— Нѣтъ, ребята, бросимъ-ка это. Я домой хочу… Здѣсь такая пустыня.
— О, нѣтъ, Джо, ты привыкнешь со временемъ! — возразилъ Томъ. — Подумай только, какая здѣсь рыбная ловля!
— А, ну ее! Я домой хочу.
— Но гдѣ же такое купанье, какъ здѣсь, Джо?
— Что въ купаньи хорошаго? По мнѣ, хоть не будь! Я его люблю только, когда кто-нибудь меня не пускаетъ. Домой хочу и пойду.
— Стыдъ какой! Дитятко! Просто къ мамашѣ захотѣлось, вотъ оно что!
— Ну, да, захотѣлось, и тебѣ захотѣлось бы, если бы у тебя мать была. А я «дитятко» не болѣе, чѣмъ ты самъ! И Джо всхлипнулъ при этомъ.
— Ладно, ладно, пусть малюточка идетъ домой, мы отпустимъ его, Гекъ, не такъ-ли? Бѣдняжка, не можетъ безъ мамаши! Ну, и пусть!.. Но тебѣ, Гекъ, нравится здѣсь? Ты остаешься, конечно?
Гекъ проговорилъ: «Д…да…» безъ всякаго увлеченія.
— А съ тобою я въ жизнь не скажу ни слова! — сказалъ Джо, вставая. — Вотъ тебѣ! И онъ грустно отошелъ въ сторону и сталъ одѣваться.
— Очень мнѣ нужно! — возразилъ ему Томъ. — Нисколько и не нуждаюсь. Ступай себѣ домой, чтобы всѣ надъ тобой посмѣялись. Хорошъ пиратъ, нечего сказать! Мы съ Гекомъ не малюточки-плаксы. Мы остаемся, Гекъ, не правда-ли? Пускай онъ отправляется. Полагаю, что съумѣемъ прожить и безъ него.
Но Томъ былъ смущенъ и даже тревожился, видя, какъ Джо мрачно натягиваетъ на себя одежду. Безпокоился и Гекъ, слѣдившій такъ внимательно за сборами товарища, храня при этомъ такое многознаменательное молчаніе. Джо, не произнеся ни одного прощальнаго слова, пошелъ въ бродъ къ иллинойскому берегу. Сердце сжалось у Тома и онъ взглянулъ на Гека. Тотъ не вынесъ этого взгляда и потупился, потомъ проговорилъ:
— Я тоже хотѣлъ бы пойти, Томъ. Уже было жутко, а теперь еще хуже будетъ. Пойдемъ оба, Томъ!
— Я не пойду. Всѣ вы можете убираться, если желаете, но я останусь.
— Томъ, лучше пойти.
— Такъ иди себѣ… Кто держитъ?
Гекъ сталъ собирать свою раскиданную одежду, но снова сказалъ:
— Томъ, мнѣ хотѣлось бы, чтобы и ты пошелъ… Ты подумай еще… Мы подождемъ тебя на берегу.
— Долго ждать придется… напрасно будетъ!
Гекъ грустно побрелъ одинъ. Томъ стоялъ, глядя ему вслѣдъ, и въ сердцѣ его загоралось желаніе побѣдить свою гордость и послѣдовать за ними. Онъ надѣялся, что они воротятся, но мальчики продолжали медленно идти бродомъ. Тому показалось, что все вокругъ стало вдругъ какъ-то пустынно и безмолвно. Онъ поборолъ окончательно свое самолюбіе и кинулся вслѣдъ за товарищами, крича во все горло:
— Подождите! Подождите! Я вамъ что-то скажу!
Они тотчасъ же остановились и оборотились назадъ. Подбѣжавъ къ нимъ, онъ сталъ открывать свою тайну; они слушали его сначала угрюмо, но когда поняли «штуку», къ которой онъ велъ, то испустили одобрительный визгъ и воскликнули, что штука была «знатная»! И если бы онъ имъ заранѣе все сообщилъ, то они и не подумали бы уходить. Онъ привелъ что-то въ свое оправданіе, но настоящей причиной его умалчиванія было то, что онъ боялся, какъ бы они не захотѣли уйти, соскучившись, несмотря даже на эту тайну, и потому онъ приберегалъ ее, какъ послѣднее средство обольщенія.
