— А они, представьте, рассчитывают как раз на обратное, кататься, — с улыбкой, будто и сам не веря в успех ребячьей затеи, сообщил Савелий Дмитриевич.
— Пусть надеются, — подхватила Инна Васильевна почти обрадованно, — это даже к лучшему. Тем крепче они призадумаются, когда поймут, что ничего у них не выйдет.
— Большую боль это иногда причиняет, многих слез стоит, — заметил Савелий Дмитриевич. — Вы, значит, этого им желаете?
— Да, — решительно подтвердила она, — случается, что нет другого способа излечить человека, как только причинив ему боль. — Уже стоя на пороге, она заключила: — А когда недуг, так сказать, моральный, то чем больнее — тем полезнее.
* * *
Мотоцикл рос медленно. Надо было клеить камеры, смазывать втулки, промыть и просушить бензиновый бак, выверить руль. Каждую деталь приходилось исправлять и подгонять. Досадные помехи иногда надолго задерживали работу.
Наступил все же день, когда мотоцикл был собран.
Он стоял посреди мастерской, опираясь на два деревянных козлика, похожий на инвалида на двух костылях. Переднее колесо несколько у́же заднего, да и диаметром поменьше, вследствие чего машина имеет небольшой наклон вперед. Обод переднего колеса белый с зелеными полосками, словно цветной носок на ножке кокетливой девушки, зато задний обод грязно-серый, и на него лучше не глядеть. Но удивительно, что именно он бросается в глаза, как и обильные тусклые пятна на раме. Фара еще без лампочки, нет сигнального рожка. Бак заткнут деревянной пробкой, обмотанной носовым платком.
При всех этих недостатках ребята все же не променяли бы свое творение на новую машину… Ну, если бы кто-нибудь стал очень настаивать, они, пожалуй, согласились бы отдать его непарные колеса за пару колес от нового мотоцикла, заменить руль, да и поменяться рамами тоже…
— Все это мелочи, а вот что переднее колесо туго вращается — это скверно, — озабоченно говорит Николай. — Надо втулку разбирать… Сделай это завтра сам, — неожиданно предлагает он Леве, — мне надо бабушке помогать.
— Конечно, сделаю, — без колебаний отзывается тот.
Погода на следующий день выдалась отличная. Солнце взошло чуть ли не на целый час раньше, чем обычно. По крайней мере, так показалось Леве, разбуженному его первыми лучами. Быстро одевшись, он на цыпочках выскользнул из комнаты.
Лева уже умел разбирать велосипедные втулки и считал себя в этом большим знатоком. Но втулка от мотоцикла оказалась куда сложнее, и когда она при содействии Левы рассыпалась на множество мелких деталей и те покатились по столу и на пол, он невольно растерялся. Исползав на коленях весь пол, он собрал все, что выпало из втулки, перечистил и смазал эти детали и стал собирать их воедино. Но втулка «не собиралась», части не укладывались на те места, где им надлежало находиться. То ли Лева неправильно их складывал, то ли не все нашел, но в собранном виде ось так плотно заклинивалась, что повернуть колесо не было никакой возможности. Когда же он немного отпускал гайку, шарики внутри подшипника рассыпались. Перебрав несколько вариантов, поменяв местами конуса, гайки, шайбы, поместив тормозные колодки с одной стороны оси, потом с другой, Лева, к ужасу своему, убедился, что с задачей ему не справиться. Собрав все внутренние части втулки в носовой платок, он побежал вниз, смело распахнул дверь в комнату механизаторов, где давно не был, и не узнал ее.
Полотняные занавески на окнах сияли белизной, стол был накрыт чистой простыней, на спинках коек висели чехлы. И нигде ни одной лишней вещи. Пол выскоблен добела, как умела одна Инна Васильевна. И воздух в комнате был совершенно иной — не пахло сапожным кремом, не раздражал запах махорочного дыма.
Даже Савелий Дмитриевич, который поднялся навстречу из-за тумбочки, за которой он что-то писал, был не таким, как всегда. Он предупредительно, как милиционер на перекрестке, поднял руку:
— Стой!.. Куда идешь?
— Куда, куда, — смутился Лева, чувствуя обиду. — Не видите?
— Ты по личному делу или по служебному?
— По служебному… Я втулку принес… капризничает она, вот я и прошу…
— Просить будешь потом, — оборвал Савелий Дмитриевич хотя и резко, но с дружеской улыбкой, — а прежде выдь да вытри ноги о половичок — вероятно, заметил его при входе? Да постучи в дверь три раза согнутым пальцем. А как услышишь в ответ «войдите», тогда и входи. — Опасаясь, как бы Лева не обиделся за суровую встречу, он смягчился: — Так и быть, на первый раз прощается. Так в чем дело?
