Директор стоял на школьном крыльце. Участники похода обступили его полукольцом. За их спинами толпились школьники, родители, педагоги. Кухтенков с волнением смотрел на счастливые лица: ребята еще не ощущали тяжести висевших за плечами рюкзаков, их ноги еще не были измучены километрами немеренных троп. Каково им будет? Впереди — малоизведанный Олекминский хребет, Олекма, Яблоновый…
— Ну, ребята, — сказал директор полушутливо, полусерьезно, — призываю вас к открытиям, которые прославят школу, рудник, район, область и страну… Считайте себя юными разведчиками грядущих пятилеток! Возможно, что вы и не откроете богатых месторождений. Ручаться за это нельзя. Но я хочу, чтобы вы открыли в себе, в своих товарищах то, что пригодится вам в том большом «походе», который называется жизнью…
Варвара Ивановна речей не произносила, но проверила снаряжение каждого.
Пришли Бурдинские: Семен Степанович — опираясь на палку, прихрамывая; Альбертина Михайловна — поддерживая мужа под руку, как всегда величественная и любезная.
— Кузьма Савельевич, — загудела она, — я, как вы знаете, не поклонница этой затеи, но я примирилась с нею… И заверяю вас, что мой кружок за это лето сделает не меньше, чем ваши геологи в тайге… Сережа, я принесла тебе полдюжины носовых платков. Положи их в свой рюкзак.
— Да, и если схватишь насморк, позвони мне в больницу, — скосив глаза на жену, сказал доктор.
Но Альбертина Михайловна была невозмутима.
— Во всяком случае, — вновь произнес Семен Степанович уже вполне серьезно, — если не дай бог с кем-нибудь из вас случится беда, то пострадавший может рассчитывать на текущий, средний и капитальный ремонт в больнице за Джалиндой.
— Ну, в вашей аптечке, — усмехнулся Брынов, — есть, кажется, все, кроме хирургических инструментов и операционного стола.
Пришли прощаться родители всех рудничных ребят — участников похода. Назар Ильич, так и не уходивший домой, сурово сказал Кеше, что «евсюковская порода» не киснет ни при каких обстоятельствах и что его сын должен это помнить. Клавдия Николаевна все время улыбалась, говорила мало и угощала ребят теплыми пирогами.
Юные геологи уже собирались выступать, когда пришел Владимирский. Он отвел Платона Сергеевича и Андрея Аркадьевича в сторону. Одергивая свою полувоенную гимнастерку, едва разжимая губы, он попросил, чтобы Митю взяли в поход.
— Это невозможно! — решительно сказал Хромов. — Просто даже неловко вас слушать.
Владимирский настаивал.
Тогда Платон Сергеевич подозвал к себе Кешу и, потирая руки, коротко сказал:
— Собери Совет. — И, кивнув в сторону школьников, обратился к директору рудника: — Пусть они сами решают.
Ребята опять расселись на ступеньках школьного крыльца. Митя в новом, с иголочки, походном костюме стоял перед товарищами, понурив голову.
— Ишь, уже успел и принарядиться! — сердито сказала стоявшая в сторонке Зоя.
— Поймите, ребята… — выдавил из себя Митя, — поймите, как хочется участвовать в походе!
— Ване тоже хотелось, — ответил Трофим — отказали: не заслужил. Чем ты лучше?
Митя молчал.
— Это не наказание, — погладил свою чолку Тиня Ойкин, — это справедливость.
Митя умоляюще посмотрел на Бориса. Тот шумно вздохнул и развел руками. Митя перевел взгляд на Полю.
— Пойми, Митенька… Ну, нельзя, нельзя…
Кешин взгляд Митя не поймал — Евсюков отвернулся.
Владимир Афанасьевич крупными шагами приблизился к крыльцу. Лицо директора рудника посерело от волнения. Он говорил через силу.
— Ребята, я вас прошу — не как директор, не потому, что он сын… — Он сжал пальцами руку сына так, что тот застонал. — Я хочу, чтобы этот… этот верзила хоть раз в жизни похлебал трудностей…
И, может быть, впервые, не чувствуя себя «хозяином» рудника, Владимирский тихо сказал:
— Я могу только просить.
Это испытание оказалось ребятам не по силам. И первым сдался Кеша.
— Мы это делаем только ради вас, Владимир Афанасьевич, — сказал он, сумрачно глядя на Митю.
— Но если он не будет заниматься… — сказал очень серьезно Малыш, — и вообще будет себя выставлять…
— Отправим обратно, — заключил Трофим.
— Тогда и Ванюше надо разрешить, — сказала очутившаяся у крыльца Зоя. — За него хлопотать некому… Можно, я сбегаю за ним?
