А которые никак не распилишь, Илюша всё равно прибивает к будке. Ничего, что неровные. Когда будка будет готова, всё закрасится.
Сейчас самое главное — построить стены, чтоб они были прочные и не качались. Илюша набивает на них всё новые планки, доски, фанерки. Но они качаются.
— А помнишь, мы лазали под деревянный помост на площади? — вспоминает Таиска. — Помнишь, как ты набил себе шишку на лбу?
— Помню! — радостно отвечает Илюша.
Он, конечно, не потому радуется, что шишку набил, а потому, что вспомнил, как там были прибиты доски. А они были прибиты крест-накрест, для устойчивости.
И вот они вместе с Таиской начинают набивать всякие горбыльки и планки от угла к углу, крест-накрест. А поверх — ещё крест-накрест и ещё, чтоб крепче было.
Потом они вдвоём изо всех сил раскачивают постройку. Ну вот, теперь она качается только вся целиком, стены крепко держатся друг за друга.
И наконец начинается самое интересное: они красят будку в голубой цвет. Дедушка Матвеюшка дал им краску в банке и толстую кисть. Ах, какое же это чудесное дело — покрывать будку голубой масляной краской! Всё вдруг становится гладким и нарядным, даже неровные доски, даже деревянные заусеницы и вмятины.
Домой Таиска и Илюша возвращаются до бровей измазанные голубым. Масляную краску не так-то легко смыть. Таиску мать оттирает скипидаром. Баба Таня ставит Илюшу в таз и трёт мочалкой с мылом. За этим занятием их застаёт Платов Второй. Он видит под мыльными потоками голубые Илюшины руки и хохочет.
— Ты, я вижу, здорово меня перегнал! У тебя на стройке уже идут малярные работы?!
Илюша стоит голый в тазу посреди кухни. На голове его, под руками бабы Тани, растёт шапка белой пены. Мыльные ручьи сбегают по лицу и плечам. Глаза крепко зажмурены.
— Батя, — говорит он, не видя отца, но радуясь, что он тут, рядом. — Батя, я тебе её сегодня покажу, ладно?
— Кого — её? Тайну?
Илюша весело кивает, кусок пены срывается с его головы и падает на пол.
— Погодите вы с разговорами, строители! — просит баба Таня. — А то заставлю вас двоих пол подтирать, не погляжу, что начальники.
— А мы и подотрём! Да ещё и вымоем! — говорит Платов Второй. — Где у бабы Тани тряпка, знаешь?
— Ага! — кивает Илюша, и новый кусок пены летит на пол.
— Ты мне когда наладишь душ? — спрашивает баба Таня. — Отец был бы дома, сразу бы починил.
— А я вам квартиру построю с душем, хотите — с ванной, — смеётся Платов Второй.
— Не нужны мне твои квартиры, не полезу я на этажи, чини душ!
— Сделаю, мама. Сегодня вечером сделаю.
Вода льётся Илюше на голову, мыльные потоки бегут по лицу, но он отчаянно кричит сквозь пенные струи:
— Нет-нет! Сегодня вечером не надо душ чинить! Сегодня ты со мной обещал!..
Сквозь полотенце, которое баба Таня накинула ему на голову, Илюша не видит отца. Но он слышит его голос:
— Вы уж потерпите до завтра, мама, завтра налажу. А сегодня я обещал сыну…
Знаете, как весело ходить со своим батей по лугу и по лесу? Бегать вперегонки, прыгать через овражки. Пересвистываться на всякие лады с птицами. Показывать ему, взрослому, как плести верёвки из травы-осоки. Глядеть, как он своим складным ножом зачищает корешок, и вдруг получается весёлое чудище, с рогами. Да ещё при этом знать, что самое главное, самое важное — впереди! Там, на зелёной прогалине, в гуще Комсомольского леса!
— Ты мне скажи всё-таки, что ты там выстроил? — спрашивает Платов Второй.
— Да я ж тебе сказал, когда на мотороллере ехали от деда Ильи!
— Да ну? А я и не слышал! — удивляется Платов Второй.
— Так ведь это ещё лучше, что не слышал! — радуется Илюша. — Зато сейчас сам увидишь, своими собственными глазами!..
И вот они входят в Комсомольский лес. Илюше он по плечи, а бате и вовсе по пояс.
— Вон за теми берёзками, — объясняет Илюша. — Видишь, они повыше, за ними не видно.
Он берёт отца за руку.
— Теперь закрой глаза и сделай три шага. Только не подсматривай!
Илюша руками отводит ветки. Платов Второй послушно зажмуривается. Потом шагает вперёд — раз, два, три…
— Можно! — кричит Илюша.
Платов Второй открывает глаза.
Перед ним очень странное сооружение. Он такого никогда не видал. Оно сколочено из ящиков, обрезков досок, разных фанерок и планок. Даже старое сиденье от стула, даже круглое днище от бочки крепко прибиты к нему. И кажется, что оно всё в деревянных заплатках. И повсюду, где только нашлось место, на него наколочены горбыльки и рейки. И поверх всё это выкрашено небесно-голубой краской.
— Ты потрогай стенки, какие прочные, совсем не качаются! — с гордостью говорит Илюша.
И Платов Второй пробует, какие прочные стенки.
— Ты погляди, как ровно покрашено! — говорит ему сын. — Даже блестит! Вот отсюда погляди, снизу!
Платов Второй послушно садится на корточки и глядит снизу. А сам всё думает: «Что ж это может быть такое? Оно слишком длинное, чтобы быть собачьей будкой. На крольчатник или голубятню тоже не похоже. Может, гараж для мотороллера? Но тогда почему же именно там, где мог бы быть вход, Илюша забил его днищем от бочки?
— Нравится? — спрашивает сын.
— Здо́рово! — отвечает отец.
Потому что он ведь сам строитель. И он хорошо понимает, как много вложено в это сооружение настоящего труда. И как много потребовалось смекалки, чтоб набить крест-накрест вот эти все горбыльки-распорки, которые не позволяют качаться стенам. И как, наверное, трудно было раздобыть весь этот удивительный строительный материал, в котором нет ни одной ровной дощечки и не найдёшь двух одинаковых. И сколько пришлось строителю распрямить гвоздей, ржавые шляпки которых торчат повсюду.
— Здо́рово! — повторяет Платов Второй. — Только ты мне, пожалуйста, объясни: что это такое?
Если бы вы знали, как он боится обидеть сына таким вопросом!
Но Илюша ничуть не обижается.
— Так ведь это ж будка для мороженого! — объясняет он. — И ничего, что ты не узнал её! Конечно, сейчас трудно узнать, пока она лежачая! Но лежачую ведь удобнее строить! А когда голубая краска высохнет, мы сверху напишем красной: «Мороженое». И сразу будет понятно.
Платов Второй видит: сын утешает его. Конечно, он, опытный строитель, должен был бы сразу понять, что перед ним будка для мороженого. Вот дед Илья, тот наверняка сразу бы догадался.
Отец ласково кладёт руку на крепенькое Илюшино плечо. Вместе они рассматривают работу.
— Только надо ещё дверь приделать и окошко прорезать, чтоб из него мороженое продавать. Тогда получится настоящая будка, киоск называется. Мы с Таиской решили поставить её на самой главной площади в Новом городе.
Платов Второй молчит. Наверное, он мысленно подыскивает другое место, получше.
— Понимаешь, сынок… — говорит он наконец. — Досадная история вышла. Никто не знал, что ты строишь будку для мороженого. И вот Надежда Ивановна, товарищ Орлова, уже заказала на заводе для Нового города десять тележек для мороженого и ещё десять автоматов для газированной воды. Понимаешь?
— Да, — ответил Илюша тихо-тихо и опустил голову, чтоб не показать, как ему стало обидно. Работал-работал, а выходит, его работа никому не нужна.
Платов Второй поглядел на низко опущенную круглую макушку.
— Но мы с тобой, Илюшка, огорчаться не станем, правда? — спросил он. — Нам только нужно сейчас же придумать, как с толком использовать твой подарок. Вот, например, сынок, если ещё немного укрепить стенки да обить их толем, чтоб дождь внутрь не проникал, да вместо четвёртой стены приделать откидную крышку, так получится отличный ящик для цемента…
Илюша молчит.
— А цемент, знаешь, сынок, такая ценная штука на строительстве, просто незаменимая! Он же блоки друг с другом скрепляет. Без него города не выстроишь. На любой строительный участок приди, обязательно увидишь — стоит запасной ящик с сухим цементом! Ты только подумай, твой подарок не станет дожидаться, пока выстроят город, нет! Он сейчас же, завтра примет участие в строительстве. Ну как, согласен?
— Завтра? — Илюша поднял лицо, и Платов Второй увидел его загоревшиеся радостью, полные нетерпения глаза. — Да, да, я согласен! — крикнул он.
Домой они шли весело. Всю дорогу по очереди толкали ногами сосновую шишку, как будто футбольная тренировка. А когда шишка улетала с дороги в бурьян, они кричали «аут», назначали друг другу штрафные удары. Вместо ворот Илюша ставил две свои сандалии, и Платов Второй три раза забил с семи метров отличные голы. А Илюша забил трёхметровый.
Дома баба Таня кормила их ужином, потом они вместе умывались, а на ночь Платов Второй забрал Илюшу спать к себе в горницу. И сам — вот удивительное дело! — тоже лёг спать рано и заснул даже быстрей Илюши.