Лева держал в руках узелок и не знал, куда его положить. Он еще раз оглянулся, спросил:
— Зачем у вас так чисто? Входить не хочется.
— Сами, — не без гордости сообщил бригадир, — сами все сделали… С помощью Инны Васильевны, конечно… Санитарных врачей ты когда-нибудь видел?.. Как они, придя в столовую, ковыряются в каждой щели, считают каждую муху, а потом составляют длиннющее такое стихотворение, в котором каждая строка кончается припевом: «штраф сто рублей»?
— Не видел я санитарных врачей, — покачал Лева головой, не понимая, какое отношение имеют они к его втулке.
— И хорошо!.. Считай, однако, свою мамашу за трех таких врачей. Ну, показывай свое горе.
Он расстелил на полу газету, и Лева развернул на ней свой узелок. Сидя на корточках, они рассматривали детали втулки. Савелий Дмитриевич одним пальцем рассортировал их, показал, как они должны укладываться внутри втулки, потом снова смешал все:
— Собирай теперь!
Но Лева уже понял. Торопливо собрав все в платок, он убежал.
В этот-то момент он и столкнулся в коридоре с матерью.
— Скажи, куда ты так рано собрался? И что ты несешь в платке?
Встреча явилась для Левы полной неожиданностью. Так как в прошлом он никогда не встречал матери в столь ранний час, ибо в это время еще находился в постели, то он даже не предусмотрел возможности такой встречи. Совершенно жалкий стоял он перед матерью, и узелок, который он не успел ни убрать за спину, ни сунуть за пазуху, ни бросить куда-нибудь в темный угол, а держал обеими руками впереди себя, дрожал у него в руках.
Большим испытанием была эта встреча для Левы. Надо ответить матери, что в узелке, а это значит — выдать их тайную мастерскую. Отделаться какой-нибудь полуправдой, сказать, например, что он случайно нашел мотоциклетную втулку и заинтересовался ее устройством? Нет, это искушение Лева сразу же отбросил — вдруг она отберет у него узелок, чтобы вышвырнуть его на свалку, как раньше пыталась поступить с колесами и рамой? И ведь в конце концов выйдет же наружу, над чем они все эти дни трудились, узнает об этом и мать. Так не лучше ли теперь сказать ей все?
Бледный Лева не спускал полного отчаяния взгляда с холодного лица матери.
Великим испытанием была встреча и для Инны Васильевны. Возможно ли, чтобы пагубное увлечение испортило Леву до такой степени, что он станет сознательно обманывать ее? Она старалась придать своему лицу выражение полного безразличия, даже скуки. Но глаза ее глядели требовательно.
— Это… от мотоцикла… мы собираем, — прошептал Лева белыми губами. Он развернул свою ношу. Инна Васильевна, видимо, спешила, потому что не стала даже смотреть. Она уступила ему дорогу и пошла по своим делам.
Пришел, наконец, день, когда ребята могли приступить к испытаниям своего творения.
Накануне вечером по совету Савелия Дмитриевича и при его помощи они перенесли мотоцикл в сарай. Здесь в последний раз все проверили, протерли от пыли раму и спицы, накачали колеса, залили бензин в бачок, укрепили седло.
Николай, словно капитан, снаряжающий корабль в далекое плавание, предусмотрел все. Небольшая уродливая жестяная коробка, подвешенная к раме на двух стяжках, битком набита гаечными ключами, отвертками, болтиками и другими столь же необходимыми вещами. Одним словом, ничего не упущено.
И все же ночь перед испытанием была, пожалуй, самой беспокойной в жизни каждого из них. Николай снова спал у Левы. Они разговаривали, Лева задавал бесконечные вопросы о взаимодействии частей мотоцикла и сам же на них отвечал. Николаю оставалось только поддакивать.
Уснули они, в конце концов, или нет — сказать трудно. Замолчать — замолчали, но очень может быть, что и с закрытыми глазами каждый из них продолжал придирчиво осматривать мотоцикл, еще раз взвешивая все шансы на успех предстоящего испытания.
Как только начало светать, оба поднялись с таким видом, будто всю ночь подстерегали эту минуту.
— Куда ты? — спросил Лева Николая, принявшегося натягивать брюки.
— Выйду на двор, что-то голова разболелась… А ты куда? — спросил тот в свою очередь, потому что и Лева протянул руку к одежде.
— Тоже выйду.
Спустя минуту они, обгоняя друг друга, мчались по коридорам, будя своим топотом жильцов…
