— Хорошо, передам. Какая академия? Истории материальной культуры. Записала. До свидания.
Она написала новую записочку, взяла из коробки на столе булавку и приколола записку на рукав.
— Что ты на меня так смотришь? — спросила она Мишку. — Смотрит, как будто видит что-то необыкновенное. Я для памяти прикалываю записки. У меня же не сто голов. Запишу и приколю. Сделаю дело — отколю. Очень удобно. Я весь день бегаю, то наверх, то в типографию, то к художнику. Все мои дела при мне. А запомнить нельзя, это только Мельниченко думает, что можно. У меня же одна голова, а не сто.
Она вовсе не была сердитой. Просто у неё одна голова. А не сто. Мишка подумал, что тоже будет привешивать записки, и тогда он не будет ничего забывать. Надо только выпросить у бабушки булавок.
Женщина отцепила от себя ещё одну записку:
— Боже мой! Срочно уменьшить формат снимка на первую полосу! Срочно! А я чуть не забыла.
Она кинула клочок на подоконник. Мишка прочитал: «Уменьшить Дусю Колобкову».
И вдруг он увидел, что эта женщина пошла к той самой маленькой двери и уже взялась за ручку.
— Стойте! — закричал Мишка несвоим голосом. — Нельзя! Опасно для жизни!
Но она уже открывала страшную дверь.
Мельниченко вместе с начальником шахты Бобровым спускаются в забой. Станция Охотный ряд готова, но не решена ещё одна важная проблема: как построить наклонные тоннели для эскалаторов?
— Приглашали иностранных инженеров, — рассказывает начальник шахты. — У них таких грунтов нет, они не знают, как к ним подойти. Понимаешь, Мельниченко, в чём сложность? Тоннель должен быть под определённым углом — тридцать градусов. А грунты плывунные, вся толща насыщена водой. Ни один способ, известный в мировой практике, не годится.
Мельниченко и Бобров шли по ярко освещённому тоннелю. Гладкие бетонные стены, сухо, чисто. Почти готовое метро, только рельсы ещё не проложены.
— Не капает? — Мельниченко показывает длинным пальцем на свод тоннеля.
— Не капает, — смеётся Бобров. — Я этот лозунг днём и ночью помню: «Чтобы не капало». Нет, не капает.
— А с наклонными тоннелями, значит, пока не нашли решения?
Бобров хитровато поглядывает. Всё-то этим журналистам хочется поскорее узнать. Погоди, помучайся немного.
— Не так всё просто, — тянет Бобров. — Однако кое-что ищем, думаем. Не только у вас в редакции умные люди сидят. Придумываем кое-что и мы.
— Эй, эй, со мной в прятки не играй.
Мельниченко надо спешить. Важно сообщить новость в завтрашнем номере «Проходчика». Новость должна быть новой, свежей, иначе газетчик не газетчик.
— Говори, разбойник, вижу тебя насквозь.
— Да не тряси меня. Скажу. Сказал — скажу, значит, скажу.
Мельниченко достаёт растрёпанный блокнот и смотрит на Боброва, не спуская глаз. И начальник шахты начинает говорить серьёзно:
— Пиши. Вчера на коллегии принято решение: заморозить грунты в наклонных тоннелях. Дороговато, но другого выхода нет. Вокруг будущего тоннеля создаётся зона искусственной мерзлоты. Мороз скуёт плывуны — можно вести проходку.
— Открытие? — Глаза у Мельниченко загораются.
— Как тебе сказать? Ещё сто лет назад золотоискатели пользовались лютыми сибирскими холодами, чтобы в заболоченных местах добраться до золота. Дождутся мороза, вынимают лёд, а вода промерзает всё глубже. Снова вынимают лёд и наконец доберутся до дна, до золота. Но там естественный мороз, а у нас искусственный мороз. Мы опустим под землю, трубы, по ним пойдёт холод от специальной холодильной установки. Вокруг трубы грунт промёрзнет, получится прочная ледяная стена.
— Великолепно! — Мельниченко хлопнул себя блокнотом по колену.
— Тогда и начинается проходка, — весело закончил начальник шахты. — Сам понимаешь, придётся проходчикам даже летом надеть тёплую одежду. Внизу будет мороз градусов пятнадцать. Готовим ватные костюмы.
Мельниченко закрыл блокнот, убрал в карман карандаш. Про вечное перо Мишка тогда выдумал. Не было у журналиста вечного пера.
Куда исчезал метростроевец
— Что ты кричишь? — закричала Милочка и перестала печатать.
В комнате стало тихо. Все уставились на Мишку. Тихоталь размотал шарф и положил на место телефонную трубку.
— Она вошла в ту комнату! — объяснял Мишка. — Я сам видел: открыла дверь и вошла.
— Кто? — спросила Милочка. — Кто?
— На которой листочки висят.
