Мама с удивлением взглянула на нее. Обычно Габи трижды приходилось повторять, чтобы она потушила свет или закрыла дверь, а теперь вдруг сама вызывается помочь. Мама кивнула и налила вторую чашку.
Габи схватила чашку за ручку, поставила на блюдечко — она видела, как это делала мама, — и молниеносно опустила в чашку сахар.
И понесла кофе тете Вильме.
Кресло тети Вильмы стояло на расстоянии протянутой руки от кресла Шарики. Когда Габи дошла до тети Вильмы, она почувствовала, как что-то скользкое ударилось о ее ногу. От неожиданности она резко остановилась, чашка покачнулась на блюдечке. Но Габи удержала ее. Кофе не вылился. Сотканная из блестящих бусинок лента, подарок тети Вильмы, обернулась вокруг ноги Габи. Она взглянула на Шарику и проворчала: "Дура!" — а потом очень осторожно поставила чашку перед, тетей Вильмой.
— Сахар я не положила, — улыбнулась тете Вильме мама, протягивая следующую чашку тете Юци.
"Ты-то не положила!" — подумала Габи, ни на мгновения не спуская глаз с тети Вильмы.
Пухлые ручки тети Вильмы снова исчезли в сумке. Она рылась в ней, словно искала сокровища, пока наконец с торжеством не вытащила круглую маленькую жестяную коробочку.
В этот момент Шари отчаянно завизжала:
— Хочу кофе! Хочу кофе тети Вильмы!
— Что с тобой, Шарика? — изумилась тетя Вильма.
Все уставились на Шарику. Тихая, спокойная девочка отчаянно кричала и требовала кофе.
— Я тебе дам кофе, — успокаивала ее мама и налила немного кофе в пустую чашку.
— Хочу кофе тети Вильмы! — орала Шарика во всю мочь.
— Но, Шарика, в чем дело? Ты жалеешь мне кофе? — поражение спросила тетя Вильма.
Мама протянула Шарике кофе на дне чашки. Девочка оттолкнула чашку и кричала все громче:
— Дай мне кофе тети Вильмы, тети Вильмы!
Папа подбежал к Шарике, хотел ее погладить. Шарика оттолкнула и его руку.
— Бедняжка, — покачала головой тетя Юци. — Не удивительно, что у нее слабые нервы…
Тетя Вильма от изумления едва могла слово вымолвить.
— Дай ей мой кофе, — велела она маме. — Только не забудь положить в него сахар.
"Не понимаю, что случилось с девочкой, право, не понимаю", — размышляла она про себя.
Мама положила три куска сахару в чашку и отдала ее Шарике. Та жадно схватила и быстро глотнула. Затем, широко раскрыв рот, влила весь кофе себе в горло так, чтобы не чувствовать его вкуса: такой гадости она еще в жизни никогда не пила!
Позднее, когда все забыли историю с кофе и страсти улеглись, Габи, напустив на себя кроткий вид, стала перед Шарикой на колени. Постояв так немного, присела на пятки и, сузив глаза, сказала:
— Я тебе это припомню!
Шари не очень волновало то, что ее везут к профессору на консультацию. Везут так везут, ничего страшного в этом нет. С тех пор как Шарику выписали из больницы, ее дважды возили к профессору. Главное, что больно он ей не делает. У этого доктора нет острых иголок, и в больнице он никогда не колол Шарику, всегда только улыбался, гладил по голове, подходя к ее постели, а потом махал на прощанье рукой. И на консультациях все происходило таким же образом. Разница заключалась лишь в том, что доктор давал ей ментоловую конфетку, которую надо было съесть. Первый раз Шарика думала, что она от этого выздоровеет, что это лекарство, но на следующий раз мама сказала:
— Ах, какой он милый, этот господин профессор!
И Шарика тотчас поняла, что это вовсе не лекарство, а просто угощение.
Всю кашу, вероятно, заварила Трескучка. Потому что явилась она в необычное время. Не утром, как всегда, а к вечеру, когда мама с папой уже были дома, а Габи спустилась за сигаретами для родителей в табачную лавочку.
Как только Трескучка пришла, они сразу отправились с мамой и папой в другую комнату. Шарика прислушивалась, но ей мало что удалось расслышать. Взрослые обменивались друг с другом какими-то непонятными словами. Все же из разговора она уловила, что родители решили посоветоваться с самым главным доктором, не стоит ли показать Шарику другому врачу, который вылечил бы ее от грусти и замкнутости.