И не дожидаясь согласия, Зоя помчалась к интернату. Она вернулась обратно расстроенная, со слезами:
— Нет Ванюши.
— Как нет? Где же он?
— Так, нет. Собрался и ушел.
— Эх, Шомпол ты, Шомпол! — зло сказал Антон Мите. — На, тащи! Тут две доли: твоя и Ванюшина. — И «завхоз» вручил Мите Владимирскому самую увесистую поклажу.
Учителя и родители провожали юных геологов до окраины Новых Ключей. Дальше всех провожал ребят, восседая на своей знаменитой бочке, дед Боровиков.
— Хоть не попутно, а провожу, — говорил он. — Уж очень весело на вас смотреть. Про наш край говорили: пенья, да коренья, да вечная мерзлота. А вы докажите, что не так. Сам пошел бы по старым тропкам, да старуха не пускает… Ну, ребятки, в добрый путь!
И он долго следил за цепочкой ребят, подымавшихся по извилистой тропе в сопки.
Тетради, записные книжки, блокноты, наскоро сшитые листы белой бумаги…
Толстая тетрадь в серой клеенчатой обложке. Круглыми, четкими, как типографские знаки, буквами на первом листе выведено:
«Дневник Захара Астафьева. Геологический поход.
Лето 1939 года».
На следующей странице, с отступом, ближе к верхнему углу, эпиграф:
«Различные глыбы гор, приводящие в удивление своей формой и положением, долины, покрытые приятной зеленью, множество оленей и других диких зверей, еще большее обилие различных птиц — все это делает эту страну такою приятною, что приятнее нельзя и желать, и я никогда в жизнь мою не видел лучше. Такая волшебная обстановка, а особенно множество в полном цвету растений на южной стороне гор привели меня в восхищение.
Академик Паллас,
Дневники, 1773–1786».
«Начиная с Урала до самого Байкала я не собрал нигде столько замечательных произведений природы, сколько в одной Даурии, нигде эти произведения не были в таком обилии и совершенстве, как в Даурии.
Там же».
Далее, очень убористо и тесно внесенные в тетрадные клетки, следуют записи дневника.
Из тетради ЗахараВчера ночевали возле старой зимовушки, где полгода назад застали Зойку.
Только стали раскрывать дверь — из расщелки выпал листок бумаги. Кузьма Савельевич поднял и прочел:
— «На плите горячая вода». Вот, ребята, — оказал он, — у нас в тайге есть замечательный обычай: принято заботиться о тех, кто придет после тебя.
— Только записок не оставляют, — возразил Кеша.
— Ну, это как кто! — заметил геолог.
Вошли в зимовье. В самом деле: огромный котел, вмазанный в плиту, бурлил кипящей водой.
— Совсем недавно был здесь этот заботливый таежник, — оказал Кузьма Савельевич.
Троша не мог себе отказать в удовольствии сострить. Когда спили чай, он торжественно заявил, что эта зимовушка сыграла выдающуюся роль в истории лыжного искусства и кулинарного дела.
Зоя наконец призналась, что в то время, когда мы ее здесь застали, она думала — вернуться или нет, что ей было тогда очень страшно и одиноко (мы-то это хорошо знали!) и что теперь Троша Зубарев может острить сколько угодно, но она все равно на него не рассердится.
Митя держится особняком.
Из записной книжки ХромоваИсточник Кислый Ключ сбегает с отрога Олекминского хребта. Вырывается из густых зарослей тальника и звенит по камням прозрачной и необыкновенно холодной водой.
Напился из горсти и даже поморщился; Кузьма Савельевич, развьючивавший рядом лошадей, спросил:
— Что, крепковато?
— Бьет в нос. Покрепче нарзана! — ответил я ему.
— Эта вода полезна, как нарзан, — серьезно ответил Брынов.
Пока мы все освежались, пили воду, просто валялись на траве, геолог рассказывал интереснейшие вещи.
Оказывается, в нашем крае свыше трехсот минеральных источников — содистых, железистых, углекислых. Многие из них имеют лечебное значение. Об этих источниках сто лет назад писал нерчинский учитель и писатель В. Паршин в своей книге «Поездка в Забайкальский край». Паршин указывал, что Сибирь — пустыня, богатая естественными ископаемыми до роскоши.
Паршин в своей книге пишет, что в Забайкалье через двадцать пять верст непременно встречается минеральный ключ. Спустя полстолетия после Паршина эти ключи были еще мало изучены. А сейчас на этих источниках выросли курорты: Дарасун, Олентуй, Ямаровка, Шиванда, Ямкун.
День был очень жаркий, и мы провели полдня у нашего источника, изучая прилегающую к нему местность.