Всѣ трое воротились на прежнее мѣсто и занялись разнымъ препровожденіемъ времени, ие переставая толковать объ изумительномъ планѣ Тома и восхищаясь его изобрѣтательностью. Послѣ обѣда, состоявшаго изъ вкусной яичницы и рыбы, Томъ заявилъ, что ему хотѣлось бы теперь научиться курить. Джо подхватилъ эту мысли и сказалъ, что и онъ былъ бы не прочь. Гекъ тотчасъ же изготовилъ трубки и набилъ ихъ. Новички не курили до этого времени ничего, кромѣ сигаръ изъ виноградныхъ стеблей, которые царапали имъ языкъ, да и не считались «мущинскими».
Теперь они растянулись на землѣ, опершись на локти, и начали тянуть дымъ осторожно, безъ особеннаго довѣрія къ нему. Онъ былъ довольно противенъ на вкусъ, они имъ давились немного, но Томъ сказалъ:
— Какъ это просто! Если бы я зналъ, что курить такъ легко, я научился бы уже давно!
— И я, — сказалъ Джо. — Плевое дѣло!
— Сколько разъ смотрѣлъ я, какъ люди курятъ, и думалъ: хотѣлось бы и мнѣ, если бы я съумѣлъ, но я всегда думалъ, что не съумѣю, — продолжалъ Томъ. — Вѣдь я уже такой, неправда-ли, Гекъ? Не говорилъ-ли я тебѣ тѣхъ словъ много разъ?… Вотъ, пусть онъ скажетъ. Говорилъ я?
— Даже цѣлую кучу разъ, — отозвался Гекъ.
— Видишь? Дѣйствительно, сотни разъ, — продолжалъ Томъ. — Вотъ, хотя бы тамъ у бойни… помнишь, Гекъ? Бобъ Таннеръ былъ еще съ нами, и Джонни Миллеръ, и Джэффъ Татшеръ; всѣ они были, когда я говорилъ. Ты припомни хорошенько, Гекъ, какъ именно я говорилъ, припомни все.
— Что же, помню, — подтвердилъ Гекъ. — Это было на другой день послѣ того, какъ я потерялъ бѣлую сплавку… Или нѣтъ, наканунѣ.
— Ну, вотъ, моя правда, значитъ, — сказалъ Томъ. — Гекъ помнитъ все.
— Я готовъ курить трубку хоть каждый день! — произнесъ Джо. — Вовсе не тошнитъ.
— И меня не тошнитъ, — сказалъ Томъ. — Я могъ бы курить даже цѣлый день сряду. А вотъ Джэффъ Татшеръ не справился бы, даю слово.
— Джэффъ Татшеръ! Куда ему! Два раза потянетъ… и шабашъ. Пусть попробуетъ и увидитъ!
— Непремѣнно. Да и Джонни Миллеръ тоже. Хотѣлось бы посмотрѣть, какъ онъ станетъ налаживаться!
— Хотѣлъ бы и я, — сказалъ Джо. — Гдѣ уже ему, Джонни Миллеру! Затянется разъ, тутъ и конецъ ему.
— И говорить нечего, Джо. А славно было бы, если бы мальчики насъ теперь увидали!
— Да, славно бы.
— Слушайте, ребята, вы молчокъ обо всемъ этомъ, а когда-нибудь, когда всѣ сойдутся, я подбѣгу и скажу: «Джо, нѣтъ-ли съ тобою трубки? Хочется затянуться»! А ты скажешь такъ, какъ будто тебѣ нипочемъ: «Да, моя старая трубка со мной, да и новую я завелъ, только табакъ у меня не то чтобы очень хорошъ…» А я отвѣчу: «Не бѣда, былъ бы только крѣпокъ». И тогда ты вытащишь трубки, и мы закуримъ, а они-то глаза выпучатъ!