Шарика знала, что Трескучка неправа, утверждая, будто Шарика грустная, но ей показалось странным, что есть такой доктор, который может вылечить плохое настроение. Интересно, а как же он его лечит? Строит гримасы, чтобы рассмешить грустных детей? Или надевает на голову цветной колпак? Кабинет у него, наверное, не белый, как у других врачей, и халата белого он не носит, и, вероятно, на нем навешаны всякие забавные штучки. Может, он даже язык пациентам показывает…
В день обследования у профессора ни мама, ни папа не пошли на работу. Габи тоже не разрешили пойти в бассейн, и за это она наградила Шарику враждебным взглядом. Тетушка Марго прибыла в обычное время и сразу же скрылась за дверью кухни, где принялась готовить завтрак. А мама в это время купала и одевала Шарику.
Габи пускалась на все ухищрения, чтобы ее не замечали.
— Габи, дай тальк! — крикнула из детской мама находившейся в другой комнате старшей дочке.
Габи в этот момент старалась забиться в щель между комодом и стеной. Она зажмурилась, надеясь, что и родители подумают, будто ее вообще нет на белом свете. Так она сидела до тех пор, пока папа укоризненно не сказал:
— Габи, ты не слышишь, что мама тебя о чем-то просит?
Ступая так, словно каждый шаг причинял ей невыразимые страдания, Габи поплелась в ванную комнату, вынула тальк из ящичка шкафа.
Мама взяла тальк и тут же попросила узнать у тетушки Марго, готов ли завтрак.
— А какао мне дадут? — потерлась щекой о мамино лицо Шарика.
— Скажи тетушке Марго, чтобы сварила Шарике какао, — велела мама.
Габи медленно вышла из комнаты в холл и там в щели паркета заметила булавку. Присев возле нее на корточки, Габи попыталась ногтями ее выковырять. И это ей почти удалось, когда вновь раздался мамин голос:
— Габи, я тебя, кажется, о чем-то просила!
Уму непостижимо! Откуда мама знает, что Габи еще не ходила в кухню? Правда, дверь в комнату открыта и Габи заметила булавку в холле возле дверей, но она совсем неслышно приступила к операции по ее вытаскиванию. Мама порой способна на удивительные вещи. Например, она видит сквозь стены. По вечерам, когда мама хочет, чтобы Габи погасила свет, она стучит ей в стену. Если Габи не тушит свет, мама тогда уже сердито барабанит. Сколько раз Габи пыталась разгадать эту тайну. Зажигала маленькую лампочку в своей комнате, шла в спальню родителей и очень тщательно исследовала стену, которая отделяет ее комнатку от маминой. Ни полоски, ни лучика света не проникало. Странно. И все-таки мама всегда знает, горит у нее свет или нет.
Габи засунула булавку обратно в щель между паркетом и вышла к тетушке Марго.
— Как вы себя чувствуете? — поинтересовалась Габи.
Тетушка Марго нарезала к завтраку хлеб. Нож застыл у нее в руке.
— Что ты натворила, Габи? Разбила что-нибудь?
— Ничего я не разбила. Я ни к чему не притрагивалась. Почему вы это спрашиваете?
— Больно уж ты вежливая.
"Ну и ну! Теперь плохо, что я вежливая. Не стоит с ним и связываться!"
Габи пожала плечами и спросила:
— Завтрак готов?
— Да, — кивнула тетушка Марго и разложила в хлебнице тонко нарезанные ломтики хлеба.
— А какао вы сегодня не варили к завтраку? — И Габи подошла к газовой плитке, чтобы самой в этом удостовериться.
— Все просили чаю, чаю с лимоном, так сказала твоя мама.
Габи удовлетворенно улыбнулась тетушке Марго.
— Так я им и передам. — И побежала в комнату.
Бледное личико Шарики раскраснелось от умывания и от удовольствия, что папа, взяв ее на руки, раскачивает, словно на качелях.
— Оп! — восклицал папа.
Шарика смеялась и пыталась дотянуться до одной из железных роз люстры.
— Оп! — воскликнул снова папа. Он нарочно подносил Шарику близко к люстре, но так, чтобы она не могла дотронуться до железной розы.
Габи, сжав тонкие губы, стояла в дверях и смотрела на железную розу. Она думала, что притащит как-нибудь из кухни табуретку, поставит на нее скамеечку и дотянется до железной розы. А может, и отломает ее от люстры, как срезала кожаные бантики с красных босоножек, за что, правда, она получила от мамы такую оплеуху, что у нее даже через час в ушах гудело.
Папа еще раз качнул Шарику, затем посадил ее на диван и потянулся было к Габи, чтобы и ее покачать, но тут в комнату вошла мама в легкой летней блузке и спросила у Габи:
— Завтрак готов?
Голос у мамы был раздраженным, как всегда, когда она куда-то спешила.
— Готов, — кивнула Габи и выскользнула в кухню.
К ее счастью, о какао все забыли. Даже Шарика вспомнила о нем, лишь когда дядя профессор положил ее на свой диванчик и принялся вертеть. Затем он повернул озабоченное лицо к родителям, которые стояли рядышком, опустив головы, словно напроказили и теперь ждут, каким будет наказание.
