесной домик, но и весь старый лес в окружности.
Но юноша не испугался. Он схватил огромную руку отца обеими своими худенькими руками и весь бледный шептал, срываясь на каждом слове:
— Вспомни маму! Вспомни маму, отец! Ты не тронешь Ксаню! Не тронешь, не тронешь! Или бей меня, лучше бей меня, но не Ксаню! Ради мамы — не бей Ксаню!..
Он едва стоял на ногах и трясся, как в лихорадке.
А Ксаня была спокойна.
Ее побледневшее лицо бесстрашно поднялось на гиганта… Два черных глаза, как две яркие, черные звезды, впивались в его лицо и, казалось, говорили:
— Попробуй меня тронуть! Попробуй только!
Гигант поднял голову и встретил этот смелый, горячий, бесстрашный взгляд.
И новым бешенством закипело его сердце.
— Ах! так вот ты как!
И рука с плеткой взвилась…
— Отец! Отец! Берегись! Покойная мама смотрит на нас с неба и все видит! — послышался истерический вопль хромого, и он заслонил девочку от удара своей тщедушной фигуркой.
Гигант выронил плетку, вздрогнул и повернулся к двери. Зрачки его округлились от ужаса.
Чья-то невидимая фигура шевелилась в темных сенях.
— Она!.. Жена!.. Маша! — зашевелились беззвучно губы гиганта, кривясь в судорожной усмешке. Но вслед затем, рассмотрев стоявшего в дверях человека, он сказал уже спокойно:
— Дмитрий, ты?
На пороге стоял приземистый парень с тупым безбородым лицом.
— Хозяин, поспешай! У широкой поляны лес рубят, — произнес он сиплым голосом и снова исчез в темноте сеней.
Гигант наскоро схватил ружье и, нахлобучив фуражку, выскочил за ним следом.
Но, подумав немного, он вернулся, плотно запер дверь и два раза повернул ключ в замке снаружи.
— Опять в западне! — гневно крикнула Ксаня, как только она и хромой мальчик остались одни. — Опять мы под ключом, Василий! Какая мерзость!
— Молчи, Ксаня! Могло бы быть и хуже! — произнес хромой, и глаза его договорили то, о чем молчал язык.
— Ударить меня! Меня! О-о! Нет, этого нельзя! — и угрюмее засверкали черные глаза девочки. — Этого я не позволю!
И она бешено топнула ногой.
— Ну, полно, полно! Перестань! — ласково говорил хромой, поглаживая костлявыми, исхудалыми пальцами спутанную чернокудрую головку. — Хорошо, что отца позвали… Теперь он долго не вернется… Давай пойдем-ка взглянуть на наше сокровище. Мы ведь не кончили того, что прислал третьего дня Виктор!
Точно луч солнца скользнул по лицу Ксении и чудесно осветил его. Угрюмое выражение затравленного зверька исчезло с ее личика, и оно разом засияло мягкой, чарующей красотой.
— Да, да, Вася! Идем скорее!
Они схватились за руки и спешно, насколько позволяла искалеченная нога больного, прошли в дальний угол комнаты.
Хромой толкнул крошечную дверку. Она растворилась, жалобно скрипя на ржавых петлях, и они очутились в узенькой каморке, наполовину занятой убогой постелью.
Хромой подошел к постели и отбросил рукой тощий матрац. На деревянных досках кровати лежали книги. Они покоились, аккуратно и заботливо разложенные на досках кровати.
— Вот! Видишь, что я придумал. Здесь он не найдет их ни за что на свете. А в комоде мог наткнуться! Понимаешь? — лукаво произнес хромой и, осторожно взяв одну из книг, вышел из каморки в сопровождении Ксани.