— Листочки? — сурово повторила Милочка. — Ты опять?
Мишка чувствовал, что вместо того, чтобы объяснить, он опять всё запутывает.
— Успокойся, будь мужчиной, — сказал Тихоталь.
Блондинка и брюнетка перестали писать, блондинка сказала:
— Нервный мальчик.
— Женщина, на ней бумажки приколоты! — снова сказал Мишка. — На двери написано: «Не входить под страхом смерти!» А она вошла! Я сам видел!
Мишка никогда не слышал, чтобы люди так громко и дружно хохотали. Тихоталь бросил на пол свой лохматый шарф и стал сползать со стула.
— Ох-ох-ох, — смеялся он и показывал пальцем на Мишку. Он хотел что-то сказать, но не мог выговорить ни одного слова.
Блондинка и брюнетка рыдали от смеха.
— Не могу! — кричала брюнетка.
— Умру! — приговаривала блондинка.
А Милочка, строгая и неприступная Милочка-Матрёшка, которая и улыбалась редко, заливисто смеялась, закинув голову и хватала себя за живот.
— Под страхом смерти! — крикнула Милочка. — Спасайте женщину!
И снова они хохотали.
Мишка растерянно переводил глаза с одного на другого. И в это время открылась страшная маленькая дверь, выглянуло озабоченное лицо женщины, два клочка бумаги были пришпилены к её волосам.
— С ума сошли? — спросила она. — У меня от ваших воплей проявитель скисает. Что случилось?
— Вы живая? — обрадованно бросился к ней Мишка.
— Наполовину, — серьёзно ответила она. — Столько дел, просто пережить невозможно. А что?
Она уставила на него свои замороченные глаза.
— Там написано «не входить», — забормотал Мишка. — А вы вошли. И я думал…
— Милый ты мой! — Женщина обняла Мишкину голову. — Беспокоился.
Все перестали смеяться. Тихоталь отдувался:
— Ох, нет сил. Ну, историк. Уморил редакцию. — Он снова закутал голову шарфом и закричал в телефон: — Тринадцатая? Давай отчёт! Собрание! Совещание!
Женщина с листочками отпустила Мишкину голову и сказала:
— Фотолаборатория там, за дверью. И больше ничего. Никакой опасности.
— А смертельный плакат зачем? — спросил Мишка.
— Да они же иначе не понимают. — Она показала на всех. — Будут дверь открывать, засветят плёнки. Фотолаборатория. Понимаешь? Это я написала им для памяти. — Она кивнула на череп. — И нарисовала сама. Страшный, правда? Фотолаборатория — самое главное место в редакции. Вырастешь, поступай работать фотокорреспондентом.
— Нет, — сказал Мишка тихо. — Я хочу, как Мельниченко.
— Дело твоё, — сказала она и ушла в свою фотолабораторию.
Брюнетка крикнула вслед:
— Ольга Сергеевна, не забудьте мне снимок — новый вагон метро. Мельниченко велел!
— Я никогда ничего не забываю, — ответила Ольга Сергеевна и приколола к рукаву новую бумажку.
— А где Мельниченко? — спросила Милочка.
— Я здесь, — ответил голос из-за шкафа.
Мишка пошёл к шкафу. Он увидел Мельниченко, который почему-то надевал ботинок. Рядом стояли большие резиновые сапоги с отворотами. На гвозде висела брезентовая спецовка, вымазанная засохшей глиной.
— Мишка, ты что? Мы давно не виделись с тобой.
Мельниченко кончил зашнуровывать ботинок и теперь стоял рядом с Мишкой. Его голова возвышалась над шкафом. Какой он высокий, Мельниченко. Высокий человек Мельниченко, и шаги у него большие, как у всех высоких. И плечи широкие, особенно если на них натянуть метростроевскую куртку, в ней любой человек выглядит богатырём. Потому что эта куртка не какая-нибудь, а метростроевская. И тут наконец Мишка всё-всё понял. Ну конечно, это был Мельниченко! И в первый раз — Мельниченко, и во второй — Мельниченко. И каждый раз Мишка гонялся за Мельниченко!
— Мишка, что ты сегодня какой-то ошарашенный? Пойдём в буфет сосиски есть. Пошли, пошли.
Он пошёл вверх по узкой лестнице. Мишка шёл сзади.
— Вы спецовку надеваете, когда идёте в шахту?
— Конечно. Там без спецовки никак нельзя, последний костюм угробишь. Хотя уже совсем скоро никакая спецовка будет в метро не нужна. Почти всё готово. Ты чего смеёшься? Ну что ты?
А Мишка хохочет и не может остановиться. Как он мчался за своим другом и кричал: «Дядя! Дядя! Постойте! Подождите!»
И никак не мог догадаться, кто этот дядя.
Они сидят за столиком. Мельниченко подвинул Мишке белую баночку с горчицей. Мишка затряс головой:
