У Эммы из-под ног выскользнула юркая ящерица.
— Лови, лови, Эмма!
Эмма упала на живот, но ящерица шмыгнула под пень.
— Эх, упустили!
Они сели караулить ящерку. Солнце припекало. Запахло нагретой землей. Помятые подснежники опустили головки. Сорока встрепенулась.
— Пошли, девочки, надо цветы в воду поставить.
— Ты, Зоя, что будешь делать? — на ходу осторожно спросила Эмма.
— Пойду в библиотеку.
— Ты «Пионерку» не читай, — выпалила Мартышка, — потому что, потому что…
Сорока и Эмма свирепо взглянули на нее.
— Там потому что ничего нет, — смутилась Мартышка.
— Там продолжение есть…
— Ничего там нету, — в отчаянии сказала она. — Знаешь что? Побежим наперегонки.
Они помчались к школе. Усталые, задыхаясь, подбежали к крыльцу. Первыми Сорока и Мартышка, Эмма с Зоей чуть-чуть отстали. Из двери выскочил Миша-санитар, возбужденный, потный. Его брови прыгали, черные глаза горели. Он размахивал газетой.
— Ой, ребята, — закричал он, — читали? Одного кинооператора тигр…
— Рябов! — отчаянно крикнула Сорока, вырывая у него газету, и сердито показала на подбегавшую Зою.
Та как будто не слыхала, зато услыхали ребята. Они окружили Рябчика.
— Какой кинооператор?
— Где про это написано?
— Да я сказал не кинооператор, а кино… кино… ну, как это… Ну вот, который еще… — выпутывался Рябчик.
— Снимает, что ли? — подсказывали ребята.
— Да не снимает, а это самое… Ну, как ее… ну… убирает.
— Киноуборщик? — спросил мальчик из третьего «Б».
— Ну да, — обрадовался Миша, — киноуборщик.
— И что он?
— Да ничего особенного, просто так, про него пишут, и всё.
— Выдумал какого-то киноуборщика! — презрительно сказала Эмма. — Пойдем, Зоя.
И они побежали ставить в воду цветы.
— Да ведь я не знал, что это ее отец, — оправдывался смущенный Миша. — И ведь это давно было. А сейчас написано, что ему лучше.
Но Сорока наступала, развернув скомканную газету.
— Видишь, Голубев фамилия и на Дальнем Востоке. Эх ты, «справочное бюро»!
Она хлопнула его по лбу газетой и убежала. На дороге ее перехватила Софрончик:
Не рвать, не брать,
Вашу зелень показать!
Сорока растерянно шарила по карманам. Когда кто-нибудь просил показать зелень, обязательно надо было показать что-нибудь зелененькое, иначе проспоришь. С Софрончиком Сорока поспорила на открытку, и уже несколько дней они ловили друг друга. И вот теперь у нее не было зелени. Уже Софрончик залилась торжествующим смехом, как вдруг растерянная Сорока заметила маленький зеленый стебелек от подснежника, застрявший в ботинке. Она радостно выхватила его и ткнула в нос Софрончику.
— Пожалуйста!
У Софрончика вытянулось лицо, и она побежала ловить еще кого-нибудь.
Не рвать, не брать,
Вашу зелень показать! —
задорно закричала она, налетая на Мартышку.
А Сорока завернула стебелек в бумажку и спрятала в карман.
Вечером, когда Зоя вместе со всеми шла в душевую, ее остановила Клавдия Петровна.
— Пойди сюда, Зоя. — Она отвела ее в сторонку. — Все, все знаю! — торжественно сказала Клавдия Петровна.
Зоя тоскливо переступила с ноги на ногу.
Клавдия Петровна неожиданно обняла ее.
— Глупенькая! И подумать только, вдруг бы ты убежала! — Она горячо поцеловала Зою в лоб и пригладила коротенькие светлые волосы. — Ах боже мой, вдруг бы такая вещь случилась из-за очков!
Клавдия Петровна, взволнованная, отпустила Зою и мелкими шажками пошла в спальню.
К нам приехал парикмахер,
Стал ребяток подстригать.
Как узнала это Ида,
Припустилась убегать.
Плачет Ида тут и там:
«В прошлый раз я подстригалась,
Ну теперь уже не дам».
Под стихотворением Занька нарисовал Мартышку. Волосы у нее стояли дыбом, из глаз текли извилистые ручьи. Лицо было густо усеяно веснушками. Она махала руками, а свирепый парикмахер заносил над нею огромные ножницы.
Этим стихотворением начиналась стенгазета третьего «А». Сочинил его Прокопец.
Стихотворение про Заньку сочинил Подколзин.
Это что за ученик?
Это что за баловник?
На уроке он сидит
И болтает и кричит.
Здесь урок естествознанья,
А у Занина читанье.
Надо Заньку подтянуть,
Вывести на верный путь.
Под стихотворением подписано: «Это все было до соревнования, а теперь Занин на уроке сидит даже очень хорошо».
Стенгазета получилась очень красивая. Около нее столпились и ребята и педагоги.
Тетя Соня руками развела от удивления.
— Молодцы, молодцы! Великолепная газета! Стихи интересные, а цветы так и хочется понюхать. Кто это такой художник?
— Вот она, это Зоя! — разом закричали ребята.
— Ты, Зоя? — удивилась тетя Соня.
Вдруг тревожно забил барабан: там-тара, там-там. Тоскливо заиграл горн. Тревога! Тревога!
На секунду все остолбенели, потом подпрыгнули и помчались в раздевалку. Дрожащими руками надевали пальто. Руки не попадали в рукава, шапки не завязывались, а края калош, как назло, загибались.
Надевали варежки и застегивали пуговицы на ходу.
— Скорей, скорей!
У кого-то пропала калоша, кто-то не мог найти варежки.
— Дайте, у кого шапка лишняя есть! Моя куда-то девалась, — ныл толстяк из второго класса.
У вешалки растерянно топтался длинный пионер.
Он был в тапочках, потому что ботинки зашнуровывать не хотелось. А теперь, как пойти на тревогу в тапочках?
Его толкали, а он все стоял и думал. Наконец махнул рукой, сунул ноги в тапочках в калоши и побежал в зал.
Там отряды выстраивались на линейку. Тонечка по часам отсчитывала минуты. Педагоги, сестры, тетя Соня, Марья Павловна с улыбкой наблюдали за этой суетой.
Третий отряд стоял полностью и с торжеством посматривал по сторонам. В других отрядах нехватало многих. Они всё еще копошились у вешалки.
— Ура, — крикнул Занька, — мы первые будем! Опять нашего пионера передвинут!
Подколзин еще раз обошел линейку, вожатые еще раз пересчитали звенья, ребята еще раз проверили пуговицы на пальто. И вдруг гордый своим отрядом председатель увидел в открытую дверь зала, как из пионерской комнаты выскочил со своим ящичком взъерошенный Печенька и помчался к вешалке.
Сомнения нет: это он, вечно рассеянный изобретатель. Бил барабан, трубил горн, шумели ребята, а он привинчивал гайки…
Подколзин топнул ногой и набросился на Прокопца:
— А еще говорил, все в звене, Прокоп несчастный!
Ребята завертелись, как на иголках.
— У, подводила!
— Да ну его, этого Печеньку!
Занька не выдержал.
— Балда! — прошипел он сквозь зубы и погрозил кулаком в пространство.
Секунду за секундой отсчитывали часы последнюю минуту. Тонечка направилась к двери. Опоздавшие должны были выстроиться отдельно.
Третий отряд бесновался. Ребята визжали, подпрыгивали и махали руками, потому что по коридору мчался бледный изобретатель в чьих-то громадных калошах, в шапке набекрень, но застегнутый на все пуговицы.
— Ура, ура, Печенька! — орали ребята.
— Скорей, скорей!
И все было бы хорошо, как вдруг чужая калоша отлетела в сторону, изобретатель споткнулся, и из-под пальто выскочил драгоценный ящичек. Ящичек раскрылся, и винты, гайки и пружинки раскатились по полу.
Изобретатель бросился подбирать, а Тонечка закрыла дверь. Последняя минута истекла. Все было кончено.
У Зои на глаза навернулись слезы.
— Противный изобретатель! Теперь нам «плохо» поставят.
— Отряды, смирно!
Третий отряд, глотая слезы, стал смирно.
У двери выстроились опоздавшие. Среди них стоял растерянный Печенин, в одной калоше, с ящичком подмышкой.
— Сколько опоздавших? — спросила Тонечка.
Опоздавшие переминались с ноги на ногу и сконфуженно смотрели в пол. Особенно был смущен изобретатель.
— У нас только Печенюк опоздал, — с упреком сказал Подколзин.
Печенька затоптался на месте.
— Понимаете, я сидел в пионерской комнате и думал, это просто ребята горном балуются, а потом смотрю — все бегут, ну и я побежал!
Ребята и взрослые дружно захохотали. Такое смешное было лицо у изобретателя, напуганное, виноватое, испачканное углем, и руки тоже в черных пятнах.
— Ты, изобретатель! — сердито крикнул Занька. — Из-за тебя нас не передвинут.
Санитары, сестры и тетя Соня обходили ребят, проверяя одежду, руки и уши.
Печеньку сейчас же послали мыться. Длинного пионера из четвертого класса выставили на середину, и все увидели, что он в тапочках.