— Отлично будетъ, Томъ! Жаль, что это не теперь уже!
— Да, жаль. А когда мы еще разскажемъ имъ, что научились курить, когда были пиратами, то-то имъ будетъ завидно, что и ихъ съ нами не было!
— Еще бы! Можно объ закладъ биться!
Разговоръ продолжался такимъ образомъ, но скоро онъ сталъ слабѣе, какъ-то отрывистѣе, Перерывы въ немъ увеличивались, съ чѣмъ вмѣстѣ усиливалась и необходимость отплевываться; каждая пора на внутренней сторонѣ щекъ у мальчиковъ превратилась въ извергающійся фонтанъ; они едва могли оградить отъ наводненія подвалъ подъ своимъ языкомъ; въ горлѣ у нихъ уже выступала вода, какъ изъ подъ земли въ трубахъ, сопровождаясь каждый разъ внезапной икотой. Оба мальчика были блѣдны и жалки на видъ; Джо выронилъ, наконецъ, трубку изъ своихъ ослабѣвшихъ рукъ; вслѣдъ за нимъ и Томъ. Оба фонтана напружались болѣе и болѣе, помпы откачивали воду, какъ могли… Наконецъ, Джо проговорилъ слабымъ голосомъ:
— Я потерялъ свой ножичекъ. Лучше мнѣ его поискать.
Томъ замѣтилъ на это, едва выговаривая слова и съ дрожащими губами:
— Я тебѣ помогу искать. Иди этой дорогой, а я кругомъ, черезъ ручей… Нѣтъ, Гекъ, ты оставайся… мы сами найдемъ.
Гекъ усѣлся опять на мѣсто и прождалъ цѣлый часъ. Соскучившись, онъ пошелъ розыскивать товарищей. Оба они были въ разныхъ концахъ рощи, оба очень блѣдны и въ какомъ-то полуснѣ. Но кое-что удостовѣрило Гека, что если имъ было не по себѣ, то они уже нашли облегченіе, и Джо, и Томъ, были не разговорчивы за ужиномъ; оба они точно чего-то стыдились; а когда Гекъ послѣ ѣды набилъ себѣ трубку и хотѣлъ услужить тѣмъ же имъ, они отклонили это, говоря, что чувствуютъ себя не совсѣмъ хорошо: что-то, съѣденное еще за обѣдомъ, разстроило ихъ немного…
Около полуночи Джо проснулся и окликнулъ товарищей. Въ воздухѣ было что-то томительное, зловѣщее. Мальчики поднялись и подсѣли тѣснѣе къ привѣтливому огоньку, несмотря на удушливый зной атмосферы. Они сидѣли молча, прислушиваясь и выжидая. Свѣтился только костеръ, все кругомъ было погружено въ полную темноту. Вдругъ, что-то слабо сверкнуло, освѣтивъ на мгновеніе листву, и снова пропало. Потомъ заблестѣло опять, уже посильнѣе; потомъ, опять и опять. Что-то слабо прогудѣло въ лѣсной чащѣ, провѣяло мимо мальчиковъ и они дрогнули, подумавъ, что это пронесся самъ духъ ночи, Наступила опять тишина. Вдругъ все освѣтило, какъ днемъ, такъ что можно было разглядѣть всякую былинку, которая росла у ногъ мальчиковъ, — можно было тоже увидѣть три блѣдныя, испуганныя лица. Сильный ударъ грома раздался въ небѣ, раскатился и замеръ глухимъ рокотомъ вдали. Холодный вѣтерокъ пронесся по чащѣ, порывисто разметая листья и пепелъ возлѣ костра, новый страшный пламень озарилъ лѣсъ и въ тоже мгновеніе грянуло такъ оглушительно, что, казалось, вершины деревьевъ пригнулись къ самымъ головамъ мальчиковъ. Они прижались другъ къ другу, объятые ужасомъ. Крупныя, отдѣльныя капли дождя зашуршали по листьямъ.
